Вспыхнув, отвела взгляд. Присмотрелась к одежде Воронова, в которую он переоделся после нашего «выхода». А ему очень идут черные джинсы и черная шелковая рубашка. Подчеркивают темные глубины глаз, придают облику некую хищность, опасность, властность. И эти две незастегнутые пуговицы, обнажающие ямочку между ключицами… На ней и застыл мой взгляд.

— Какое же? — спросила автоматически, сглотнув.

— Выпить твоего любимого гранатового сока. Специально для тебя припас.

— Боже, ты знаешь, на что надавить, — хихикнула я.

— На собственном опыте удостоверилась, какой я умелец. — Очередной взгляд, воспламенивший, как откровенное прикосновение. — Сейчас принесу, — Миша скрылся за дверью.

«Пора удирать, пока еще здравый смысл не отказал. От конфронтации и войны мы вон уже к флирту и двусмысленностям перешли», — решение светлое, безусловно.

Я с тоской посмотрела на туфли, оставленные у стола Воронова. Шевелиться, вставать, а тем более вновь заковывать свои ступни в колодки очень не хотелось. Сок и несколько минут отдыха мне, и правда, не помешают. А вот тет-а-тет с Мишей…

А с другой стороны, еще не известно, кому из нас следует бояться и быть осторожным! Свое «хочу» он задекларировал, а я задекларировала свое «нет». Желает еще раз его услышать, мне не жалко.

Довольно усмехнувшись, договорившись сама с собой, я снова вытянула ноги на диване.

Вернувшийся с двумя бокалами сока Миша довольно хмыкнул, вновь увидев меня в непринужденной позе. Сел рядом, вынудив меня согнуть ноги в коленях, чтобы освободить ему место, молча протянул мне напиток. Мгновение мы удерживали взгляды друг друга, испытующие, с искрой азарта и вызова.

— Мы с тобой сегодня были на высоте, — заговорил мужчина, сделав пару глотков сока, убрал бокал на столик у дивана.

— Ты переигрывал, — уточнила я.

— Что? Когда это? — настороженно прищурился Воронов, но я видела, что мое замечание его веселит.

— Тот момент с амнезией. «Новый год? Какой Новый год? И подарки еще?» Миш, ты должен был изобразить потерю памяти, а не гражданина в запое.

Воронов расхохотался, запрокинув голову.

— А еще эта игра в снежки из бумаги. Прости, но нормальный дед свою внучку не будет периодически ловить, хватать за талию и прижимать к себе, — ядовито заключила, протянув ему наполовину опустошенный бокал, чтобы он поставил его к своему.

— А я тебе и не дед, — лукаво растянул губы в улыбке мой визави. — И сказал об этом еще в самом начале.

— Дед. По сценарию, — уверенно кивнула, сложив руки на груди.

Взгляд мужчины немедленно спустился на нее, попутешествовал по шее, оголенному плечу. Выбранное невесомое трикотажное платье, серебристо-серое, с люрексовой нитью, всем было хорошо: облегало фигуру, придавало образу легкую эротичность (за счет двух разрезов до середины бедра да широкого ворота, соскальзывающего с левого плеча) и одновременно холодность.

Да, милый, такой наряд выбрала специально для тебя.

— А у меня другой сценарий, солнце мое. — Обжигающие карие глаза посмотрели в мои.

Я демонстративно вздохнула, закатив глаза.

— В общем, все без исключения остались в восторге. Наталья Юрьевна настойчиво намекала, что организаторы шоу, то есть мы с тобой, должны еще и убрать все после, но я твердо дал понять, что не звездное это дело. И она отстала, представь.

— Невероятно.

Стопы гудели, и я пошевелила пальцами, пытаясь хоть как-то размять мышцы. Миша заметил это.

— Поистине размер женского тщеславия сопоставим с высотой каблуков, — хмыкнул. — Ну-ка…

И, обхватив мои лодыжки, водрузил их себе на колени. Заключил в твердые, сильные ладони стопу, осторожно надавил на чувствительную точку под подушечками пальцев и начал неторопливо массировать.

Боже мой… Меня прошило непередаваемым наслаждением, с трудом получилось сдержать громкий стон. Бессильно привалившись плечом к спинке дивана, я закрыла глаза, целиком отдаваясь удовольствию и облегчению. Вырваться или же воспрепятствовать восхитительному самоуправству Миши в голову не приходило.

Сильные руки поглаживали, мяли. Тонкий чулок нисколько не смазывал ощущений, и каждое движение словно выстреливало удовольствием в низ живота, отзывалось сладкой судорогой.

Да… До этого момента и не знала, как же это невероятно… И что можно быть такой возбужденной и расслабленной одновременно, а массаж сравнивать с сексом…

— А у самой какие впечатления от вечеринки? Почему сбежала? — ласковым тихим голосом поинтересовался мужчина.

Отвечать не хотелось. Кроме того, рисковала выдать свое состояние. Впрочем, Миша не слепой, все сам видит, понимает. И вообще, знает, что делает.

В итоге желание сделать ему наперекор помогло прийти в себя и сказать практически ровным тоном:

— Впечатления хорошие. Но я устала и хочу домой. Неделя нелегкой выдалась.

— Согласен. — Он закончил с правой стопой, чувственно погладив ее напоследок, вызвав у меня стон сквозь стиснутые зубы. Обхватил левую, вновь надавив на точку под подушечками, провел пальцами от пятки снизу-вверх.

Ох, черт… Ну почему это так … потрясающе, эротично, возбуждающе? На этот раз стона удержать не получилось. И пусть уж.

— Это уже пятое мое «пятичасовое шампанское» здесь, — в голосе мужчины разливалась волнующая хрипотца. Его руки не переставали мять, поглаживать, превращая мои кости и мышцы в желе, заставляя умирать от удовольствия. — Без преувеличения скажу, что самое лучшее. Раньше я уходил через час после начала феерии, а сегодня не ушел даже после номеров караоке.

— Ммм, — заполнила я паузу. Так и сидела, разомлев, не открывая глаз.

— Точно. Ты права, — усмехнулся Воронов. — Во-первых, я сам руководил этим ужасом. А во-вторых, у меня был стимул остаться. Какой? Весь вечер мечтал сделать тебе массаж ног.

Я фыркнула возмущенно.

Миша, закончив, обхватил ладонями мои голени, двинулся вверх, к коленям.

— Эй! — я распахнула глаза.

Воронов тут же подался ко мне, наклонившись, упираясь локтем одной руки в сиденье. Блестевший хитринкой и возбуждением взгляд застыл на моих губах. А мой скользнул на эту злополучную ямочку у горла мужчины, видневшуюся в незастегнутом вороте рубашки. Вспышка сильного желания разожгла кровь за долю секунды, буквально на языке почувствовала вкус его кожи, сглотнула.

Руки Миши забрались под подол платья. Остановила их, накрыв сверху своими ладонями, заглянула ему в глаза. И заметила кое-что.

— Ты плохо вот здесь смыл, — указала пальцем на едва заметную полоску грима у виска, не касаясь его кожи.

— Мог пропустить, торопился, — согласился он вкрадчиво, а потом, выпрямившись, отпустив меня, поднялся с дивана.

По телу скользнула прохлада, обоняние перестал тревожить запах парфюма с нотками полыни и лайма, на разум больше не давила близость мужчины, его властная аура, одурманивая, и либидо, слава богу, чуть ослабло. Я спустила ноги на пол.

Уйти или остаться? И подразнить Воронова еще чуть-чуть…

Миша, выдвинув ящик стола, достал из него пачку влажных салфеток, вернулся ко мне. Увесистая пластиковая упаковка упала мне на колени.

— Поможешь? — спросил он, усевшись рядом, коснувшись своим плечом моего.

— Ты большой мальчик, сам справишься. Я верю в тебя, — улыбнулась, пытаясь сунуть салфетки ему в руку.

Проказливо ухмыльнувшись, Воронов нарочито осуждающе цокнул языком.

— Жестокая. И это после того, как я спас твои стопы? И отмазал от уборки? Где, спрашивается, благодарность?

— Вот ведь шантажист! — обиженно сверкнув глазами, я вскрыла пачку, достала салфетку, потянулась к мужчине, готовясь вытереть полоску грима. Наши взгляды встретились, и мы оба застыли.

Даже не знаю, в какой именно момент я это решила: сейчас или несколько секунд назад, когда он бросил мне на колени упаковку? А скорее всего, давно. Может быть, в то утро, когда мы проснулись в одной постели в доме Тимофея? Или в ту минуту, когда он обнял, прижал к себе во время примерки костюма Снегурочки? Возможно, в тот вечер, когда плакала в ванной, вспоминая часы, проведенные с ним в подсобке за упаковыванием подарков?