Признайся я, устой скандал, обманом вынуди жениться, что бы это изменило? Заставила бы я полюбить себя? Нет. Повлекли бы за собой мои слова и действия желание не рассматривать меня как удобство и развлечение? Нет.
Вот поэтому на все его вопросы я ответила:
— Прости. Я вдруг поняла, что на самом деле не люблю тебя. Нам лучше расстаться. Так будет честнее.
В его глазах мелькнули разочарование и обида, но мужчина тут же взял себя в руки. Мрачно усмехнувшись, вопреки привычке язвительно резюмировать промолчал, кивнул в согласии и ушел в гостиную. Но вскоре вернулся. Как и прежде, спокойным, уверенным. Несокрушимым. Помог мне с вещами, вызвал такси.
Слезы и дикая боль, замешанные на гневе и отрезвлении, накатили позже. Долго они меня не мучили. Уже через пару дней я чувствовала себя хоть и сломленной, но обычной. Женщиной, которая в силах справиться с бедами и рассыпавшимися грезами.
С тех пор все, что нас связывает с Вороновым, — это работа в офисе. С какой огромной радостью я сменила бы ее, но уволиться по прошествии испытательного срока — худший вариант для моего резюме. Нормальные работодатели будут поглядывать с опаской и место мне, скорее всего, не дадут. Чтобы не испортить себе карьеру, придется как минимум год отработать в «Мегаполисе», а уж потом уходить.
Не то чтобы мне горько было видеть Мишу, но каждая встреча будто удар в солнечное сплетение: смятение, сокрушение, расстройство. Были минуты, когда я жалела, что ушла, что горда, ценю себя и не стала довольствоваться крошками со стола любимого мужчины (когда ты на голодном пайке, сойдет даже самая малость, да с пола есть будешь!). Но чаще понимала: да, по-прежнему испытываю чувства к человеку, которому не нужна в том смысле, в каком он нужен мне, и просто надо ждать, когда эту мысль примет и сердце. И прекратит колотиться и ныть, перестанет ждать теплого, ласкового взгляда, прежней улыбки, разбиваться о равнодушную вежливость, которой мы придерживались в общении, и безразличие.
В декабре в минорные лады моей жизни наконец-то начали закрадываться радостные ноты. В офисе я наладила свою работу так, чтобы как можно реже встречаться с Михаилом, меня послали на стажировку и даже немного повысили, поручив заниматься лишь консультированием клиентов, желающими приобрести квартиры в новостройках. Я сменила имидж, пару раз сходила с Алиной и старыми подругами в клуб, начала подыскивать жилье для съема, решив съехать от родителей.
Мне стало чуть легче, и я полагала, что к Новому году, когда возбуждение от предстоящих праздников, смены дат и связанных с ними надежд накаляет атмосферу практически до ее тления, совсем пойду на поправку, как вдруг нежданно-негаданно получила худшее известие в своей жизни.
Его принесла наша кадровичка Наталья Юрьевна, женщина необъятных размеров, нашедшая себя в организации совместного досуга сотрудников нашего офиса. О праздниках и пикниках, устроенных ею, ходили легенды, желающих отправиться в туры, которые устроила она, было более чем достаточно. И если уж Наталья Юрьевна за что-то, вернее, кого-то, бралась, отстраниться или отбрыкаться было крайне сложно.
На сей раз она взялась за меня.
— Так. — Наталья Юрьевна оценивающе оглядела мою фигуру, слишком мелкую для офисного кресла. Вероятно, так на рынке выбирают домашний скот фермеры с наметанным глазом. Я, впав в панику, мысленно отследила, презентабельно ли выгляжу (скромное темно-синее платье с воротником-стойкой и неглубоким декольте, собранные в «ракушку» волосы и прозрачный дневной макияж проверяла около получаса назад, все было в порядке).
— Будешь Снегурочкой, — выдала женщина.
— То есть? — Я недоуменно уставилась на нее. — Разве еще в ноябре не…
— Якушин ногу сломал позавчера. Какой из него Дед Мороз? — оборвала меня собеседница, посверлив недобрым взглядом, будто это я стала причиной травмы мужчины. — Я уговорила Воронова, но буквально тут же Ира отказалась быть Снегурочкой. Что делать? Правильно — заменить тобой. Что-то не ясно?
— Все не ясно. — Я убрала пальцы с клавиатуры, перестав печатать, и повернула кресло к Наталье Юрьевне. Свое спокойствие надо отвоевать во что бы то ни стало. Никаких «союзов» с Вороновым у меня быть не может. — Я не артистка, у меня не выйдет.
— Все женщины артистки, — хохотнула кадровичка. — Все у тебя выйдет. И скромность, между прочим, Снегурочку очень красит.
— Типаж у меня не тот. Какая из меня ледяная дева?
— Самая что ни на есть! — уперла руки в бока собеседница. — Волосы светлые…
— Русые. Это омбре. Я просто осветлила концы.
— Под шапкой корни все равно скроются. К тому же Снегурки с такой длинной косой у нас еще не было.
— А глаза? Они у меня зеленые. Их куда? За очки?
— Глаза как глаза. Очень красивые. Цвет отличный и у меня нареканий не вызывает.
— Наталья Юрьевна, — я встала с кресла. — Я..
— Цыц! — раздраженно шикнула женщина. — Вы что? Все решили мне подгадить? А заодно и всем сотрудникам? Мол, обойдетесь без Нового года, корпоратива, традиций? Один за конечностями своими уследить не смог, другая — чертова вертихвостка, то хочу, то не хочу, третий артачился, артачился, еле уговорила, еще и ты! Молчи лучше, Олеся. Ты подходишь отлично — и точка! Светленькая, длинные волосы, фигура как у гимнастки, рост небольшой, рот редко открываешь, скромница. Все! Ничего не желаю слышать. Фырканья Ирки-предательницы хватило!
Обомлевшая, я выслушала отповедь, но все же решилась оказать сопротивление разбушевавшейся визитерше:
— Наталья Юрьевна, я все понимаю, но…
— Тихо, я сказала! — отрезала та. — Данилова, если откажешь, так и знай: житья тебе не дам.
Я сникла, села на место.
— И обрадую тебя так же, как и Воронова. Я с завтрашнего дня в отпуске. Следовательно, на ваших нехрупких, думаю, плечах раздать подарки, поздравить весь этот дурдом, организовать утренник для наших мальков и корпоратив. Не дрожи! Половина из этого уже схвачена-улажена. С Матвеем сейчас поговорю, чтоб был в курсе твоих прогулов на благо коллектива. Алина?
Кадровичка оглянулась на старшего офис-менеджера, что-то быстро печатавшую и отлично слышавшую весь разговор.
— Без проблем. Подстрахую и освобожу, — с готовностью отозвалась она, не прерывая процесс.
— Ну вот и все тогда. Фух! Доведете меня до инфаркта, бестии. — Наталья Юрьевна осуждающе покачала головой и тяжелой поступью направилась в кабинет биг босса.
— Блин, — простонала я, закрыв лицо ладонями, едва женщина скрылась за дверями. — Вот только все наладилось.
— Мне казалось, вы с ним расстались друзьями, — Алина вопросительно посмотрела на меня, прекратив выстукивать ритм по клавиатуре.
— Друзьями, — подтвердила я, удерживая себя от стона отчаянья и упреков в адрес Натальи Юрьевны, которая, чувствую, под монастырь меня подвела.
— Ну тогда в чем проблема? Леся, поверь, от Снегурки и правда много не требуется. Или ты не любишь быть в центре внимания?
— Да. Меня подташнивает от этого. — Я слукавила. Дни в драмкружке — одни из самых приятных школьных воспоминаний. Подташнивало меня лишь от перспективы возобновить общение с бывшим, чем-то выдать свои чувства или, что в сотни раз хуже, зайти с ними на второй круг. Да просто рядом находиться — уже нервирует!
— Пару таблеток успокоительного — и тебе море по колено, — начальница ободряюще улыбнулась мне. — И потом, тебя ждут крутые печенюшки в виде премии, свободы от работы и дополнительного выходного. Круто же! Меня б кто в Снегурочки взял, да реально типажом не вышла.
Девушка взбила тяжелую копну темно-каштановых волос, похлопала ресницами, ярко выделяющими карие, почти черные глаза, показательно вздохнула с грустью, заставив меня усмехнуться.
Да, при других обстоятельствах побыть Снегурочкой меня бы и порадовало, и позабавило. Но не в том случае, когда Дед Мороз — Михаил Воронов. Ни один мой кошмар, связанный с этим мужчиной, не сможет сравниться с этим поворотом, подкинутым реальностью.