И только она приступила к чтению, как услышала сдавленный стук за окном. Медленно отодвинула свечу от стекла, затем задула её и приподнялась, чтобы увидеть ступени перед входом в дом. Приоткрыла створку.

Там стоял незнакомый мужчина, переминаясь с ноги на ногу и ожидая, чтоб ему открыли дверь. Сверху трудно было судить о его росте, но как только Филиппа отворила дверь, стало очевидно: он – статный великан.

– Что вам нужно? – шептала кухарка так тихо, как только умела. – Все уже по кроватям разбрелись.

– Я хочу её увидеть, – ответил незнакомец густым, невозмутимым басом.

– Ночь того и гляди луну даже проглотит, а он речи вести собрался! Окститесь, с зарёй виднее слова будут, на бодрую голову наговоритесь! Идите, пока вас кошки дворовые не покусали! – Филиппа вспомнила недавнюю фразу от Бетти, которая показалась ей довольно угрожающей.

Но мужчина спокойно пропустил стращание мимо ушей.

– Мне нужно будет с утра отлучиться по рабочим вопросам, и вообще, в перерыв, что длится у меня лишь полтора час в обед, нам с женой надо ещё успевать перевозить вещи и приобретать новые – ведь сами знаете, в какой хлам нас поселили.

– Я вас никуда не селила, – вскипала Филиппа, – это вы мне на голову свалились посреди ночи, а добросовестной кухарке и не до вас вовсе: я только нервы перевела и хозяйку успокоила. – Она прекрасно знала, что это сделала Бетти, но при незнакомце, ради красного словца, не смогла удержаться.

– Как можно молча, не соблюдая правил приличия, переселиться и начать добрососедские отношения?

– Какие-какие отношения?! – повысила голос кухарка, но тут же осеклась и продолжила повизгивающим шёпотом: – Мне хоть и было велено пореже правду-то богачам растолковывать, но я вам скажу прямо в лоб (подняла она голову до ломоты в шее): хозяйка передала, чтоб вы катились к чёрту в село за бугром, извините за цитату от себя! Или просто повторю: уходите по-хорошему.

– Я ожидал примерно такого приёма здесь, поэтому вы меня не переубедите. – Человек сделал шаг ко входу.

Филиппа побагровела, прикрыла рукой позади себя дверь и, словно распыхтевшийся от чрезмерного количества угля в топке паровоз, начала тараном наступать на незваного гостя.

Мужчина не ожидал такого напора и автоматически попятился. Но напористая кухарка двигалась быстрее и начала подталкивать его прочь от двери крепкими, уверенными рывками.

– Я вам покажу, как тревожить уснувшие соседские дома, хулиган! Ишь ведь какой прыткий! Я его в первый раз под боком увидела, а он без спроса уже внутрь прошмыгнуть вздумал! Говорю: ведь спят все уже!

Выглядело всё довольно комично – с ростом няни и высотой «гостя», – но он всё продолжал отступать, и, когда отошёл на приличное расстояние от дома, Липпи топнула ногой, да ещё погрозила кулаком для пущего вида. Увидев, что «гость» уходит, она направилась назад к двери и всё бормотала: – Филиппу пугать он вздумал! Вроде в летах уже, а ведёт себя как несносный мальчишка… – и тому подобное.

Но Великан, уходя, повернулся и сказал скорее устало и чтобы оставить последнее слово за собой:

– В любом случае, этого не избежать. Можете так и передать своей хозяйке: я не отступлю и уезжать отсюда не собираюсь. Она будет со мной говорить, независимо от того, желает ли она этого или нет.

Услышала ли последнюю фразу Филиппа, неизвестно.

А Элли только сейчас пришла в себя – так сильно погрузилась в эту сцену, что упустила счёт времени.

«Няня для меня – всегда воодушевляющий психологический пример выдержки, напора в отстаивании своего мнения, – думалось ей, – этого и с годами у неё не убавилось (если не прибавилось), а вот незнакомец меня разволновал: что же нужно ему? Неужели теперь с такими непонятными соседями придётся жить?

Хотя что-то явно начинает для меня проясняться: Липпи ходила в Руину, чтобы копию ключей оставить новым постояльцам (а теперь, может, и жильцам) и некоторые вещи первой надобности на первое время, пока те свои не перевезут.

Ещё теперь будет сложно в тот дом попасть, но я знаю, что соседи будут отлучаться в одно и то же время; остаётся лишь завтра повнимательнее следить за ними и узнать в какое…»

На этом она успокоилась и заметила, что снова взяла в руки книгу.

Следующее, что произошло, удивило её еще раз. Из книги выпала закладка! Но Элли не успела заметить, из какого места. Она и представить себе не могла, кто мог бы читать такое! Загадки с новой силой зашелестели в голове. Нетерпеливыми движениями она начала тщательнее листать огромные страницы и – да!.. Ещё одна! На этот раз она ясно видела выделенный карандашом текст с заголовком «Как управлять людьми»…

Ночь была длинной. Элли ворочалась, как в бреду, и всё ей мерещились старинный дом, призраки, живущие в его запертых комнатах и пугающие постояльцев, плачущая мама и Бетти рядом с ней, расплывчатый таинственный силуэт в лохмотьях, читающий её книгу, и многое другое. Ещё утро не до конца растеклось по небосклону, а девушка уже выскочила из кровати и побрела привести себя в порядок, так целиком и не очнувшись от мешанины в голове.

В коридоре она наткнулась на мажордома.

– Доброе утро, Бетти. Чего ты спозаранку-то встала сегодня?

– Доброе. На самом деле ты, наверное, забыла, что твоя мама любит просыпаться и выпить ещё до завтрака чашечку свежего кофе, но холодного, как ей непременно нравится. А ты же понимаешь, что готовится он горячим, – вот и приходится вставать на час раньше и оставлять рядом с миссис, на её прикроватном столике. А вот почему ты не доспалась до завтрака – это настоящий вопрос.

– Я была слегка напугана вчера вечером, – приврала Птичка, чтобы надавить на чувства и точно добиться какого-то объяснения случившемуся. – Ты не слышала? Когда все легли спать, приходил некий мужчина, и его прогнала Липпи. Он так настойчиво рвался в дом, что у меня поджилки затряслись! Зачем он мог явиться в такой поздний час, как думаешь?

– Не слышала, но я в курсе, что он ещё вечером собирался зайти, а его на работе задержали какие-то дела. Вероятно, он волнуется насчёт дома – хочет как можно скорей уладить бумаги, чтобы уже со спокойной душой на законных правах въехать. Или хотя бы услышать обещание миссис Пёрк отдать дом, ведь она почему-то холодно приняла весть о нём – неприятным человеком, что ли, он ей показался.

– А по-твоему как?

– Я считаю его обычным постояльцем. Мне дела нет до соседей.

– А кто он, Бетти? Он надолго перебирается сюда?

– По-моему, он говорил, что собирается с женой кардинально поменять образ жизни, включая и место проживания, – хочет многое оставить в прошлом. А отсюда можно сделать вывод, что они имеют планы на наш старый особняк, и, скорее всего, дальновидные. – Тут она задумалась, что-то припоминая. – Поэтому можешь запомнить их имена: А́йзек и… Поли́н, если не ошибаюсь.

Элли знала, что раз Бетти произнесла это вслух, то вряд ли она ошибается.

– А чей это был особняк-то? Почему я ничего о нём не знаю?

– Мало кто хочет вспоминать его историю. Но раз ты уже взрослая, – здесь тон Бетти издал нотки вкрадчивости, – то приходи посекретничать после завтрака.

Она подмигнула Элли и прошла в комнату миссис Пёрк.

Минут через десять девушка вернулась в спальню и потратила оставшееся время, разглядывая найденные в книге закладки.

Первая – белая, выпавшая вчера из страниц, – лежала перед ней на столе: ровно вырезанный кусочек довольно дорогой бумаги, на которой пишутся письма в важные инстанции либо близким людям на долговечную память; плотная, гладкая, приятная на ощупь.

Элли открыла книгу со второй, синей; выглядела она как случайно, резко оторванный клочок с шершавыми, лоснящимися краями, тоже из плотной, но будто прессованной, более дешёвой бумаги; явно не для писем.

«Это и кажется подозрительным. Можно с лёгкостью думать о человеке, читавшем этот том, о мыслях, которые он выделил закладками, чтобы возвращаться к ним при необходимости, но зачем ему использовать разные? Может, он просто в разное время, в разных комнатах использовал то, что было под рукой, или… – что гораздо интригующе – читавших было двое. Были ли они знакомы? А может, как и я, спустя несколько лет кто-то открыл книгу и, найдя заложенную страницу, не стал выбрасывать чужую метку, чтобы первый читатель, даже по прошествии долгого времени, мог снова вспомнить, на каком именно месте застыла его мысль».