— Мне кофе, — спокойно ответила я, выдерживая пристальный, обжигающий взгляд мужчины. Это было тяжело, учитывая, сколько воспоминаний взвихрилось в сознании при упоминании «того памятного дня». Мы отмечали его именины (моя шутка так аукнулась), играли в карты на раздевание, а после, лежа в постели, ласкали друг друга без рук, на спор… Проиграла я, не вышло долго сдерживаться.
«Как быстро, однако, он перешел к недвусмысленным намекам», — подумала с раздражением и усталостью, провожая взглядом высокую фигуру Миши. В дорогом костюме, с уверенной плавной походкой человека, привыкшего держаться с достоинством и правильно подавать себя, он смотрелся в этом зале как нечто чужеродное, странное, а потому приковал внимание не только клиентов, одетых без всяких претензий, но и молодого человека за стойкой.
Что ж, обслужат нас здесь, по наивысшим стандартам. Для этого заведения.
Пока ждала, еще раз брезгливо оглянулась. Речи о том, чтобы проводить здесь корпоратив, идти не могло ни при каких обстоятельствах. Все-таки о книге отлично рассказала суперобложка.
Через минуту-другую Миша поставил передо мной чашку черного кофе. Рядом на блюдце лежало два пакетика с сахаром. Себе он заказал то же самое.
— Приличного десерта тут не оказалось. Заведение приносит свои извинения, — констатировал, нарочито грустно вздохнув.
Некоторое время мы молча пили этот напиток, оказавшийся не натуральным, а растворимым кофе, то и дело изучая глазами интерьер. Или друг друга… Считала нужным не отводить взгляд всякий раз, когда наталкивалась на его, внимательный, выжидающий. Глядела в ответ невозмутимо и холодно.
— Таким образом, у нас остается единственный вариант, — начал он разговор, когда наши чашки опустели наполовину. — И он лучший.
— Ты уже говорил. Я жажду подробностей. — Я устало провела рукой по волосам, расправляя спутавшиеся локоны, откинулась на спинку стула. Побаливала голова и очень хотелось скорее покончить с этим делом, избавиться от Воронова, явно разработавшегося хитрую военную стратегию в отношении меня, и вернуть толику спокойствия хотя бы до ночи, наверняка вновь «порадующей» сновидениями категории 18+.
— Мне кажется, или я действительно тебя дико злю? — внезапно сменил тему мой визави, гипнотизируя темными глубокими глазами.
На мгновение я растерялась, напряглась. После, сглотнув, похолодевшими руками стиснула ткань юбки на коленях и спросила с вызовом:
— А это имеет какое-то значение? Я играю роль Снегурочки, ты — Деда Мороза. Какая разница, злишь ты меня или нет?
Воронов смерил меня каким-то снисходительным, ироничным взглядом.
— Н-да, — протянул задумчиво. — И почему я тебя злю? Хочешь, я поделюсь догадками…
— Нет. — Отрезала, выпрямляясь на стуле, гневно глядя на мужчину.
— Лесь, — нежно произнес он, мягко улыбнулся, красивые глаза потеплели, заставив сердце сжаться от тоски. — Даже если ты ловко вводишь в заблуждение выражением своего лица, я же все равно знаю тебя. Мы три месяца спали вместе…
— Меньше. — Внутри меня в ядерный микс смешивались бешенство, боль, паника, отчаяние и возбуждение. Следовало бы встать и уйти, но чувствовала, что ноги подкосятся… Или я сорвусь, если пошевелюсь.
— Меньше, больше — без разницы. Ты — мой нулевой километр. Все, что было до, шелуха и ерунда, все, что будет после, имеет прямое отношение только к тебе.
Я едва воспринимала его слова, пытаясь подавить дрожь и зарождающиеся слезы. Схватив чашку, буквально спряталась за нее, сделала глоток этого отвратительного пойла, который здешние шутники назвали кофе, другой. Немного полегчало.
Миша, видимо, удовлетворившись моей реакцией (получил все, что желал!), умолк, отодвинулся. Через минуту, бросив: «Сейчас вернусь», он отошел к барной стойке.
Я, не шелохнувшись, осталась сидеть. Бушевавшие эмоции постепенно отпускали, оставляя болезненное понимание: все карты придется раскрыть, Миша докопается до правды…
Пусть так, но пока я буду держать дистанцию. И к черту его попытки игнорировать ее!
— Все как я думал, — хмыкнул вернувшийся к столику Воронов. Разговор с сотрудником чем-то позабавил его. В уголке губ мужчины привычно пряталась ухмылка, карие глаза хитро и удовлетворенно поблескивали. — Так вот. Насчет этого варианта. Хотя нет, уже не варианта — выхода.
Как ловко мой несносный бывший сначала швыряет бомбу, накаляя наше общение, а потом переходит на деловой и нейтральный настрой. Я восхищена и зла!
— Я звонил сегодня моему приятелю, который дружит с владельцем коттеджа в Золотаревке. На берегу водохранилища. Дом что надо. В мае там каждый год фестиваль проводится, какая-то историческая реконструкция, а в июне — Иван Купала. Зимой он обычно занят то одной, то другой компанией толстосумов — любителей охоты или рыбалки, но в этом году пустует. В общем, мой друг должен уговорить хозяина пустить нас на мирную пьянку. Шанс, что у него выгорит, большой. Какие мысли по этому поводу?
Я задумалась. Мысли ворочались неохотно, головная боль усиливалась. …Праздник в лесу, на свежем воздухе, в интересной обстановке… Это во много раз лучше любого ресторана, молчу уже о «Золотом императоре». Но что из себя представляет этот коттедж? Не маловат ли он?..
— Посмотреть место можно будет? — поинтересовалась, доставая снуд. Оставаться здесь больше не хотелось: раздражала музыка, доносившиеся от клиентов крики и смех, запах и обстановка.
— Не можно, а обязательно!
Я поднялась с места, показывая, что хочу уйти. Радовалась, что ранее не стала снимать пальто, иначе сейчас Воронов непременно бы пожелал оказать помощь, и вновь пришлось бы держаться, преодолевать все эти накаты боли и неприятия.
Миша поднялся следом, оделся. И мы друг за другом направились к выходу. Вспомнив кое о чем, я дернула мужчину за рукав, заставив остановиться.
— Сколько денег я тебе должна за кофе?
И как из головы вылетело? То ли старые привычки вернулись, то ли меня так взбесило его завуалированное предложение выпить у него дома «Бейлиз» и выбили из колеи интересные вопросы.
— Давай в машине разберемся, — отмахнулся он.
Обратный путь к парковке мне показался маленькой вечностью. Мы молча месили снег на неширокой тропке, протоптанной местными жителями, Воронов все так же поддерживал меня, морозный ветер задувал, колол лицо и незащищенную кожу рук. Я сильно продрогла.
Едва попала в машину, наплевала на то, как жалко выгляжу и, обхватив себя, засунула ледяные руки в рукава пальто. Зубы постукивали.
Вот уж кто избалован подъезжающими через пару минут маршрутками, не надевает кофту и забывает перчатки!
Миша, сев на водительском место, повернулся ко мне с обеспокоенным видом.
— Черт, Леся, так и простыть можно! Надо было машину переставить, — с досадой проговорил он, включая обогрев.
Я промолчала, чувствуя, как от холода свело мышцы спины, глядела через лобовое стекло на пушистый, матовый в полутьме снежный покров, заполонивший парковку.
Миша подался ко мне, требовательно попросил:
— Дай сюда руки, — протянул ладони и замер в ожидании.
Я в шоке посмотрела на него, отрицательно покачала головой.
— Все в порядке. Я почти согрелась, — солгала, отвернувшись.
Он придвинулся еще ближе, настойчиво потянул мои руки, вынимая их из рукавов. Я напряглась, не далась.
— Леся, — вкрадчиво и мягко заговорил Воронов, с подозрением, многозначительно прищурившись. — Знаешь, это не опасно. Так делают друзья, близкие люди. Или ты вкладываешь в это совсем другой смысл? Чего-то боишься?
— Не поняла тебя, — я пошевелилась, решившись взглянуть в лицо мужчины. Продолжила уверенно и невозмутимо:
— Я почти согрелась. Твоя помощь без надобности.
— Вот как раз хочу в этом убедиться. Дай сюда руки.
Сцепив зубы, я подчинилась. Так проще. Во-первых, он прав: чем жестче прочерчиваю границы, тем больше вызываю у него подозрений. Значит, надо показать: что бы он ни творил, меня это нисколько не задевает, не волнует. А во-вторых…