Заявление императора Николая Первого о скором его вмешательстве в балканские дела вызвало незамедлительную реакцию по всей Европе и особенно на британских островах. Там взволновались не на шутку! Ведь Россия в лице своего императора уведомила всех о новом самостоятельном политическом курсе, и трудно теперь было точно сказать, куда повернет ее "политический корабль".

В Лондоне совещались лихорадочно, надо было что-то срочно предпринимать, но что конкретно не знал никто.

Первым изложил свой подход к "русской проблеме в балканских делах" министр иностранных дел граф Гровенор:

– Россия настроена решительно и будет добиваться независимости Греции. Оставшись в стороне, мы сами отдаем Петербургу судьбы всего Средиземноморья!

Министра поддержали лорды Эрскин (из вигов) и Абердин (из тори):

– Если поторопимся, то еще успеем выхватить Грецию из русских зубов!

– Что же делать? – вопрошали члены палаты лордов в тягостных раздумьях.

– Выход один! – объявил им, вошедший на трибуну, лорд Каннинг. – Надо подать России руку и быть рядом с ней в греческих делах. Конечно, это смена политики, но это сегодня единственно реальная политика!

Единодушие британских политиков было полным. Единственно, что немного смущало, так это давняя любовь к своему турецкому "другу". Ведь Стамбул издавна был не только бездонным рынком британских товаров, но и верным стражем черноморских проливов и все же выбор был сделан!

4 апреля 1826 года российский канцлер Карл Нессельроде подписал в Петербурге с герцогом Веллингтоном тайную декларацию по греческим делам. В ней обе стороны заявляли, что позволяют друг другу вмешиваться в балканские дела и готовы предостеречь султана от дальнейшего пролития крови. В конце декларации граф с герцогом оставили свободное место на тот случай, если Франция решит примкнуть к союзу "двух", то ее пожелания тоже будут внесены в протокол.

Подмахнув пером бумагу и скрепив ее королевской печатью, Веллингтон, повздыхав, внезапно заявил:

– Я надеюсь, граф, что ни о каком военном вмешательстве здесь вопрос не стоит, только чистая дипломатия!

Карл Нессельроде

Нессельроде согласно закивал:

– Разумеется, но дипломатия во имя пресечения кровопролития!

Когда же довольный собой герцог, обменивался с канцлером прощальным рукопожатием, Нессельроде угостил его заранее подготовленным монологом:

– Мы будем неукоснительно следовать подписанным протоколам лишь касаемо Греции. Что же до наших личных претензий к Турции, то здесь Россия будет поступать независимо от британской позиции!

Почти одновременно российское правительство потребовало от Стамбула обсуждения спорных вопросов, прежде всего, относительно возобновления русского торгового судоходства в проливах фактически прерванного с началом восстания.

Столицу Российской империи "железный герцог" покидал в настроении самом сумрачном…

– Веллингтон потерпел свое Ватерлоо! – говорили в те дни остряки и были недалеки от истины.

Россия круто меняла свой внешний политический курс. И этот новый курс был направлен на освобождении Греции.

Весна 1826 года пришла в столицу Высокой Порты рано. Уже давно отцвел душистый миндаль, а воды Босфора были на редкость теплы и спокойны. Над крышами домов кружили стремительные ласточки, а на базарах было не протолкнуться от снующего туда-сюда люда.

За крепкими запорами «Порога Счастья» (именно так возвышенно именовался дворец султана) вот уже несколько дней Махмуд Второй совещался с ближайшими вельможами.

– Положение дел в Греции, положение в Европе и рост могущества Мухаммеда-Али египетского заставляют нас думать об усилении военной мощи! – говорил Махмуд. – нервно перебирая сапфировые четки. – Нам нужно сильное войско, организованное по образцу франков! Иного пути просто нет! Только так мы сможем вернуть утраченное могущество! Забранные от сохи крестьяне не могут на равных драться с опытными солдатами гяуров! Они могут лишь храбро умирать, но, увы, не побеждать! Мысль о создании регулярной армии европейского типа не первому пришла в голову султану Махмуду. Об этом в свое время мечтал еще его дядя султан Селим Третий, начавший создавать войско нового вида «низам-джедид». Но тогда с султаном быстро расправились взбунтовавшие янычары, усмотревшие в новых преобразованиях опасность для своих вековых привилегий. Поводом к янычарскому мятежу стал страшный голод, вызванный блокадой Константинополя эскадрой вице-адмирала Сенявина в 1807 году.

– Но еничери! Что скажут еничери?! – был невольный вскрик вельмож. – Ведь они снова взбунтуются и посадят на престол того, кого захотят!

– Я не намерен, как баран, ждать пока меня поведут на заклание! – передернул плечами Махмуд. – Мы их перебьем до того, как они поднимутся на нас!

– Но хватит ли у нас сил? – заволновался владыка Адрианополя Эссет- Мегмет-паша.

– Хватит! – качнул белоснежным тюрбаном Махмуд. – Я уже все продумал! Настало время покончить с проклятыми еничери раз и навсегда!

14 июня 1826 года янычарский ага-паша Гуссейн объявил своим подопечным, что скоро в столицу приедут египетские советники и станут учить янычар маршировать на пример гяуров.

– Не бывать тому! – зароптали собравшиеся на площади янычары. – Мы енычери, а не какие-то там презренные франки!

– В таком случае султан лишает вас баранины и оставляет лишь похлебку!

– Нам пустую похлебку! – загалдели янычары. – Султан хочет лишить нас древней привилегии, дарованной еще Сулейманом Великим! Гордыня помутила разум падишаха! Пришло время выносить на площадь котлы! Вынос котлов – дело не шуточное! Вынос котлов – это начало мятежа! Узнав о намерении янычар, Махмуд послал крикунов, которые принялись кричать на площадях о милостях султана, если янычары разойдутся. Крикунов прогнали с позором. И началось! Толпы разъяренный янычар бросились к казармам выносить котлы, в которых они варили баранину. Одновременно началось избиение всех, кто попадался на пути, потом начался грабеж домов, Кто пытался оказать сопротивление, тут же рубили ятаганами! Люди разбегались в ужасе:

– Еничери несут свои котлы! О горе нам несчастным! Спасайтесь, кто может! И вот огромные медные котлы вынесены на площадь Эйтмандана и перевернуты кверху дном у каменных ворот с вывеской «Здесь султан кормит своих янычар». Полуголые и потные котловары-яшчи тут же начали лупить в звонкие днища деревянными колотушками. Тут же, невесть откуда, появились дервиши-бекташи, и сразу же начали свой страшный танец. Орден бекташей издавна покровительствовал свирепым янычарам. Впадая в экстаз, «пляшущие дервиши» вертелись волчками все быстрее и быстрее, истошно выкрикивая воинственные сурны. Затем, все еще продолжая крутиться, бекташи начали рвать халаты и разбрасывать вокруг себя лоскутья. Янычары с благоговением хватали их и повязывали себе на голову. Теперь им был не страшен даже сам султан, ибо дервиши освятили их бунт!

Из записок французского посла: «Янычары срывали с себя мундиры и топтали их своими ногами, остальная же часть их одежд была уже изодрана в клочья, чтобы все видели их ярость. Разрушив дворец Порты, они разграбили его, расхитив все, что имело хоть малую цену, янычары истребили даже архивы, в которых искали уставы новых порядков…»

А мятеж все разрастался. По призыву бекташей к янычарам примкнули носильщики тяжестей – здоровенные мужланы, убивающие ударом кулака быка. За носильщиками прибежали пожарные. Эти начали с того, что подпалили несколько кварталов и принялись таскать себе из пожара все ценное. Беспорядки охватили теперь уже всю столицу.

Султан Махмуд немедленно покинул «Порог Счастья» и укрылся в мечети султана Ахмета. Разъяренных янычар мечеть бы тоже не остановила, но она позволяла выиграть некоторое время. А время в данной ситуации определяло все. С султаном были великий визир, главный духовник – шейх-уль-ислам, начальник артиллерии – топчу-баши Карижегенем-Ибрагим и насмерть перепуганный янычарский ага-паша Гуссейн. В качестве охраны египетские офицеры, которым султан сейчас доверял куда больше, чем своим.