«Как же быстро летят годы», – думал Николай Георгиевич. Он сожалел, что упустил многие моменты, проводя бесконечное время на работе. Да, он оправдывал себя тем, что всё это ради семьи. Но в то же время, если бы можно было вернуться в прошлое, он бы многое сделал иначе. Сейчас он осознавал как никогда – чтобы быть в памяти детей завтра, нужно быть в их жизни сегодня. Растроганный этими мыслями, отец не заметил набежавшие слезы, когда услышал приближающиеся шаги.

– Папочка, пришёл Виктор! Пойдём к столу, – заглянув в кабинет, радостно сказала Нина. Отец отложил альбом в сторону, и они вместе вышли из кабинета.

Войдя в столовую, Николай Георгиевич обратил внимание на два шикарных букета. Он отметил, что у молодого человека хорошее воспитание и щедрая душа. Но всё же не стал заранее обольщаться на его счёт. Пожав друг другу руки, мужчины сели за стол. Дамы присоединились к ним сразу, как только поставили цветы в вазы. Все ели с аппетитом и за столом велась непринуждённая беседа. Молодой человек чувствовал себя уверенно и раскрепощённо. Если бы кто-то со стороны посмотрел, то мог бы сказать, что здесь близкие люди, одна дружная семья, которая вместе проводит время.

– У вас очень красивый дом. Всё подобрано с тонким вкусом, – Виктор сделал комплимент хозяевам.

– Благодарю. – Николай Георгиевич пристально посмотрел на молодого человека. – Это заслуга моей супруги. У неё безупречный вкус!

– Такой же тонкий, как и этот фарфор. – Виктор взял солонку и, с интересом разглядывая, крутил её в руках.

– О! Ты разбираешься в искусстве фарфора? – глава семейства был приятно удивлён.

– Немного. У меня есть друзья, ценители редкого фарфора. Они всегда с большим интересом рассказывают о пополнении своей коллекции.

– И большая у них коллекция? – присоединилась к разговору Елена Евгеньевна.

– На мой взгляд, да. Хотя они так не считают.

– А что интересное они тебе рассказали о фарфоре? – Нина постаралась поддержать разговор.

– Интересное? Мммм… Ну, например, то что в восемнадцатом веке фарфор был очень модным материалом. Из него делали даже эфесы для шпаг. Но они были настолько ненадёжны, что владельцу такой шпаги приходилось извиняться и идти за другим оружием, чтобы продолжить дуэль. С той поры подобные шпаги стали называть «экскьюзками», от французского «извинять».

– Прикольненько! – отметила Нина.

– Очень любопытно! – подхватила разговор Елена Евгеньевна. – У вас замечательные друзья, Виктор.

– Вы абсолютно правы, Елена Евгеньевна. Мне очень везёт по жизни, я встречаю прекрасных людей, и со многими у меня дружеские отношения.

– Каков сам человек, такие люди к нему и тянутся, – послышался голос из прихожей.

– Мама! Как хорошо, что ты пришла! – Елена Евгеньевна с радостью подошла к пожилой женщине, крепко обняла и поцеловала её.

Нина поспешила сделать то же самое и проводила бабушку к столу. Николай Георгиевич и Виктор поприветствовали Татьяну Егоровну, которая с удовольствием присоединилась к семейной трапезе.

Все домашние знали, что Татьяна Егоровна была в храме, помогала печь и раздавать пирожки нуждающимся. Будучи жалостливым человеком, она всем и всегда старалась помочь; готова была отдать всю пенсию тому, кто в ней нуждался больше; новые вещи, что покупала ей дочь, она часто раздавала бездомным людям. Родившись в тяжелые послевоенные годы, она прожила несладкое детство, много скиталась по приемным семьям. Потом, под свою опеку её взяла родная тётка по отцу. Еды на всех не хватало, но от голода никто не умер. Никогда ни на кого она не держала обиды, а, наоборот, была благодарна, что не осталась на улице, жила и росла в семье, имела возможность учиться в школе. И это важное, на её взгляд, качество, умение быть благодарным, она старалась вложить в свою дочь и внучку. «Не красота, а доброта спасёт мир, – часто говорила Нине Татьяна Егоровна. – И начинать творить добро нужно с себя». В свои шестьдесят восемь лет она выглядела хорошо. Неяркий оттенок кожи освежал нежный румянец. Побледневшие голубые глаза излучали душевную доброту и бесконечное сострадание к окружающим. Даже морщины вокруг глаз не смогли скрыть живость и легкое озорство её взгляда. Седые волосы всегда были аккуратно убраны. Женщиной она была, как говорят, в теле, чуть ниже среднего роста, немного прихрамывала на левую ногу после неудачного падения зимой на скользкой дороге. Часто вязала для людей теплые вещи и очень любила слушать классическую музыку. С молоком матери она впитала веру в Бога, которая помогла выжить в тяжелые времена, морально укрепляла, не давала сломаться и впасть в отчаяние. До сих пор молилась Татьяна Егоровна много и исключительно стоя на коленях перед Святыми Образами. Нине очень нравилось слушать, как молится бабушка, она даже старалась повторять за ней слова, не все понятные по смыслу, но почему-то легко запоминающиеся и проникающие в душу. Именно благодаря бабушке Нина знала много молитв. Она же привила ей и любовь к книгам. Но последнее время Татьяна Егоровна переживала за внучку. Девочка стала реже ходить в храм, ссылаясь на занятость, а родители старались не давить на дочь. Менялось время, менялись люди, но вера в Бога должна быть неизменной – так считала Татьяна Егоровна. Но своё сугубо личное мнение она никому не навязывала. Её дело – непрестанно молиться за всех. И она молилась.

– Бабушка, познакомься, это Виктор, – представила Нина своего друга.

– Очень приятно, молодой человек, – женщина мило улыбнулась и представилась, – Татьяна Егоровна, бабушка этой прелестной девушки.

– Ну, бабушка! – Нина смущенно отвела взгляд в сторону.

Стараясь не акцентировать своё внимание на госте, Татьяна Егоровна всё же с большим любопытством поглядывала в его сторону. В промежутках между вопросами Николая Георгиевича о смысле жизни, целях и планах на будущее, Виктор искренне хвалил талант хозяек, которые приготовили потрясающий обед. Юноша с удовольствием отвечал, как он относится к спорту, как проводит выходные и даже какие у него политические взгляды. Нина сначала переживала, как бы отец не перегнул палку с расспросами, но видя, с каким желанием и искренностью Виктор рассказывает о себе, успокоилась и пошла на кухню, чтобы помочь маме подготовить посуду для чая. Бабушка, которая до этого только слушала, решила тоже присоединиться к беседе.

– Виктор, утолите моё любопытство. Чем вас привлекла наша Ниночка? Кроме внешнего очарования.

– О! Вы правы, Татьяна Егоровна. Сначала меня очаровали её глаза и улыбка. А уже потом я понял, как интересен и наполнен её внутренний мир. Нина необыкновенная девушка! Нам хорошо вместе даже молчать.

– Молчание – это прекрасно! Понимать друг друга без слов дано не каждому. Татьяна Егоровна посмотрела на зятя, и по её взгляду он понял, что тёща уже готова чуть ли не благословить детей.

– Виктор, а что ты помнишь из детства? Расскажи историю, которая тебе ярко запомнилась. – Николай Георгиевич решил копнуть глубже, чтобы получше узнать суть молодого человека.

– Из детства? – Виктор задумался. – А отрочество подойдет?

– Вполне, – махнул головой Николай Георгиевич.

– Мне запомнился один случай. Было мне 12 лет. Друг моего отца пригласил его на Камчатку поохотиться на бурого медведя. Там они гигантские. Это было начало мая. Отец взял меня с собой, хотя мама была категорически против.

Камчатка для меня оказалась другим миром. Всё меня здесь завораживало: люди, природа, звери. Помню, как дядя Гена тщательно готовил оружие. У него была винтовка Мосина с оптическим прицелом и дальнобойный карабин «Тигр». Внутренне я не хотел идти на охоту с мужиками, но очень боялся в этом признаться. На следующий день мы встали в шесть часов утра, позавтракали и выехали на охоту. Выбрали в лесу место для стрельбы и стали привлекать зверя с помощью привады. Вообще-то дядя Гена предупреждал отца, что охота может затянуться на несколько дней, но нам несказанно повезло в этот же день. Несмотря на то, что капканы были запрещены, кто-то всё же их расставил. И через четыре часа ожидания мы услышали треск ломающихся кустов, а потом дикий рёв. Отец приказал мне сидеть и не высовываться, а сам с дядей Геной пошел на этот страшный вопль. Через несколько минут я услышал выстрел. Помню ощущение: как будто что-то оборвалось внутри меня. Я вскочил и побежал к отцу. Они стояли возле огромного медведя, лежащего на земле. Мне показалось, что он ещё дышит. Передняя лапа зверя была зажата в капкане, и я бросился её освобождать. Я плакал и умолял отца помочь мне. Но дядя Гена поднял меня с колен, похлопал по плечу и сказал, что теперь я настоящий мужик. У меня трофей, о котором мечтают многие. Только мне не нужен был этот трофей. Мне было жалко зверя. Я уговорил отца не забирать с собой ничего от животного и даже не стал фотографироваться рядом с добычей. Взрослые гордились своим поступком, а мне было больно и стыдно. К машине я шёл, ничего не замечая. Тогда-то я и поранил веткой глаз. Было много крови, и отец боялся, что я потеряю зрение. Но один местный старенький доктор оказал мне первую, как потом выяснилось, очень важную помощь. Позже в Москве было сделано еще несколько операций на глаз. Зрение удалось сохранить. Только шрам остался, как напоминание о том дне.