______________
* Да (франц.).
- А вам, конечно, все остальное? - спросил Янсутский графа Хвостикова.
- Но не отсталое, заметь!.. - сострил, по обыкновению, граф Хвостиков.
Лакей поставил перед ним все блюдо. Граф принялся с жадностью есть. Он, собственно, и научил заказать это блюдо Янсутского, который сколько ни презирал Хвостикова, но в гастрономический его вкус и сведения верил.
Домна Осиповна между тем все продолжала любезничать с Хмуриным, и у них шел даже довольно задушевный разговор.
- Я супруга вашего еще в рубашечке знал... У дедушки своего сибиряка он воспитывался, - говорил Хмурин.
- А вы и дедушку, значит, знаете? - спросила довольно стремительно Домна Осиповна.
- Господи, приятели исстари... старик знатный... самодуроват только больно!
- Это есть немножко! - подхватила Домна Осиповна.
- Какое немножко!.. В Сибири-то живет - привык, словно медведь в лесу, по пословице: "Гнет дуги - не парит, сломает - не тужит..." Вашему, должно быть, супругу от него все наследство пойдет? - спросил Хмурин.
- Вероятно ему, он самый ближайший наследник его... Впрочем, ему и этого состояния ненадолго хватит.
- Чтой-то этакой-то уймы... Вам уж надобно его попридержать!
- Как же я могу попридержать его, когда я не живу с ним, - возразила с грустною улыбкою Домна Осиповна.
- Сойдетесь! Мало ли люди сходятся и расходятся. Вы, как я имею честь вас видеть, дама умная этакая, расчетливая, вам грех даже против старика будет; он наживал-наживал, а тут все прахом пройдет.
- Ничего я теперь не могу сделать! - сказала Домна Осиповна решительным тоном.
- И что же, дедушка теперь знает, что вы в разводе?
- Не думаю! По крайней мере я к нему не писала, а муж... не знаю.
- Тот не напишет, побоится; а то бы старик давно его к себе призвал и палкой отдул.
В это время обед кончился. Лакеи подали кофе и на столе оставили только ликеры и вина.
- Mesdames! - воскликнул Янсутский. - Угодно вам, как делают это английские дамы, удалиться в другую комнату или остаться с нами?
- Я желаю остаться здесь! - отозвалась первая Домна Осиповна. - Вы остаетесь, ma chere? - спросила она Мерову.
- Мне все равно! - отвечала та.
Янсутский затем принялся неотступно угощать своих гостей ликерами и вином. Сам он, по случаю хлопот своих и беспокойства, ничего почти не ел, но только пил, и поэтому заметно охмелел; в этом виде он был еще отвратительнее и все лез к Тюменеву и подлизывался к нему.
- Очень вам благодарен, ваше превосходительство, за ваше посещение, говорил он, беря стул и садясь между ним и Меровой.
Тюменев молча ему на это поклонился.
- Я, знаете... вот и она вам скажет... - продолжал Янсутский, указывая на Мерову, - черт знает, сколько бы там ни было дела, но люблю повеселиться; между всеми нами, то есть людьми одного дела, кто этакой хорошенький обедец затеет и даст?.. - Я! Кто любим и владеет хорошенькой женщиной?.. - Я! По-моему, скупость есть величайшая глупость! Жизнь дана человеку, чтобы он пользовался ею, а не деньги наживал.
- Правду это говорит он про себя? - спросил Тюменев Мерову с несколько ядовитой улыбкой.
- Нет, неправду: прескупой, напротив! - отвечала та.
- Ну, где же скупой? - возразил, немного покраснев, Янсутский.
- Конечно, скупой! - повторила Мерова.
- Вовсе не скупой!.. Вон Офонькин действительно скуп: вообразите, ваше превосходительство, ему раз в Петербурге, для небольших этих чиновничков, но людей весьма ему нужных, надо было дать обедец, и он их в летний, жаркий день позвал, - как вы думаете, куда?.. К Палкину в трактир, рядом с кухней почти, и сверх того еще накормил гнилой соленой рыбой в ботвинье; с теми со всеми после того сделалась холера... Они, разумеется, рассердились на него и напакостили ему в деле. По-моему, это мало что свинство, но это даже не расчет коммерческий: сделай он обед у Дюссо, пусть он ему стоит полторы две тысячи, но устрой самое дело, которое, может быть, впоследствии будет приносить ему сотни тысяч.
- Каким же образом маленькие чиновники могут повредить или устроить какое бы ни было дело? - спросил Тюменев, по-видимому несколько обидевшись на такой рассказ.
- Ге!.. Маленькие чиновники!.. Маленькие чиновники - дело великое! воскликнул Янсутский (будь он в более нормальном состоянии, то, конечно, не стал бы так откровенничать перед Тюменевым). - Маленькие чиновники и обеды управляют всей Россией!..
- Может быть, вы и меня угощаете обедом, чтобы подкупить на что-нибудь? - заметил ядовито Тюменев.
- О, ваше превосходительство, мог ли бы я когда-нибудь вообразить себе это! - произнес Янсутский, даже испугавшись такого предположения Тюменева.
- И не советую вам, - продолжал тот, - потому что пообедать - я пообедаю, но буду еще строже после того.
- О, совершенно верю! - продолжал восклицать Янсутский. - А я вот пойду позубоскалю немного над Офонькиным, - проговорил он, сочтя за лучшее перевести разговор на другой предмет, и затем, подойдя к Офонькину и садясь около него, отнесся к тому: - Василий Иванович, когда же вы дадите нам обед?
- Чего-с? - отозвался тот, как бы не поняв даже того, о чем его спрашивали. Его очень заговорил граф Хвостиков, который с самого начала обеда вцепился в него и все толковал ему выгоду предприятия, на которое он не мог поймать Янсутского. Сын Израиля делал страшное усилие над своим мозгом, чтобы понять, где тут выгода, и ничего, однако, не мог уразуметь из слов графа.
- Когда ж вы нам обед дадите? - крикнул ему на ухо во все горло Янсутский.
- Не дам никогда! - крикнул и с своей стороны громко Офонькин и немедля же повернулся слушать графа Хвостикова.
- Господин Офонькин разговора даже об этом не любит, - заметил Тюменев.
- О, у меня есть его тысяча рублей! - произнес Янсутский. - Послезавтра же затеваю обед от его имени и издерживаю всю эту тысячу.
- А я все-таки ее с вас взыщу, - возразил ему, смеясь, Офонькин.
- Как же вы ее взыщете, когда у вас никакого документа на нее нет?
- А это будет неблагородно с вашей стороны, - сказал, по-прежнему смеясь, Офонькин.
- Неблагородно, но вкусно!.. Не правда ли, граф? - отнесся Янсутский к Хвостикову, который на этот раз и сострить ничего не мог, до того был занят разговором о своем предприятии.