ВСТУПЛЕНИЕ
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летел над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;…
М. Ю. Лермонтов
Когда заря теряет луч последний,
Когда спускает сумрак небосвод,
И только, только месяц бледный
Всплывает по кристаллу вод,
Взлетает демон, дух познанья,
Былых страстей немая тень,
Былое духа созиданья,
Струясь, как в полдень неба синь.
И он, витая меж созвездий,
Живое тихо шевелит,
И с вышины бесшумным дуновеньем,
Он людям прошлое дарит.
Но он, не отличаясь рвеньем,
Не трогает окостенелых душ,
Не трогает, кто умер до рожденья,
Не сохранил кто детства дух.
Он много раз ко мне являлся,
Со мною долго оставался,
Шептал истории свои,
Со мною мыслями делился,
Быть может, вдруг, он мне приснился,
И это сны одни мои…
И бледный вид, и черные одежды,
Лицо худое и горящий взгляд,
И разговоры без надежды,
И речи – тонкий, горький яд.
И волос в мелкое колечко
Без бигудей небрежно сбит,
Как в глубине пылает свечка,
Так голос призрачный звучит.
СКАЗКА ПЕРВАЯ
МОНГОЛЬСКАЯ ЛЕГЕНДА
Человек сам искупает
свои грехи и грехи
ближних своих.
Езус Мессия.
В Центральной Азии,
Где выжженная степь,
Где тощие стада пасут монголы,
Где лишь ковыль, иссохший на ветру,
Заводит с ним свою игру,
А дальше лишь сухая степь.
Ни леса нежные узоры,
Ни пашен вольные просторы,
Не радуют здесь ваши взоры,
Лишь тарбаган тревожно просвистит,
Орёл по небу пролетит,
Дзерен его проводит взором,
Да ветер тешится простором,
Да солнце жжет порой весь день,
Что не найти живую тень.
Там след любой теряется в песках,
Вода является лишь в сладких снах,
Где прах времён жесток и сух,
Но над землей витает древний дух,
Там память многое хранит
И нам об этом говорит.
Легенду слышал я давно,
Слова текли, как терпкое вино,
Блистали звезды над холмами,
Ночь распласталась тихая над нами,
И в небе месяц одинокий
Висел, как таганок высокий.
Костер горел, летела искра,
Долина серебрилась под луной,
Лишь ветер, пролетая быстро,
Один царит в той местности скупой.
Молчала степь в преддверье утра,
Ковыль тихонько трепетал,
И холодок по воздуху витал,
Всё зыбко, нету жизни будто,
Как нет людей и бытия,
Так словно не живу и я.
Её рассказывал арат седой,
Чай попивающий со мной,
Гортанные летели звуки,
Напев протяжный и простой,
В словах – полыневый настой.
И не было в них жизни скуки,
И мелкой суеты людей,
И поклоненье низости своей.
Старик сидел, поджавши ноги,
И, грея кости у костра,
Как жизни подводя итоги,
Разглядывая над собой мира,
Рассказывал легенду эту,
Как сказку старую иль быль,
Как подобаемо поэту-
Снимал с времён сухую пыль.
Он не искал ни правды жизни,
Ни объяснения путей,
Как поминаем мы на тризне
Ушедших так давно людей.
Так он былое понимал,
И тихо песню напевал.
"На свете есть могилы две,
Но вам не скажут даже где.
Одну все ищут, не находят,
И в поисках её напрасно бродят,
Другую бог не помянет,
И путник, не заметивши, пройдёт,
Но камень на могиле есть,
Но слов на нём уж не прочесть.
Вот что написано на нём,
Прочтя его, мы все поймём:
"Здесь гордый человек лежит,
Он мной убит, живущим в назидания,
Народам – в страх!
Его покоится здесь прах,
В знак мудрости его признания-
Ничто его не сохранит,
Но пусть спокойно он лежит".
От подписи осталось слово хан.
Никто не знает, что за хан.
Чуть далее пещера есть,
И даже можно внутрь пролезть,
Но в ней найдете лишь одни
Зверей застывшие следы.
Здесь человек когда-то жил,
От ран он многих излечил.
Сюда лежала торная дорога,
В местах уж тех не вспомнят бога.
Никто не знал, откуда взялся,
И показаться не старался
Он людям просто лишний раз,
И не молился на показ,
И что он ел, никто не знает,
И почему не умирает
Он очень много, много лет-
Для пересудов здесь ответа нет…
Его там звери окружали,
И часто с ним они играли,
И удивлён пришедший люд-
Без колдовства не обошлось уж тут.
Он много лет не изменялся,
Бессмертным он в народе звался-
Высок и строен, юноша лицом,
Но всё ж считался он отцом.
Он знанья тайные имел,
И применить он их умел.
Года над ним текли беспечно,
Как протекает мимо нас река,
Как протекает Гомера строка,-
Всё так же мило и неспешно.
И год на нем, как малый день,
Едва оставит свою тень.
Он сотню лет уже живёт,
И в бездну ада не сойдёт.
Он колдуном уже прослыл,
Хоть сам об этом не просил.
И знал он чуждые наречья,
Далекие Бий-хемскому поречью,
И мудрости тибетских лам,
Конфуция послушное ученье,
Византии библейский хлам
Его изведали сомненья.
Он в них крупицы знанья отыскал,
Но веровать он истово не стал,
Но он покинул суету людей,
В пещере тихо жил своей.
Не досаждая людям и себе,
Не полыхая страстью, как в огне,
Ни славы, ни добра не наживая,
И оттого нисколько не страдая.
Отшельником спокойно жил,
Дела лишь добрые творил.
Но в жизни был иной кумир-
Был вурдалаков славный пир.
И правил им герой один
Ушедших в прошлое годин,
Жилец могилы, что в пустыне,
Кумир насильников доныне.
Сначала звался Темучин,
И скоро первый он, один:
Известен рыжий Чингисхан-1
Монголов страшных грозный пан.
Толпой нойонов окружен
И звоном злата опьянён,
Тумены двинул он вперёд-
Умылся кровью ни один народ.
Китай почти уже разбит,
В развалинах Пекин лежит,
Джурджений кости догнивают,
И шлемы русичей при Калке истлевают,
Хорезм продали шахские ослы,
И без голов грузинские орлы.
Одна беда – года, года,
И голова давно седа,
В могилу и ему пора-
Конец един и для дерьма.
И машет старая косой,
Завёт его уже с собой.
Чем больше мы с тобой живём,
Чем ближе к смерти мы бредём,
Тем больше жизни ценим мы мгновенья,
Продлить спешим их без сомненья.
Но близок час – гляди же ей в лицо.
Ты – человек. Забавное словцо…
Каган от страху ночь не спит,
Бессонница одно родит:
Оскал смертельный, слабости в ногах,
И нет уж жизни и в руках,
И близкие уж смерть в нём различают,
И дни его так быстро тают,
А страх одну лишь мысль твердит:
А кто же жизнь твою продлит?
И шлёт скорей гонцов по свету
С приказом строгим отыскать
Напиток юности, его подать,
Иначе всех сживёт со свету
Или по-царски наградит,
Или в мучениях казнит.
У всех владык ведь разговор короткий.
А был ли где диктатор кроткий?
