— Убери свой сарказм, — недовольно буркнула я, затихнув, расслабившись.

«Как же хорошо, что он рядом. Если уж и полагаться на кого-то, то только на него», — подумалось мне. Близость и тепло Миши укротили страхи и панические мысли. Слезы высохли, я поверила, что мы обязательно справимся со всем.

— Это черный юмор. И он помогает. Я нашел выход.

— Какой? — глубоко вдохнув напоследок успокаивающий запах мужчины, я проявила большую настойчивость, высвободилась и выпрямилась на сиденье.

Воронов мгновение вглядывался в мое лицо, видимо, оценивая состояние. Он был уверен и спокоен, что, в свою очередь, внушило оптимизм и мне.

В своей жизни предпочитала все сама контролировать, не ждать и не искать помощи. И лишь с Мишей нравилось быть ведомой и слабой. Не просто нравилось, мне это позволяла совесть. Я сознательно отдавала ему главенство и чувствовала, как воздушная легкость свободы будто наполняет каждую клеточку тела.

Подзабытое чувство вернулось вновь, расшевелив ставший в последние дни привычным микс горечи и боли: мы больше не пара, нам не суждено быть вместе.

— Тимофей остался в коттедже. Сказал, что уже начнет подготовку, набросает, что нужно сделать. Он живет где-то рядом, думаю, в поселке.

— И? — спросила, когда мой спутник умолк.

— Эта дорога ведет в поселок. Он пойдет по ней, — пояснил, показывая на снежную колею за лобовым стеклом.

— Он может выбрать другой путь. Мало ли в лесу троп для местных, — засомневалась я, покачала головой.

— Может. Поэтому лучше всего пешком вернуться в коттедж. Здесь навскидку два с половиной — три километра.

Я нахмурилась, размышляя. С одной стороны, в предложении Воронова был смысл, с другой…

— При таких условиях все пять. Можно разминуться, не успеть, — отметила тихо.

— Риск есть, — кивнул Миша. — Но это лучше, чем ничего не предпринимать. Хотя бы потому, что действия — это всегда хорошо для душевного равновесия, о чем ты мне пару минут назад сама напомнила, — закончил с язвительной усмешкой.

Я вздохнула, признавая его правоту. С минуту мы смотрели друг на друга: Миша — выжидающе, с азартом в темных глазах, я — с сомнением, вопросительно.

— Здесь можно заблудиться таким избалованным чадам цивилизации, как мы с тобой, — отвернулась, вглядываясь в кружевную занавесь снегопада за стеклами.

— Ну, я ходил в лыжные походы…

— В пургу?

— Нет, — смешок.

— Вот и все.

— Леся, послушай. — Мужчина потянулся ко мне, мягко обхватил теплой большой ладонью мою кисть, внушая, заверяя. — Тебе не обязательно идти со мной. Я встречу мужика, и мы вместе придем за тобой.

— Ох, Воронов, какой же ты идеалист и фантазер, — скептически усмехнулась я.

— То есть ты в меня не веришь? — спросил с вызовом.

О нет, Миша закусил удила. Это выражение лица я знала отлично. Теперь сбить Воронова с намеченного пути могли лишь кардинальные меры. Те самые, которые отныне под запретом.

— В тебя — да, в условия — нет, — ответила я, уже не надеясь, что он послушается и верно оценит опасность.

— Я дойду до коттеджа и приду за тобой с Тимофеем. А ты подождешь меня в тепле и комфорте.

Лишь усилием воли я задавила вспышку обиды и злости. Упрямо молчала, отвернувшись от мужчины. Он мой настрой уловил, тоже уставился на дорогу. Повисло заряженное грозой молчание.

Спустя минуту разозленный Воронов принялся порывисто одеваться: застегнул куртку, надел шапку и перчатки (чудо, что он вообще их взял! Как успела заметить, плюс и минус на улице не сильно влияли на его выбор одежды).

— Может, пожелаешь мне удачи напоследок? — поинтересовался с нажимом и негодованием.

Я из принципа промолчала, так и не повернувшись к нему.

— Спасибо. К такой понимающей и поддерживающей девушке я не могу не торопиться, — ехидно резюмировал. Добавил уже более миролюбивым тоном:

— Мотор пусть работает, иначе ты замерзнешь. Жди, — и вылез наружу. В обступающий со всех сторон лес под раскрывшимся покрывалом темноты. В бурлящую непогоду. В неизвестность. Безумец…

А я? Что делать мне? Ждать, как он сказал?

А вдруг с ним что-то случится? Упадет в занесенную снегом яму (их тут полно, судя по всему), сломает ногу, шею? Вдруг заблудится? Что-то пойдет не так у меня? Машина загорится, например…

Пугающая тишина в салоне разбавлялась лишь урчанием мотора, сейчас показавшимся мне тихим и угрожающим рычанием какого-то демона, затаившегося в ожидании добычи. Ассоциация лишь подстегнула мою панику.

Задрожав, едва сдержав вопль ужаса, я выскочила из машины, даже не застегнувшись. Сырость и мороз тут же безжалостно облизали тело. Провалилась по щиколотку в снег, захлебнулась студеным ветром, но крикнула:

— Миша!

На долю секунды испугалась, что мужчина, уже отошедший от автомобиля на десяток метров, не услышит. Или не обернется.

Напрасно. Воронов остановился.

— Леська, я никуда не денусь, честное пионерское, — развернулся ко мне.

Снегопад и темнота мешали разглядеть выражение его лица, но в тоне слышалось недовольство, смешанное с беспокойством.

— Дурак! Я с тобой, — беззлобно огрызнулась и принялась застегивать пальто.

Пальцы стыли на холоде, слушались плохо. Хорошо, что ветер был умеренным, иначе мы бы застряли в настоящем буране. Накинув на голову снуд, с остервенением убрав залепившие лицо пряди и натянув перчатки, я сделал второй шаг. И, разумеется, вновь увязла в снегу.

Да, сапоги на шпильках — это, безусловно, шикарная обувь, но не подходящая для путешествия по лесным зимним дорогам. Здесь требуются лыжи.

Еще шаг. Нога за что-то зацепилась и я, вскрикнув, взмахнув руками, совсем не изящно приземлилась пятой точкой на снежное полотно дороги. Было не больно, но очень обидно.

— Лесь, — голос Миши раздался совсем рядом. — Сильно ударилась?

— Пострадала только гордость, — ответила, не глядя на мужчину, соображая, как бы подняться и цел ли каблук.

— Давай-ка, иди ко мне, — Воронов, наклонившись, подхватил меня под руки и легко поставил на ноги.

Я, оказавшись в вертикальном положении, провела расследование: каблуки целы, но я по пояс в снегу. Счастье, что додумалась сегодня облачиться в брючный костюм, иначе масштаб катастрофы был бы больше.

В четыре руки мы с Мишей быстро отряхнули меня, а потом, выпрямившись, уставились друг на друга примерно с одинаковым выражением непримиримости и недовольства на лицах.

Он повыше поднял воротник моего пальто и, придерживая за него, наклонился, произнес, прищурившись:

— Это плохая идея, Леся. Тебе лучше…

— Я не останусь одна, — перебила, покачав головой. — Посреди леса. В неизвестности. И тебя одного не пущу. И точка. — Нахмурилась, ожидая ответа.

Сейчас, когда наши лица были так близко друг к другу, снегопад и сумрак не мешали мне твердо глядеть в его темные глаза, а ему — верно оценить степень моей решимости.

— Именно поэтому ты и блондинка, — кривовато улыбнулся Воронов спустя мгновение этой своеобразной дуэли.

— Лучше молчи, — я отпихнула мужчину от себя. Вернее, попыталась. Все, чего добилась: он отпустил воротник моего пальто и выпрямился.

— А если не стану?

Я не ответила. Еще мгновение мы стояли друг напротив друга, сверля взглядами, обсыпаемые со всех сторон снегом.

— Леся, — предпринял очередную попытку заставить меня остаться Миша.

— Если это не опасно, то и я могу пойти. Если опасно, то остаемся здесь. Оба.

— Хм…

Мужчина промолчал. Затем вернулся в машину, выключил мотор, фары и вылез обратно с моей сумочкой в руках — совсем забыла о ней второпях.

Нас обступила темнота со слабым молочно-серым отливом, идущим от снежного покрова. Стало страшно, тревожно. Словно источник искусственного света, которого сейчас не стало, был той самой нитью Ариадны, которая вывела бы нас из этого лабиринта сосен и сугробов.

— Что ж, пойдем, — сказал Миша, поравнявшись со мной и протягивая сумочку.

Достав сотовый, мужчина включил фонарик и, подсвечивая дорогу, зашагал назад, в сторону коттеджа.