– Учитель идет! – воскликнула Агнеса.

Марк повернул голову и увидел пожилого мужчину в просторной белой одежде, который легко шел вдоль берега к своим ученикам.

Когда незнакомец в белом приблизился, Марка словно прострелило. Ему показалось, что он знал этого старика всю жизнь. Боже, какое родное лицо – ясные зеленые глаза, вьющаяся библейская бородка, седая благородная шевелюра…

Да это же дедушка Даниил! Точнее, его копия. На сердце как-то очень по-детски потеплело.

«Ах, дедушка-дедушка, – сладко запело внутри, – как тебе живется там, на небесах? Я хорошо помню все твои заповеди. И я им следую…»

На самом деле Марк никогда не видел дедушку живым, поскольку родился через семь лет после его смерти. Он знал дедушку Даниила только по фотографиям и по рассказам мамы. Но когда мама пересказывала его мудрые изречения, маленькому Марку казалось, что это говорит сам дедушка своим добрым, мягким и немного сипловатым голосом.

– Если хочешь быть удачливым и богатым, всем улыбайся! – говорила мама от лица дедушки. – Всем без исключения! Даже последним мерзавцам. Помни, что твое благополучие зависит от людей.

– И даже от мерзавцев? – удивлялся мальчик.

– И от мерзавцев особенно!

Старый мудрый еврей Даниил знал, что говорил. Он владел большим магазином в маленьком литовском городке Рамигале, где жила семья Крамер, и все благополучие семьи зависело от количества покупателей маркета. Именно поэтому дедушка Даниил одаривал обаятельной улыбкой каждого покупателя и всех, буквально всех знал по именам. Понятно, что среди них было немало мерзавцев, но за хлеб, масло и ветчину они платили такие же деньги, что и праведники. И даже наоборот, сукины дети чаще оставляли на чай.

– Помни, – с улыбкой добавляла мама, приглаживая непослушные вихры единственного сына, – самые нищие люди – угрюмые завистливые молчуны, которые ненавидят людей, потому что видят в них причину своих неудач.

Но это там, в далеком и неправдоподобном детстве. А в данный момент вполне уже зрелый и даже перезрелый герой нашего романа смотрел на учителя Дебдана во все глаза и не мог отвести взгляд. В какой-то момент их глаза встретились, и Марку показалось, что старик тоже его узнал, поскольку задержал на нем весьма заинтересованный взгляд. Учитель улыбнулся и спросил по-английски мягким и немного сиплым голосом:

– У нас новенький? Как вас зовут?

Вновь прибывший турист не сразу ответил, поскольку подавлял в себе клокотание. Потому что это был тот самый голос дедушки Даниила, который он улавливал в своем воображении в детстве.

– Меня зовут Марком, – ответил новенький.

– Вот и прекрасно, – резюмировал старик и, оглядев компанию, добавил: – Теперь вас полный комплект.

Что означало «полный комплект», Марк не понял. Но остальные со знанием дела закивали.

– Теперь мы можем открыть сферу, учитель? – спросила Агнеса.

– Теперь можем, – ответил учитель. – Но не спешите.

«Это еще что за чертовщина?» – подумал Марк, но решил пока не лезть с расспросами, а понаблюдать за психами со стороны.

Учитель Дебдан встал в круг, внимательно обвел всех взглядом и произнес:

– В прошлый раз мы пришли к выводу, что люди делятся на две категории – те, которых несет волна, и те, которые ей сопротивляются. Вернее, пытаются сопротивляться.

Старик сделал паузу и снова обвел глазами присутствующих. Затем его взгляд остановился на новеньком.

– По глазам вижу, что согласны не все.

– Я не согласен! – покачал головой Крамер. – Существуют и те, которые управляют волной.

Все повернули головы на несогласного и впились глазами довольно сердито. Лишь учитель снисходительно улыбнулся, как взрослый улыбается неразумному ребенку.

– Даже Бог не в силах управлять волнами, что уж говорить про человека, которого он создал по образу и подобию Своему, – произнес учитель.

– Почему не может? – возразил Марк. – Он же Бог!

– Потому что его существование также подвержено волновой цикличности, как и наше. Он может творить миры, но не может изменить дыхание вечности. Иначе космический день не сменялся бы ночью.

Марк сузил глаза и задумался. «Все ясно, – подумал он. – Это секта брахманистов. Что называется, попал!»

– Но откуда вы знаете, что Богу не подвластно изменять цикличность? – заупрямился Марк.

– Да потому что и мы не можем изменить чередование дня и ночи, – с раздражением воскликнул Бенгт. – А мы созданы по образу и подобию Божьему!

Все согласно закивали, а старик мягко продолжил:

– Да, действительно, чтобы понять, что вселенной управляют волны, совсем не обязательно лететь в космос. Достаточно приглядеться к течению нашей жизни. И тут нельзя не заметить, что течение нашего земного пути далеко не ровное. Оно подобно приливу и отливу.

Все сложили на груди ладони, запрокинули головы и закрыли глаза. Закрыл глаза и Марк. «Никаких отливов и приливов у меня не было, – неприязненно подумал Марк. – Были только удачи…»

Да, детство у Марка было счастливое, как и у всех советских детей, за что детвора периодически благодарила любимую партию на школьных линейках. Но тут вдруг припомнились больничные палаты, злые медсестры, болезненные уколы, капельницы, горькие слезы мамы и отвратительный запах пригорелой каши.

А ведь точно, раннее детство Марка прошло в лечении. По рассказам мамы, он родился очень слабым. И родители, и врачи ожидали, что мальчик умрет со дня на день: у Марка было больное сердце. Но беготня родителей по больницам не прошла даром. Мальчик окреп, повеселел. Врачи сказали, что его жизнь зависит от движения. Неподвижный образ жизни для него смертелен.

«Так вот почему у меня с раннего детства были велосипеды, самокаты, коньки, лыжи, – сообразил он. – Кроме того, я каждый день бегал по утрам и два раза в неделю посещал бассейн. Как же я мог забыть? – удивился новоявленный серфингист. – Хотя, наверное, правильно, что время стирает из памяти неприятное».

Пожалуй, это действительно можно назвать отливом. А потом начался прилив. Ведь Крамер был в школе круглым отличником. Его любили друзья, которых у него было много. Лучший дворовый приятель – цыган Шундик, который научил Марка виртуозно играть в карты и всяким другим фокусам. С ним мальчик разговаривал на польском языке, поскольку тот больше не знал никакого. А Марк, между прочим, кроме литовского, еврейского и русского, прекрасно разговаривал на английском и немецком, которые преподавали в школе. Ни у кого из сверстников не было таких способностей к запоминанию языков, как у этого подвижного паренька. Но потом стало происходить что-то нехорошее. Ведь не зря же мама говорила, что нищета – порок. И этому пороку подвержены насупленные завистливые молчуны, которые ненавидят людей. Но к чему это было сказано? Ах да!

В школе, где учился Марк, было много угрюмых учеников, которые перебивались с тройки на двойку. Свои неудачи в учебе они компенсировали раздачей подзатыльников младшеклассникам на переменах. В основном это были литовцы из бедных семей, перебравшиеся в городок Рамигалу из далеких глухих хуторов. Причем Марк замечал, что чем беднее семья, тем более злобные в ней росли дети, которые с совершенно взрослой классовой ненавистью не терпели отличников.

Класс, разумеется, в школе был интернациональным. Но злобу любимец девочек Марк Крамер ощущал только от местных гопников, одинаково презирающих литовцев, евреев, поляков, белорусов и русских.

Частенько после уроков злыдни забивали кого-нибудь на крыльце школы, а выходящие из здания преподаватели проходили мимо, отворачивая головы. Лучшим школьным другом Марка был татарин Шавкет Зиятдинов, который кулаком мог пробить стену, поэтому умника Марка Крамера до пятого класса не трогали.

Но в пятом классе начался кошмар. «А ведь действительно, пришел отлив! – озарило Марка. – Ведь именно после этого мое счастливое детство и закончилось».

Мужчина открыл глаза. На него с мудрой улыбкой поглядывал учитель Дебдан. Все остальные продолжали сидеть с закрытыми глазами.