У них произошло все очень быстро, нетерпеливо и безрассудно. Они толком даже не разделись и едва дошли до дивана, начав сумасшедше целоваться еще в прихожей. Когда Марк окончательно пришел в себя, то заметил, что он в одном ботинке, а на шее намотан шарф. С ним рядом лежит прекрасная полураздетая женщина с закрытыми глазами, и ее ресницы чувственно трепещут.

Потом были страстные встречи у него в квартире во время отсутствия родителей, особенно в конце месяца, когда на предприятиях гнали план. Приводить к себе соседского юношу замужняя женщина опасалась, хотя ее муж также целыми днями пропадал на комбинате. Свидания напоминали хмельной угар. Для Марка это был первый опыт интима с женщиной, а для нее этот пылкий юноша был вторым мужчиной в жизни. При встрече она набрасывалась на него, как оголодавшая волчица.

Так продолжалось два года. Этот период Крамер всегда вспоминал как время абсолютного счастья. Без Эмилии он уже не представлял своей жизни и мечтал по окончании института увести ее в любую глухомань, в какую только распределят. Даже если комиссия пошлет его в район вечной мерзлоты, и тогда молодой специалист воспримет это с радостной улыбкой на губах, поскольку с ним туда отправится его возлюбленная.

Но судьбе было угодно распорядиться по-другому. Однажды их застукала возвратившаяся с работы мама. Пара в это время, разомлев, в обнаженном виде отдыхала на их общем фамильном диване. Мама пришла в такой ужас, что Эмилия в панике бежала из квартиры в одной простыне.

Разумеется, ужас охватил родительницу отнюдь не из-за того, что зрелая тетенька лишила девственности ее двадцатиоднолетнего мальчика, а что грубый муж этой женщины проломит несчастному башку. Явившийся с работы отец, услышав эту новость, принялся взывать к рассудку и требовать от сына, чтобы он прекратил всякие отношения с соседкой, пока дворовые сплетницы не разнесли сенсацию по всему городу. Но Марк уперся:

– Об этом не может быть речи, папа! Я ее люблю! После распределения я возьму ее с собой.

– Что ж, – устало выдохнул отец, поняв, что сына не переубедить, – тогда мне ничего не остается, как отправить тебя в армию.

Марк весело расхохотался, приняв это за шутку. Ведь отец больше всех из семьи был противником армии. Он считал, что служба в вооруженных силах его умному, тактичному и интеллигентному сыну принесет только вред. Высокий интеллект и энциклопедические знания в армии не ценятся. В армии царят грубость, тупость, дедовщина, и там скопление недоумков всех мастей, которых уравнивают рядовые погоны. О чем речь? Неглупым, беззлобным и неагрессивным юношам (а тем более еврейским) там делать решительно нечего. Так, хоть тресни, считал отец.

Папа не любил военный порядок, ходьбу строем и уже подготовил справку для военкомата, что у Марка больное сердце и он может быть годен только к нестроевой службе. Эту справку родитель в тот же вечер разорвал прямо на глазах у сына, и только после этого бедный студент понял, что родитель не шутит.

– Как же так? – растерялся Марк. – А «деды», которые могут покалечить, если откажешься чистить унитаз зубной щеткой?

– Ничего! Выкрутишься, – отрезал отец. – В армии, конечно, будет тяжело, но там тебе гораздо безопаснее, чем здесь.

Однако именно армия определила дальнейшую судьбу Марка, причем такую необычную, о которой он и помыслить не мог. Если бы не служба в вооруженных силах, жизнь Крамера сложилась бы обыкновенно, как у сотни миллионов простых советских граждан. Нет, на армию Марк ни в коем случае не в обиде, хотя, как любому новобранцу, ему пришлось несладко.

Дедовщина, конечно, в армии была, и довольно жесткая. В первый же день, как выдали форму, к Марку подошел «старик» с лычками ефрейтора на погонах и сурово спросил:

– Кто такой и откуда?

Глаза ефрейтора были совершенно стеклянными, а изо рта разило одеколоном. Новобранец расплылся в обаятельной улыбке и как можно доброжелательнее ответил:

– Я – Марк Крамер. Прибыл из Рамигала…

Бедняга не успел договорить. Военнослужащий внезапно врезал ему кулаком под дых.

– За что? – выдохнул Марк, сгибаясь пополам.

– За все, жидяра! – злобно ответил «старик» и лениво потопал прочь. Находившийся в казарме офицер сделал вид, что ничего не заметил.

Потом новоявленный армеец приспособился. Старослужащие, издевавшиеся над новобранцами, были разные. Одни это делали с неохотой, а другие испытывали наслаждение. Впоследствии Марк со всеми нашел общий язык. С одним старослужащим он прилюдно подрался, прекрасно осознавая, что его недолюбливают друзья-товарищи за то, что он подчеркнуто выслуживается перед начальством. Марк нокаутировал его на втором ударе. Новобранцы вытаращили глаза, и «деды» присвистнули:

– Ты что, боксер?

– Занимался немного, – скромно заметил Марк.

Своим в доску для старослужащих он стал после того, как раскрылись его феноменальные способности в карточной игре. Новобранец так виртуозно их обыгрывал, что они прониклись к нему неподдельным уважением, тем более что все карточные долги Марк великодушно прощал.

После этого рядового Крамера уже не заставляли стирать «дедам» портянки, начищать сапоги, драить полы, чистить туалеты. И лишь один ефрейтор Кириллов, который в первый день ударил новобранца под дых, продолжал ненавидеть чемпиона полка по картам.

Этому без пяти минут дембелю было позволено все: курить в помещении, бухать в казарме, шляться после отбоя по всей территории части. Он трижды избивал Марка, и два раза, когда тот стоял на карауле. Это было еще обиднее. Ведь у рядового Крамера в руках был автомат, а у ефрейтора только кулаки. Успокаивало только то, что зарвавшийся дембель избивал не только его. Однажды после отбоя Марк услышал сдержанный шепот своих сослуживцев.

– Если Кириллов еще раз ударит меня в карауле, я, ей-богу, пущу в него очередь, – произнес обиженный голос.

Другой скептичный голос хмыкнул:

– Ну и дурак! Лет на пятнадцать сядешь. Это в лучшем случае!

– Это почему? По уставу во время несения караула после окрика «стой, кто идет» я обязан применить оружие.

– Ты совсем дебил? Какой, к черту, устав? Ты не на войне!

Разговор солдат произвел впечатление на Марка. Он глубоко задумался. А действительно, почему, собственно, он игнорирует устав? Шальная мысль проучить ублюдка не покидала рядового две недели. В конце концов Крамер разработал нехитрый план, в котором, впрочем, не был до конца уверен. После того как Кириллов снова ударил Марка под дых, когда проиграл ему в карты, боец все-таки решился на праведную месть. И случай вскоре представился.

Однажды, стоя в ночном карауле у склада, он увидел в темноте приближающуюся фигуру, качающуюся из стороны в сторону. Марк уже узнал, что ефрейтор негласно обходит посты, причем не все, а те, где стоят новобранцы. Обычно он подходил к караульному и просил закурить. Если солдат отвечал, что закурить нет – дембель бил его в челюсть. Если караульный доставал пачку сигарет – ефрейтор бил его под дых и при этом нравоучительно изрекал, что на посту курить запрещено.

Когда эта пьяная рожа приблизилась к Марку, его сердце замерло от страха. Преодолевая себя, он вскинул автомат и грозно воскликнул:

– Стой, кто идет!

Дембель остановился и ошарашенно уставился на караульного.

– Ты что, охренел? – изрыгнул он. – Своих не узнаешь, жидяра?

– А ну лицом в землю, или открываю огонь! – крикнул Марк и звонко перезарядил затвор.

– Да ты точно охренел…

Марк выстрелил в воздух и ткнул дулом автомата в лоб Кириллову.

– Лицом в землю, я сказал!

Дембель упал на землю, позорно закрыв голову руками. На выстрел прибежал патрульный наряд. Офицер долго ничего не мог понять, переводя взгляд то на караульного, то на лежащего на земле ефрейтора.

– Что здесь происходит, рядовой Крамер? – наконец выдавил из себя офицер.

– Я действовал согласно уставу, товарищ майор, – вытянулся в струнку Марк.

– Но это военнослужащий Кириллов, – еще больше удивился офицер. – Ты его не узнал, рядовой Крамер?