Пробившиеся на главную сцену персонажи, рискнувшие взять на себя роль публичных – всем известных и всеми обсуждаемых – людей, вызывают время от времени чувство зависти у статистов; но кто же виноват, что в своё время не хватило аутсайдеру смелости и упорства – пусть и авантюризма даже, – чтобы вырваться из своей мелкой роли, изумив этим друзей и знакомых? Хотя, надо отметить, встречаются среди нас и те, кому выйти на ярко освещённую сцену и громко произнести свой монолог мешает чувство стыда и брезгливости – брезгливости к процессу лицедейства из-за сопровождающего его неизбежно обмана.
«Весь мир – театр…», – справедливо утверждал гениальный Уильям Шекспир, попав в самую что ни на есть «десятку», так как начальный период превращения дикаря в человека не мог бы даже и состояться де-факто, если бы не интенсивное обучение его с помощью театрального действа.
Какие пьесы писали тогда для своих подопечных астронавты, мы можем представить себе, естественно, лишь в общих чертах, понимая сложность процесса воспитания человека тем более хорошо, что тайное устройство его не позволяет ему родиться с багажом знаний и опытом предыдущих поколений, и судьба каждого из нас зависит напрямую не только от воспитания родителями и наставниками, но ещё и от влияния средств доставки информации, которые стали теперь, к сожалению, – зачастую бесконтрольно и трагически, без на то морального права, – главными участниками процесса создания члена современного общества.
Мне кажется, что вопросы высокой нравственности и социальной ответственности, вопросы общественных, семейных отношений и кровной заинтересованности индивида в построении духовно и экономически сильного государства были в те времена на первом месте. В наше же время очевидно, что те, кто занялся внедрением в сознание сотен миллионов насилия, ужаса, секса, извращений и необходимости убивать, убивать и убивать, проходя уровень за уровнем, добиваются массовой деморализации мирового сообщества – и получают массовые убийства в духе американских или норвежских трагедий, кровавые по своей сути и направленные против цивилизации бунты и – как первую ласточку – группу военнослужащих США, задумавших, пройдя уровень за уровнем, добраться до Президента своей страны, чтобы убить его. Вот что получается, когда «жёлтый дьявол» обретает полную свободу, в значительной степени разрушив и продолжая разрушать человеческую мораль, – и не имеет уже (после распада СССР) никакого нравственного противовеса в мире.
В мифах и трагедиях, написанных в Древней Греции и Древнем Риме, боги наравне с людьми являются действующими лицами пьес, наблюдающими с Небес или с горы Олимп за похождениями героев-любимцев на грешной Земле. Иногда они не только инициируют действия главных персонажей, но ещё и напрямую помогают своим протеже одерживать победы, рискуя этим назвать на себя гнев Зевса, запрещавшего из соображений морали вмешательство богов в дела земные. Однако зачастую и сам Зевс помогает своим земным любимцам, вынужденно противодействуя козням других обитателей Олимпа.
Здесь, мне кажется, явно проглядывают дошедшие до нас сквозь тысячелетия и несколько искажённые временем воспоминания первых атлантов о своей – напоминавшей более всего нескончаемую пьесу – жизни в первые три с половиной века создания государства. Всем им тогда приходилось быть и актёрами, и зрителями; и театр со сцены плавно перетекал на улицы и в дома, а потом – вновь на сцену. Счастливое время это, равноценное – по результату развития цивилизации – нашим шести или более тысячам лет и отмеченное постоянной поддержкой атлантов астронавтами, навсегда, таким образом, врезалось в память человечества в виде, к сожалению, не повторявшегося уже более «золотого века» и послужило основанием для давней «голубой мечты» людей о чуде – чуде второго наступления его на Земле и волшебно счастливой и долгой их жизни.
Знали ли Дети Бога, улетая, что детищу Их уготована вскоре жуткая судьба? Трудно сказать наверняка, но вечно терзаемая орлом печень – это образ страданий Прометея от скорбного пути и гибели подопечных его.
В одну ночь улетели астронавты с горы Богов, которая была их ночным пристанищем на Атлантиде. Сейчас всё, что осталось от неё – это остров Шпицберген. Но я не верю в то, что они знали о катастрофе заранее, тем более не верю, что это их приговор и кара; или же – уничтожение селекционером неудачного материала; и ещё невероятней, что это – карающая длань Всевышнего. Высшие Силы не занимаются смертными приговорами и их исполнением. Наше будущее полностью зависит от целей, которые ставит перед собой само человечество, и, соответственно – от логики развития цивилизации.
Голые скалы горы Богов, надёжно скрывавшие от любопытных атлантов частную жизнь астронавтов, внезапно опустели, и атланты, потерявшие в один миг опекунов, учителей и друзей, оказались в положении ребёнка, оставшегося без родителей и няньки и вместо ожидаемой от полной свободы радости получившего шок от абсолютной неопределённости своих дальнейших действий.
Благодаря хорошо отлаженной астронавтами государственной машине хаоса удалось избежать, но внутреннее недоумение, вызванное исчезновением стального сверхнадёжного стержня, который, уходя в неведомую, но очень заманчивую, обещавшую ещё больше захватывающе интересного, чем сегодня, даль, наматывал на себя аккуратными витками спирали дни, месяцы и годы жизни – это полное, надо сказать, недоумение отзывалось теперь противной и чуть ли не ощутимо гулкой пустотой внутри грудной клетки каждого атланта.
И потом – до самого конца, до полного краха, до катастрофы – атлантам всё время казалось, что на них с горы Богов непрерывно смотрят астронавты, что вот-вот, взмахнув огромными крыльями, слетят они со своих горних высей вниз, к ним, грешным, чтобы простить их и наставить на путь истинный. А ведь это наставление и опека – вот только что! – были в полном объёме и почему-то вызывали протест в противоречивой натуре атлантов.
Мне кажется, что первое противоречие, разбившее, пока ещё только условно, атлантов на два лагеря, пролегло между теми, кто сразу искренне, горько и безутешно сожалел о полном разрыве с астронавтами, и теми, кто, поглядывая с иронией, подлой насмешкой и явным торжеством в сторону Горы, радовался своей, как они тогда считали, полнейшей теперь уже свободе.
Нельзя не заметить также, что часть атлантов, будучи и ранее не в силах воспринимать внушённую им Детьми Бога, но оставшуюся абстрактной для них идею единобожия – невидимого и вовсе неощутимого, но тем не менее где-то в непонятной для них форме существующего Творца всего сущего, никак эту свою сверхвласть над ними не проявляющего, но полного при этом Властелина всей Вселенной, – вскоре склонилась в сторону многобожия. И это тоже совсем не трудно понять: ведь громада горы Богов, возвышающаяся посреди острова, ещё хранила тепло, доброту и мудрость Детей Бога, каждый из Которых, в силу своих, безусловно, сверхчеловеческих способностей и возможностей, только что представал перед атлантами как всемогущий и всевидящий бог.
Мы должны помнить также и о том, что совсем недавно атланты делились на два-три десятка племён, нередко враждовавших друг с другом. Взаимные обиды и злоба, нейтрализованные потоком новых ощущений, на самом деле никуда не делись: как только исчезла могучая воля, увлекавшая атлантов в ежедневную радость новизны, связанной, впрочем, и с немалым напряжением сил и способностей, обиды вернулись – не в столь острой, как раньше, форме, вызывавшей межплеменные кровавые стычки, а как бы тлеющие до времени под золой.
Кроме того, то недовольство властью, что нам так легко себе представить и что делит общество минимум на две остро непонимающие друг друга части, тоже способствовало разладу в столь монолитной ещё недавно Атлантиде. Вспомним, как дети, оставшиеся без присмотра взрослых, отнимают друг у друга и делят игрушки – и ничего более для объяснения причин распада Атлантиды на два государства нам не потребуется.
Была, правда, ещё одна веская причина… можно сказать – самая веская из всех возможных причин, которые только может представить себе человек! Но она появилась несколько позже, а потому и увидим её мы несколько позже… Я бы мог, конечно, назвать её (причину эту) прямо сейчас, но это было бы не совсем честно, потому что сам я подошёл к пониманию её лишь в процессе развития моего романа с тайнами.
