– Выполнить его просьбу? А как же я, Хелен? Как же мои просьбы?
– Я понимаю, почему ты расстроился, но ты не видишь картину целиком, Кристофер. Он предлагает тебе оливковую ветвь, – объясняет она, как будто это самая нормальная вещь в мире. Я закрываю лицо руками.
– И что же, я должен принять это с распростертыми объятиями? Теперь он готов играть хорошо, а я просто соглашаюсь, потому что именно это то, что я должен сделать? Я просто соглашаюсь с программой, потому что у меня нет выбора, верно? А как же мой выбор, Хелен? – к тому времени, как я заканчиваю предложение, понимаю, что мой голос стал громче, чем я хотел, но Хелен даже не вздрогнула.
– У тебя всегда есть выбор, Крис. Тебе не нужно принимать решение прямо сейчас. Никто не может заставить тебя сделать что-нибудь... – продолжает она, но потом наклоняется вперед и, прищурившись, изучает меня.
– А почему сейчас? Что внезапно так изменилось, что он стал командным игроком, а не эгоистичным мудаком? – спрашиваю я сквозь смех.
– Не знаю, – говорит она спокойно, и я не могу не задаться вопросом, чем она была мне полезна.
Да, она рассказала мне о моем состоянии больше, чем я знал раньше, но это мог сделать любой. У меня все еще есть ощущение, будто вернулся к начальной точке.
– Не думаю, что это сработает, – говорю я ей, приняв решение.
Я поднимаюсь со своего места.
– Я могу помочь тебе поговорить с ним, – наши глаза встречаются, и я пытаюсь прочесть ее взгляд.
– Почему сейчас?
– Потому что он явно восприимчив к этому. Ты можешь спросить у него все, на что у меня нет ответов.
Я смотрю на дверь и снова на Хелен. Представляю, как приятно было бы просто уйти и оставить ее сидеть здесь. Это то, что я хочу сделать, но знаю, что это никому не поможет – ни мне, ни моей семье. Я бросаю взгляд на экран, на котором застыло мое лицо. Его лицо... все расплывается. Мы говорили о совместном сознании на наших сеансах, общаться с ними... в то время все это казалось невозможным, даже сюрреалистичным, но воздух здесь теперь другой. То, как мое сердце начало биться быстрее, и напряглись мышцы, меняет дело. На мониторе он такой, каким я его себе представлял – самодовольный и надменный.
– Можешь ли ты включить видео снова?
Я смотрю на него, на его манеры, и меня поражает, что этот парень – действительно я. Я на этом телевизоре, но не я. Так ли это видит Лорен? Потому что я запутался, и мои эмоции повсюду. Я прошу ее воспроизвести еще раз, пытаясь привыкнуть к тому, что это я. Услышав его посыл, становится жутко раз в десять. Но есть что-то, что я узнаю в нас обоих – в наших глазах и наших выражениях все меняется, когда мы говорим о Лорен.
– Что мне будет нужно сделать? – спрашиваю я, не отрывая глаз от экрана.
Хелен выключает видео.
– Пройти гипнотическую терапию.
– Ха, – я складываю руки вместе и откидываюсь на спинку сиденья. Мысль о том, как Хелен роется в моей голове, не дает мне никакого утешения.
– Вопреки тому, во что многие верят, гипноз не позволяет мне контролировать тебя или узнать все твои секреты. Это состояние направлено на концентрацию внимания. Моя единственная роль – быть твоим проводником.
Я тру лицо рукой. На данный момент я не могу думать ни о чем, что могу потерять.
– Хорошо, – киваю я.
Проблеск улыбки появляется на ее лице, когда она слышит мой ответ.
***
– Я хочу, чтобы ты расслабился, Крис.
Мы переместились в другой кабинет, Хелен сидит не за своим столом, а в мягком кресле напротив меня. Свет приглушен, и здесь горит какая-то свеча.
– Да, – пытаюсь заверить ее, но мое сердце быстро бьется, а тело словно одеревенело.
– Я бы хотела, чтобы ты сделал глубокий вдох на счет три, а затем на пять выдохнул.
Я делаю, как она говорит, и примерно после пятого раза мой пульс начинает замедляться.
– Почувствуй, как расслабляются твои мышцы, а твои мысли покидают разум, сосредоточься на моем голосе, – ее голос спокойный и низкий, чем отличается от обычного тона. – Если ты чувствуешь, как твои веки становятся тяжелыми, позволь им расслабиться, – через несколько мгновений после того, как она говорит это, они ощущаются, словно на них сверху лежат кирпичи.
– Я бы хотела, чтобы ты представил себе место...
– Что это за место? – спрашиваю я, но мой голос снижается до шепота.
– Там, где ты хотел бы встретиться.
Мои глаза сейчас закрыты.
– Я не знаю как, – честно признаюсь я.
– Подумай о месте, которое тебе знакомо. Место, которое ты знаешь настолько хорошо, что мог бы изобразить его с нуля.
Меньше чем через секунду я уже в своем доме. Дом моих родителей. Я в гостиной. Так странно, почти жутко. Все на своих местах, как будто я на самом деле там. Мгновенно я уже не в кабинете Хелен, а стою прямо перед большим креслом отца.
– Ты представил? Ты там? – голос Хелен звучит так, словно он исходит из телевизора или с радио в другой комнате.
– Да, – говорю я, однако в комнате никого нет, кроме меня.
– Хорошо. Позови его, – приказывает она. – Просто скажи его имя.
Оглядываю обстановку, я в доме, том, в котором вырос. Я уже не в офисе Хелен в Чикаго, а в Мэдисоне, штат Мичиган. Клянусь, я даже чувствую запах жареных свиных отбивных. Как это возможно? Мой желудок ощущается как желе, но не потому, что ситуация кажется невозможной или глупой, а потому, что чувствуется реальным, вплоть до фотографии Кэйлен, что стоит на камине моих мамы и папы. Я с трудом сглатываю.
– Кэл, – звучит тихо, чуть громче шепота, а затем я прочищаю горло. – Ты здесь?
– Вы только посмотрите, кто пришел.
Мой желудок падает, когда я оборачиваюсь и вижу себя, стоящего передо мной. Версия меня самого. Мои волосы длиннее, я в темных джинсах и черной футболке. Серебряные часы на моем запястье поблескивают, когда в окно вливается солнце. Он стоит в дверях со сложенными на груди руками и снисходительно ухмыляется.
– Крисси, мальчик. Как твои дела? – спрашивает он, и я чувствую, как напрягается мое лицо. Он поднимает обе руки вверх в каком-то притворном извинении. – Просто шучу. Ты должен вытащить палку из своей задницы, – он проходит мимо меня и падает в кресло моего отца, положив ноги на кофейный столик. – Ты тихий. Я думал, ты будешь более разговорчивым.
– Что это за место? – спрашиваю я, все еще пытаясь смириться с тем, что смотрю на себя во плоти.
Кэл издает смешок и наклоняет голову в мою сторону.
– Это первый вопрос, который ты мне задаешь? Из всего этого? – его лицо искажается от недоверия и веселья. Я скрещиваю руки на груди, а он пожимает плечами. – Очевидно, в нашем извращенном уме, – просто отвечает он. Кэл жестом указывает на место напротив себя. – Почему бы тебе не присесть? – говорит он с озорной усмешкой. Я хмуро смотрю на него и сажусь напротив. – Тебе потребовалось достаточно много времени, чтобы сюда добраться.
– Зачем ты притворялся мной? – спрашиваю его, поскольку это важный вопрос, который появляется в моей голове. Одна из его бровей взлетает вверх.
– Я не притворялся тобой, – тихо смеется он.
– О, так ты обманул ее?
– Мы оба знаем, что мне не нужно обманывать Лорен, чтобы что-то сделать, – говорит он низким голосом, и его лицо становится жестким, хотя оно сопровождается улыбкой. – Послушай, давай не будем вступать в разговоры, в которых мы никогда не придем к согласию, – его лицо становится серьезным. – Я предлагаю тебе перемирие, – прямо говорит он.
– Которое подразумевает интеграцию? – неуверенно спрашиваю я его.
Он пожимает плечами, откидываясь на спинку сиденья.
– Или сопутствующее сознание. Хелен тебе все об этом рассказала?
– Когда мы делимся? – спрашиваю я его, и он смеется.
– Что-то вроде того.
– Ты готов поделиться? – скептически спрашиваю я его.
Кэл вскидывает руки и смеется.
– Почему все думают, что я проблемный ребенок? – спрашивает он, притворяясь невинным.