Интересно, о чем Лео говорил с Сей-Маном? Откуда он его знал? И почему вообще Сей-Ман шел на эти встречи, будучи затворником от всего остального мира?
Вопросов было много, но ответы пока отсутствовали…
С первого дня я старалась отдавать себя всю без остатка урокам учителя, жадно впитывая каждое слово, слетавшее с его губ, запоминая каждое движение, отслеживая каждый взгляд. Старалась ни на шаг не отходить от него, чтобы как можно скорее овладеть тайными знаниями.
Всегда с интересом наблюдала, как тренируется он сам, и чересчур усердствовала, пытаясь повторить за ним все движения точь-в-точь, завоевав таким образом его расположение, что явно было непросто. То, на что отводились месяцы – мне хотелось познать за несколько дней, я уверенно полагала, что мое стремление, мой искренний порыв, моя страсть к искусству силата сократит сроки обучения. И была готова ко всему: слышать треск собственных костей, чувствовать, как рвутся мышцы от перенапряжения, практически не есть и не спать…
Хотела посвятить каждую минуту пребывания здесь – обучению. Но Сей-Ман от случая к случаю упоминал лишь об основах, которые должны были во мне осесть первостепенно. Он говорил о безупречном владении любыми своими чувствами и о доброте свершаемых поступков.
Наше общение с учителем было скупым и немногословным – так повелось с первых дней. Если я пыталась задавать вопросы, он становился холодным, отрешенным и задумчивым, а иногда казалось, что и вовсе избегал встреч со мной, если такое можно вообразить, проживая вместе под одной крышей маленькой хижины на крохотном плато.
Порой создавалось ощущение, что ему большее удовольствие доставляет общение со Скурудж, чем со мной: маленькая гималайская горная коза являлась для нас источником молока и, по всей видимости, незаменимым другом учителя.
Я терялась в догадках и утопала в размышлениях: чем же заслужила такое отношение к себе?
Возможно, моя спешка в подходе к изучению силата так раздражала учителя и вызывала недопонимание между нами…
Однажды я спросила его:
– Почему мы практически не разговариваем?
На что он ответил простой фразой:
– Одной из главных составляющих искусства является традиция молчания ученика, считается, что вопросы и любознательность происходят от шайтана. Я сам расскажу то, что нужно в соответствующий момент, в соответствии с уровнем знаний и умений ученика. Это понятно?
Мне оставалось лишь кивнуть…
Я понимала, что учитель – прав, но все чаще стала задумываться о том, что наши занятия скорее напоминали какую-то бутафорию – меня в них практически не было. Учитель много времени посвящал своим тренировкам, но меня в них брать не спешил, как будто не желая делиться тем, чем в полной мере обладал сам. Словно я не нравилась ему, словно считал, что я не достойна его времени, словно я была абсолютно не выгодным вкладом для его драгоценных познаний.
Мелькали всякие мысли, в том числе и такая: возможно, он не желал раскрывать свои уникальные элементы и знания, чтобы впоследствии я, а также и никто другой – не могла бы бросить ему вызов, и чтобы в случае чего он мог всегда одержать верх?
А может, он просто не верил в меня, как не верил Лео…
Я пыталась разглядеть ситуацию под разным углом – и так, и сяк – но не понимала, что происходит. Это угнетало, поскольку в моем представлении тандем из учителя и ученика был невероятно важной частью обучения. К тому же, несмотря на отсутствие расположения, учитель не прогонял меня за порог.
Конечно, не мне судить, как должны проходить занятия, но мои сводились лишь к растяжке, отжиманию, бегу по склонам и ношению воды в ведрах на коромысле, хотя имелся шланг, протянутый от родника к дому. Но Сей-Ман для чего-то заставлял меня пользоваться этим странным устройством, которое ранее мне встречалось лишь в детстве на страницах сказок.
А вот чего у меня было в избытке – так это примитивных и бесполезных, на мой взгляд, дел, повторяющихся изо дня в день. Сей-Ман заставлял меня по пятьдесят раз на дню делать одни и те же вещи: кипятить воду, остужать воду, снова кипятить и снова остужать, выкапывать яму и сразу забрасывать ее землей, вновь приступая к раскапыванию новой спустя мгновение.
Я часто психовала, уставая от монотонной бесполезной работы. И, отшвыривая надоевший котелок в сторону, обжигала руки, бурча про себя гневные ругательства. А однажды заехала себе в глаз лопатой, с остервенением копая пятнадцатую яму на дню, следствием чего послужил знатный фингал, с которым проходила неделю.
Обычно после такого всплеска эмоций учитель ничего не говорил, лишь добавлял мне новый урок – бросать камни в пространство до тех пор, пока рука не повисала жалкой плетью от бессилья и изнеможения. Очевидно, он считал мои стремления овладеть искусством супербойца – тем более в сжатые сроки – ветреными и несерьезными, в отличие от моего внутреннего настроя.
В тот момент мне было сложно понять: почему мы не можем практиковать физические упражнения каждый день, почему мы иногда внезапно останавливались и долгое время «топтались на месте», изучая никому не нужные теории.
День за днем учитель рассказывал об одном и том же: об основных элементах силата – пассанг, лангка, джуру, а также и их многочисленных сочетаниях – бунго. Казалось, что я поглощаю их на завтрак, обед и ужин, в то время как боевое применение – буах – так и не проникало в мою жизнь.
Я давно уяснила, что внешне привлекательные и даже танцевальные традиционные движения бунго, за которыми скрываются грозные боевые приемы, являются характерной чертой пенчак-силата, отличающей его от других восточных боевых искусств. Но мне хотелось уже скорее перевернуть эту страницу и перейти к следующему этапу, где характерной особенностью силата – для завершения атаки – являлось добивание противника.
Почему вместо того, чтобы скорее двигаться вперед и приобретать все больше и больше навыков, наставник отбрасывал меня назад или вовсе заставлял пребывать в молчании на протяжении нескольких недель?
О какой силе подсознания, интуиции и выдержке он говорил, когда я уже закалена, как сталь, с самых юных лет?!
И каким образом гармоничное существование может оказаться гораздо важнее в бою, чем виртуозное владение своим телом и оружием?
Мне хотелось двигаться к поставленной задаче вопреки всему и как можно быстрее, словно я была гончая и впереди у меня маячила дичь.
Ведь я и так потеряла много времени, изучая год за годом унылые монастырские практики, загружая свой мозг с утра до вечера молитвами и ретритами. И только засыпая я видела, как заношу меч возмездия над одним и тем же человеком. В этих навязчивых полуснах, порой напоминающих галлюцинации, он всегда стоял спиной – я не видела его лица, но зато остро чувствовала запах. Такой запах выделяют апокриновые железы человека в момент сильного страха – страха перед неизбежностью смерти. На протяжении долгих лет этот смрад навязчиво крутился в моих ноздрях – рефлекторно напоминая о страшном прошлом…
Я очень надеялась, что однажды мои видения станут явью. Что наступит день, когда я – подобно наркоману – сладострастно втяну ноздрями этот смрад наяву и в томительном предвкушении расплаты, обнажив свой кукри, неспешно начну приближаться к его источнику.
Тревожило лишь одно – упущение времени!
Это то, над чем ни я, ни одно живое существо было не властно…
Я переживала, что упущу момент, и все, ради чего, сжав зубы, я пропускала удары судьбы на протяжении долгого времени, вдруг в один миг станет бессмысленным!
Именно поэтому хотелось торопиться, необходимо было как можно скорее пройти этап «огня, меча и скорости».
Поднимаясь сюда, на вершину, я понимала, что обучение не будет легким и что оно должно занять время, но…
Но проживая день за днем, здесь – в этом каменном царстве, окруженном заснеженными пиками – я не понимала: к чему терять столь драгоценный ресурс, который вовсе не безграничен?
Зачем прозябать в пустых делах, если можно от рассвета до заката упражняться в навыках, которыми в совершенстве владел Сей-Ман? И которыми, я надеялась, поделится со мной, пропитав настолько, что их излишек потечет у меня из ушей.
