Следующая ночь прошла относительно спокойно, но утром с "Дармута" сообщили о новой попытке Ибрагим-паши пробиться к Патрасу. В шесть часов пополудни Кодрингтон вышел на пересечку курса туркам.

– Штурман, место! – не оборачиваясь, бросил вице-адмирал, склонившемуся над картой лейтенанту.

– Траверз мыса Папас, сэр! – прокричал тот ему.

Кодрингтон подошел, к стоявшему подле, капитану Курцону:

– Вовремя успели. Еще час другой и ищи их по всем проливам! В знак презрения к англичанам Ибрагим-паша велел не поднимать флаги. Это был уже вызов! Почитая себя за первых моряков, подданные Георга Четвертого сочли это оскорблением небывалым. Ответом англичан был шквал ядер, которые Кодрингтон обрушил рядом с бортами турецких судов. Огромные султаны всплесков быстро образумили строптивцев, и турки флаги подняли и к Наварину отвернули.

– Где же де-Риньи? Где русские? – терзался неизвестностью британский адмирал. – Еще один прорыв Ибрагима и мне не останется другого выхода, как лечь костьми на его пути!

Можно представить себе восторг британских моряков, когда в туманной дымке просыпающегося моря они увидели спешащий к ним фрегат, то был наш "Константин".

Скоро капитан 2 ранга Степан Хрущев, смело хлебая грог в кают-компании "Азии", уже делился последними новостями.

Адмирал Томас Кокрейн

Несмотря на все переговоры боевые действия меду турками и греками как в Мореи, так и в прибрежных к ней водах ни на день не прекращались. Война, есть война, где каждый использует любой промах своего противника. Еще в начале сентября 1827 года в водах Патрасского (Коринфского) залива появился со своей греческой флотилией в двадцать три вымпела адмирал Кокрейн.

Встав на якорь у Миссолунги, он стал ждать греческие войска генерала Черча. Когда после переговоров в Наварине с Ибрагим-пашой, Кодрингтон посоветовал Кохрейну увести свою флотилию в Архипелаг, тот поступил вполне разумно. Главные силы адмирал увел с собой, но оставил в заливе "на всякий случай" вполне боеспособный отряд: паровой корвет "Картерия", бриг "Сувенир", две шхуны и пару канонерских лодок, под общим началом давнего добровольца – филэллина "командора" Гастингса. Корвет "Картерия", что значит в переводе с греческого "Постоянство", был первым пароходом греческих ВМС, построенным в Англии на деньги так называемого второго английского займа. Паровая машина была его еще весьма несовершенна и часто выходила из строя.

La Kartería, анонимная акварель 1820-х годов

Едва Гастингсу стало известно, что турки и египтяне продолжили уничтожение греческих деревень, было решено им отомстить. Отряд судов незаметно проник в глубь Патрасского залива и 18 сентября с ходу внезапно атаковал турецкую флотилию. Бой был не долог, но жесток. Корвет "Картерия", действуя новейшими бомбическими орудиями, сжег два турецких брига. Уже в самом начале схватки вышла из строя примитивная паровая машина, пришлось биться более привычно, под парусами!

Фрэнк Эбни Гастингс

Враги сошлись вплотную и ядра прошибали корпуса судов насквозь, вынося в море вместе с кусками борта остатки человеческих тел. По зеркальной глади залива клубился едкий пороховой дым. Пока турки смогли сориентироваться в обстановке у них осталось только половина сил. Исход сражения был уже предрешен.

Вскоре турки обрубили канаты, и стали по своему обыкновению выбрасываться на берег. Добычей победителей стали пять поврежденных судов и три невредимых австрийских торговых судна, попавшихся, так сказать, под руку. Имя победителя "при Патрасе" Гастингса стало широко известно в Европе. Спустя восемь месяцев "командор" Гастингс был смертельно ранен во время сражения у крепости Анатолико.

Греческий флот на глазах превращался из каперско-корсарского в регулярный. У него уже была своя славная боевая история и свои первые герои!

Уже второй день дул противный ветер. Вскоре после встречи нашей эскадры с англичанами подошли и французы. Наконец-то союзная эскадра собралась вместе.

Командующим французской эскадрой Анри де Риньи – 44-летний контрадмирал. На французском флоте де Реньи с 15 лет. С 1816 года капитан корабля. Ничем особенным за время службы не отличился, однако, слыл хорошим моряком. Когда в 1825 году к берегам Мореи в Архипелаг был отправлен летучий отряд, Реньи был произведен в контр-адмиралы и назначен его начальником. С 1827 года он был назначен командующим французской эскадрой в греческих водах.

Союзники непрерывно и изнурительно лавировали. Шторма не было, но погода была весьма свежая. Капитаны ревниво следили друг за другом, как кто маневрирует. Корабли спускались из бейдевинда на фордевинд, затем снова восходили до линии ветра. На "Азове" Лазарев придирчиво засекал время постановки парусов карманным хронометром.

– Ну и как мы смотримся? – спросил его, вышедший наверх Гейден.

– От англичан не отстаем нисколько, а вот французы запаздывают все время и довольно прилично! – ответил командир "Азова".

Гейден удовлетворенно кивнул головой:

– Хорошо бы и англичан обставить! Не все же им здесь тон задавать!

Наши действительно маневрировали не хуже, а порой и лучше англичан. Удручало иное, при шквальных порывах ветра на наших кораблях все время что-то ломалось и рвалось: то на "Невском" разодрало фор и грот-марсели, то на "Проворном" повредилась грот-стеньга, то на "Гангуте" треснула фок- мачта. Что и говорить, а состояние рангоута и такелажа на российских кораблях оставляло желать все еще многим лучшего. Время недавнего флотского забвения все еще сказывалось во всем.

Впрочем, стараниями команд внешне наши корабли выглядели не так уж и плохо. По крайней мере, понимающий толк в морском деле Кодрингтон, разглядывая русскую эскадру в зрительную трубу, высказался так:

– Русские суда все такие чистенькие! Особенно впечатляет отменная медная обшивка с темно-розовым отливом. Я думаю, что эскадра Гейдена в хорошем состоянии, а ее командующий расположен охотно идти с нами рука в руку. Лучшего союзника лучше желать!

Эти слова Кодрингтона известны документально.

Общие силы союзников хоть так и не достигли оговоренной лондонским договором численности, но все же были уже достаточно внушительными – 10 линкоров, 9 фрегатов, 2 корвета и 7 вспомогательных судов.

5-го октября командующие трех эскадр вновь собрались на совет. Гейден и де-Реньи держались по отношению друг к другу настороженно. Кодрингтон, как мог, вел беседу и председательствовал. Предстояло окончательно решить, что делать дальше? Более увещевать зарвавшегося Ибрагима было нельзя. Уверовав в свою безнаказанность, каирский паша отделывался от союзников ничего не значащими письмами, сам же продолжая громить и грабить Морею.

Ситуация на совете флагманов осложнялась еще и тем, что каждый из присутствующих помимо общеизвестных и закрепленных соответствующим договором задач исполнял и только ему ведомые секретные предписания своих правительств. Причем, если при этом Гейдену вменялось действовать решительно и смело, не останавливаясь даже перед полным истреблением турецкого флота, то у де-Реньи инструкции были полностью противоположными – сделать все возможное для сохранения турецкого флота и египетского войска.

После отъезда российского и французского командующих, присутствовавший на совещании полковник морской пехоты Крэдок заметил Кодрингтону: