Литмир - Электронная Библиотека

– Майк! – неожиданно пронзительно взвизгнула я.

– Робин! – издевательски взвизгнул он в ответ.

– Я что-то не то делаю.

– Что именно?

– Я не знаю. Надо подумать.

– Ты только не увлекайся и выходи иногда на связь.

– Хорошо.

– Надо сходить в кино, мне это всегда помогает.

– Пожалуй. То есть: тебе, пожалуй, помогает. Хочешь, чтобы я сходила с тобой?

– А у тебя нет выбора. Позже уточню время.

– Идет.

Майк издал пукающий звук и повесил трубку.

Да, я скисла, как недельное молоко, и теперь ощущала себя рыхлой массой. Поникли плечи, глаза прилипли к полу, словно гравитация стала куда сильнее, чем ей положено, сильнее настолько, что сегодня ни один самолет не покинет аэропорт. Но что же будет с теми самолетами, что сейчас в полете? Что я наделала?!

"Гравитация, бессердечная ты сука" – эта фраза всегда меня веселила, но сейчас я оказалась ей не по плечу. Глаза никуда больше не хотели смотреть. Опустились уголки рта, и все лицо следом за ними, превратив меня в бассет хаунда. Я могла рассмотреть только одно: знакомую дорожку, что вела к волшебной стране физической и моральной апатии. Апатии во всем, кроме самокопания, разумеется. Нужно было срочно вытаскивать себя, хотя бы из дома, хотя бы с этих нескольких квадратных сантиметров ковра, на которых я стояла, не шевелясь, уже несколько минут. Я так и поступила, но лишь спустя несколько часов: в стране апатии любые действия занимают в разы больше времени, чем обычно. Паршивое чувство, становящееся еще более паршивым от того, что не имело очевидных оснований. На причину можно злиться, играть со своим отношением к ней, но мерзостное чувство без всякой причины непобедимо: слепота была его опорой.

Следуя обычному депрессивному расписанию, вслед за апатией пробудилась необузданная фантазия: если я сделаю то-то и то-то, непременно случится что-то хорошее. Хуже неоправданного беспокойства могут быть только неоправданные надежды. Такие захватывающие, такие теплые… Они победили, я решила, что если отправиться в одно место, которое очень мной любимо, то случится нечто хорошее, нечто, что непременно поможет разобраться в себе, с собой и со всем на свете.

Этим местом был книжный магазин Уиклоу. Маленький, уютный, домашний. В солнечную погоду пространство превращалось в золотистое медовое вино, обволакивающее и ароматное. Время замирало, и я замирала следом. Мысли переставали скакать, как лабораторные мартышки, шелуха рассуждений, которые мучили меня ежедневно, облетала, обнажая то, что действительно было важно. Конечно, так бывало не всегда, но я все равно надеялась.

За прилавком магазинчика всегда стояла сама миссис Уиклоу. Мистера Уиклоу я ни разу не видела за те несколько лет, что прихожу сюда. Я предполагала самое плохое, я отчего-то всегда предполагаю самое плохое. Мистера Уиклоу, вероятнее всего, уже нет в живых. От того, наверное, его супруга проводит здесь каждый день, не зная усталости. Хочется думать, что она очень любила своего мужа. Она приветлива, но ровно настолько, чтобы не отпугивать посетителей. Однажды я изменила себе и зашла в крупный сетевой книжный магазин, такой, в котором множество консультантов, рвущихся тебе помочь. Девушка-консультант преследовала меня от полки к полке, предлагая книги, к которым я и близко бы не подошла, не говоря уж о том, чтобы их читать. Я сбежала оттуда, то есть ушла чуть более поспешно, чем принято выходить откуда-либо, даже если очень торопишься.

Миссис Уиклоу производила впечатление человека, который знает каждого, кто переступает порог ее магазина. Возможно, мое мнение было предвзятым: она вряд ли могла не заметить, что один и тот же человек заходит к ней по несколько раз в неделю, хотя я изо всех сил стараюсь быть незаметной. Безмятежность и спокойствие, царившие у нее, были мне не свойственны и очень притягивали. Признаться, я не всегда уходила от миссис Уиклоу с книгами, потому что приходила вовсе не за ними. Когда в голове случался бардак, я спешила сюда, чтобы впитать каждый атом спокойствия. Я осматривала полку за полкой, стеллаж за стеллажом, не пропуская ни одного книжного корешка. Это как медитация. В общем, каждый справляется, как может, и в своем способе я не находила ничего предосудительного, хотя одной из моих сверхъестественных способностей была способность найти подвох даже в стакане воды. Я вывела особый вид таких вещей – отрицательные суперспособности, разрушительные для их владельцев.

Я должна была спросить миссис Уиклоу насчет ее отношения к таким, бесполезным для ее коммерческого предприятия, визитам, и боялась услышать, что она против, или прочесть это в ее сдержанном "все в порядке, милая". Но я непременно спрошу, только не сегодня. Сегодня мне нужно как следует подумать. Меня преследовало тошнотворное беспокойство. Оно всегда было со мной, но после той вечеринки обострилось стократно. Поэтому сегодня я должна была решить что-то с собой, и только затем получить право приставать к окружающим.

Чего мне искренне хотелось, так это что есть сил стукнуться лбом о книжную полку. Возможно, это смогло бы выбить из моей головы все лишнее. Я слишком много думаю, и, очевидно, совсем не о том, о чем следовало бы. Не конструктивно. Не продуктивно. Не (здесь должно быть много внушительных слов из пособий по успешному менеджменту). Я знаю, что есть проблема, пока мне неведомая, но на этом нужно закончить. Если не развернуть взгляд наружу, никогда не удастся выяснить, в чем ее суть. Просто не думать, просто не думать. И не думать о том, что нужно поменьше думать. Как же я себя бешу, чудовищно бешу! Как при этом меня терпят окружающие? Ума не приложу. Я несносна, абсолютно невыносима.

Я представила, как моя голова движется к деревянной полке, но не более. Ничто не выдавало мои членовредительские наклонности, в основном ввиду их отсутствия. Я никогда не считала смерть достойным решением проблемы. Несколько лет назад погибли мои родители, но я не заламывала руки, не кричала, что хотела бы погибнуть вместе с ними. Я не терзала окружающих скорбной маской, требующей непременного участия и сопереживания. Одна мысль, которую мне следовало бы повторять себе почаще и сейчас – жизнь одна, и она не так уж длинна, как оказалось. Мои родители успели пожить, насыщенно и ярко, и это немного ослабляло боль, хотя и не более, чем если подуть на свезенную коленку. К чему я веду? К тому, что жизнь – самая удивительная вещь, которой мы обладаем, и добровольно лишаться ее означает обобрать самого себя. Я представляла, сколько удивительного могу не увидеть, не услышать, не почувствовать, и вот это действительно внушало ужас.

Нет, все это не имеет никакой ценности. Я имею в виду свои мысли. Они не делают меня счастливее ни на одну улыбку, ни на одно теплое прикосновение. Я не несчастна. По крайней мере, задай мне кто такой вопрос, пришлось бы хорошенько задуматься. Но есть в то же время что-то, что мне мешает, и есть то, чего мне не хватает. Вот только что именно здесь лишнее, а чего недостает… Догадки дразнят и мгновенно исчезают, и, может случиться, что озарение не наступит никогда.

Мелко, глупо и эгоистично? Тем не менее, сколько человек каждый день задаются одним вопросом: как мне жить здесь? Помимо насущных проблем, которые, как я считаю, в большинстве случаев, приложив в два, три раза больше усилий, чем мы привыкли, можно решить, есть простой вопрос, сладить с которым по силам не каждому: как мне жить здесь? Каждый день, каждый час приходится переваливать через новые ступени, подниматься вверх по эскалатору в то время, как он едет вниз, о чем вас, разумеется, никто не предупредил.

Каждый день приходится преодолевать (или нет) испытания моралью, людьми, своими комплексами, которых ну просто не может не быть совсем. Внутри каждой привычки живет комплекс – ее основа и созидатель. Внутри каждой моей привычки – точно. Не думаю, что чем-то отличаюсь от остальных людей, хотя и стараюсь отличаться от некоторых из них более, нежели от других. У всех то же самое, я уверена, но не все обращают внимание на причинно-следственные связи.

9
{"b":"686223","o":1}