Она кивнула. И непонятно, как ей мой рассказ? Наверное – не очень. Но оно и понятно – армия и женщины – две большие, абсолютно непонимающие друг друга противоположности.

Военная тематика, всколыхнувшись, подняла огромное множество всевозможных, забавных – с армейской точки зрения – историй. И я ту же продолжил, в надежде, что эта история понравиться ей больше.

– На вечерней поверке, в самом ее конце, мы поем гимн, – начал я, невольно погружаясь в совсем еще свежие воспоминания и видя перед собой плац в сумерках десяти часов вечера, строй, командира части напротив… – И наше подразделение располагалось как раз посередине строя. И я, стоя первым, всегда находился как раз напротив командира части, подполковника Белевского, шагов в пяти-шести от него. И вот мы стоим напротив друг друга, смотрим глаза в глаза, оркестр начинает играть гимн, но почему-то абсолютно на похоронный мотив, я добросовестно пою первый куплет, за ним – припев, а потом просто начинаю разевать рот, так как дальше я не знаю. И вот я стою, смотрю на командира части, тупо разевая рот, и понимаю, что он видит это, да еще эта похоронная мелодия – и от всего этого такой смех начинает меня одолевать – кое-как сдерживаюсь, напрягаюсь, чтобы не рассмеяться. Добросовестно разеваю рот все оставшиеся куплеты, давая себе твердое слово – на этот раз выучить гимн полностью. И потом мы расходимся, и я забываю про это обещание – не до него – и так других проблем выше крыши. А на следующий месяц – снова вечерняя поверка, и все повторяется заново… И так – все два года.

Я посмотрел на нее – мне было интересно, как она отреагирует? Ира тоже посмотрела на меня. Кивнула, несмело улыбнувшись.

– У меня тоже с гимном история была, – произнесла она, перехватывая разговорную инициативу. – Один знакомый, тихий такой был, молчаливый. Ну, думаю, скромный попался, – добавила она, смешно потирая руками – изобразив в лицах свое тогдашнее состояние. – И как-то его друг вдруг стал приставать ко мне. Я его, естественно, послала. А этот скромный вдруг хвать бутылку и на меня: Ах ты моего друга посылаешь?!… Такой вот скромный оказался. Потом мы всей компанией возвращались на электричке, этот скромный вдруг хвать меня за горло: Пой гимн! – Да не знаю я. – Пой. – Ну я и запела, что помнила. – Громче! – Так и пела на всю электричку. Потом его посадили – девчонку зарезал. Придурок.

Я с удивлением скосил на нее глаза, но так, чтобы она этого не заметила. Однако! – только и подумал я, мысленно покачав головой. – Хорошо, что ей попался я, а не какой-нибудь дебил. Хотя вон сколько у нее приключений! Может, у нее чутье уже выработалось?

Мы прошли мимо пустых аттракционов, мрачно чернеющих среди высоких сосен. Вышли на Александра Невского.

По пустой темной улице, гремя чем-то железным, мимо нас пролетел одинокий грузовик и чуть не облил нас грязью, в изобилии скопившейся по краям проезжей части. Я резко остановился, тормозя Иру. Потоки грязи звучно шлепнулись прямо перед нами.

– Бл..ь! – вырвалось у нее. – Извиняюсь за выражение, – скосила она на меня глаза.

Я только кивнул.

Повалил мокрый снег с дождем. Причем – довольно сильный. Неприятно повеяло резким зимним холодом. Стало темно и как-то неуютно. И мы, не сговариваясь, тут же повернули обратно. Ира была без рукавиц (мои руки грелись в карманах). Руки мерзнут. Она остановилась, достала зонтик:

– Шапка замокнет, – объяснила она, дыханием согревая руки. – Да и ты тоже.

Я невольно улыбнулся такой заботе.

– На первом месте – шапка, – пошутил я.

– Ну, естественно! – театрально всплеснула она руками.

Мы посмеялись пока Ира раскрывала зонтик. Потом я забрал его у нее, накрыл нас обоих. Она сунула руки в карманы. Прошли два шага. Чувствуя, как снег падает мне за шиворот и на левое плечо, я решительно остановился.

– Мы так под зонтик не влезем, – наконец, не выдержал я. – Возьми меня под руку и встань теснее.

Она послушно взяла меня под руку, слегка прижалась. Я левой рукой накрыл ее ледяную руку, согревая. Мы пошли дальше.

Опять, как и в первое наше свидание, она говорила всю дорогу. Рассказала про своего брата – двойняшки. Он был в детстве болезненный, маленький, и Ира его гоняла. А сейчас он подрос, стал выше ее на голову, широк в плечах. В армии сейчас. Южный – фамилия. Я запомнил. Нормальная фамилия, подумал я. У нашей классной руководительницы вообще была фамилия – Строгая!

Подошли к "Юбилейному". Снег с дождем затихли и я свернул зонтик и нес его в руках. Ира завернула во двор магазина. Дошли до школы 143, зашли в ее двор. Поднялись на мостик через большие и толстые трубы отопления – в глубоком детстве я любил по ним бегать! Остановились.

– Мы раньше компанией часто здесь собирались, – сказала она, доставая сигареты.

Закурила. Стояли молча. Снова повеяло каким-то неудобством, дискомфортом. Снова я лихорадочно принялся искать темы для разговора.

– Ты про спирт прошлый раз рассказывала, как пили на лабах, – вспомнил я, глядя вниз, на трубы. – Я тут вспомнил одни забавные истории.

Она никак не отреагировала на мои слова, молча покуривая и, облокотившись руками на перила, как-то отрешенно-задумчиво глядела вниз, на трубы. Может, вспоминала что-то, связанное с этим местом? – кольнуло меня.

– До армии по роду работ мы занимались предприятиями, имеющими дело с радиоактивными веществами. В Новосибе такое всего одно – 80-й завод, поэтому, в основном, мы ездили в командировки по закрытым городам – Красноярск-26, Томск-7… И в Семипалатинский полигон.

Она скосила на меня глаза.

– Я там не был, – тут же пояснил я, – Не знаю, чем наши там занимались. Может, датчиками радиации какими-нибудь…

Ира отвернулась.

– Мужики рассказывали… На профилактику компьютеров им выдавался спирт. Причем, качественный, питьевой, так как если разъемы протирать изопропиловым, то можно надышаться и если не умрешь, так существенно повредишь свое здоровье.

Ира снова покосилась на меня.

– Например, зрение потеряешь, – тихо произнесла она, как-бы мимоходом.

– Ну да, – согласился я, слегка удивляясь ее просвещенности в области метиловых спиртов. – Выходило около девяти литров, – продолжил я. – Начальник ВЦ хранил его в железном шкафу в трехлитровых стеклянных банках. И вот как-то в ночную смену наши мужики расстелили на полу полиэтилен, подняли этот шкаф и аккуратно, но сильно, бросили вниз, так, чтобы бумаги внутри остались все на своих местах, не рассыпались, а банки – разбились. Спирт вытек через щели и его собрали. На утро начальник растерянно смотрел на банки, а мужики сочувственно ему говорили: Наверное, вы банки плотно закрыли, спирт нагрелся, вот банки и лопнули.

Ира впервые улыбнулась, и я, довольный, продолжил.

– Но так продолжалось недолго и начальник стал держать спирт в алюминиевой канистре. Тогда мужики просверлили стенку позади шкафа, просверлили сам шкаф и канистру в верхней ее части – заранее вычислили, долго готовились – сунули кембрик и слили весь спирт, как бензин из бензобака.

Ира снова улыбнулась. А я вдруг к ужасу своему понял, что иссяк – не рассказывать же ей снова про армию?!

Она бросила сигарету вниз. Молча спустились с мостков, дворами вышли на хмурую улицу Объединения – уже совсем стемнело, зажглись редкие фонари. Дошли до Современника. И тут дождь заморосил вновь – мелкий, ленивый, бесконечный. Я принялся раскрывать зонтик и мы остановились. Распахнул его, поднял над Ириной, и она, помедлив, встала ближе ко мне.

– Может, зайдем ко мне? – вдруг предложил я просто так, ни на что в душе не надеясь, и вопросительно-умоляюще посмотрел ей в глаза. – Ну?..

– Это обязательно? – слегка напряглась она, как-то пристально посмотрев на меня в ответ.

– На пять минут. Чаю попьем, – продолжал настойчиво уговаривать я, только теперь по-настоящему заволновавшись – а вдруг получиться?! – и стараясь улыбкой сгладить ее напряжение – так ведь можно и окончательно ее потерять! – Отогреемся, – просительно закончил я, как можно искреннее посмотрев на нее. Даже вспотел от напряжения, почему-то боясь вытереть пот со лба.