28- го сентября. Утром увидели остров Занте и в проливе меж ним и Кефалонией два брига. Они скоро отделились от нас, подняв сигнал, которого мы не могли понять. Весь день лавировали…

29- го… Дуло довольно свежо, течением нас немного сносило к югу.

30- го… Лавировали целый день и вовсе не видели судов…" Вечером фрегат "Елена" привел к флагману сразу четыре "купца" и один военный бриг под турецким флагом. Капитану-египтянину велели прибыть на борт "Азова", затем, расспросив, отпустили. Когда же бриг стал быстро удаляться, вслед за ним устремилась "Елена", посмотреть, куда тот направится.

На следующий день, следуя в двух кильватерных колоннах ниже острова Занте, российская эскадра наконец-то встретила англичан. Над их передовым кораблем развивался флаг командующего британской Средиземноморской эскадрой вице-адмирала Кодрингтона. За флагманом четко держали строй фрегаты, бриги и шлюп.

– Ну, вот, слава Богу, и встретились! – перекрестился Лазарев. – Теперь мы уже сила!

– Право по борту еще паруса! – зычно кричали с вахты.

То были два турецких корвета. Из открытых портов выглядывали пушки. Над передовым развевался переговорный флаг. Подойдя к 88-пушечному британскому кораблю, турки вступили в переговоры. Чуть погодя, с "Азова" туда отправился шлюпкой и контр-адмирал Гейден.

Турки то и дело испуганно шарахались от российских кораблей и нервно жались к бортам британских кораблей. Гарри Кодрингтон, сын английского командующего, состоявший при отце мичманом, наблюдая эту странную картину, говорил отцу:

– Кажется, туркам видится в русских что-то особо зловещее!

– Еще бы, – кивнул Кодрингтон, – никто и никогда так их не лупил, как русские!

В тот день Кодрингтон оставил на бумаге свое впечатление от российской эскадры: "Русские суда все такие чистенькие и, думаю, в весьма хорошем порядке… кажутся совершенно новы, и как медная обшивка у них с иголочки, то имеют прелестный темно-розовый цвет, что много содействует красивой внешности судов… Русский флот, по-видимому, находится в хорошем боевом состоянии, хорошо управляем, и расположен охотно идти с нами рука в руку…" Характеристика весьма обстоятельная и столько же лестная. Поверьте, что в устах же старого моряка нельсоновской школы она значила не так уж мало!

Так по счастливой случайности почти в одно время и в одном месте встретились все союзные эскадры. Впоследствии Гейден писал об этом чрезвычайно важном событии: "Сие последовало случайно, но по обстоятельствам случай сей примечания достоин…"

В довершение всего откуда-то из полосы тумана вывернул и маленький греческий бриг. Греки трубили в сигнальные трубы и радостно размахивали руками, приветствуя прибытие своих заступников.

– Посмотрите на вест, Михайло Петрович! – передал Лазареву зрительную трубу стоявший вахтенным лейтенантом Нахимов. – Никак еще гости!

На горизонте, то, появляясь, то, исчезая, держались суда королевства Сардинского. Королевство держало строгий нейтралитет, но, в то же время, желало быть в курсе всех событий.

С остовых румбов тоже белело. Там затаились в мглистой дали австрийцы, союзникам далеко не дружественные. Вена держала в Средиземном море эскадру графа Дандоло. Граф имел личную инструкцию Меттерниха повсеместно помогать туркам и вредить русским.

Вахтенный лейтенант "Азова" Нахимов доложил командиру о сложившейся диспозиции:

– Всех в избытке и даже венцы в гости пожаловали!

– Нет, Павел, – опустил трубу командир "Азова". – Это еще не гости, но уже и не зрители!

– Что пирог слоеный! – удивлялись наши моряки, затылки почесывая, – Почитай все флоты европейские в единую кучу сгреблись, а что далее делать никто и не знает!

Из воспоминаний: "…Английский адмиральский корабль привел на левый галс и лег в дрейф… К кораблю "Азов" тотчас же пришла шлюпка с корабля "Азия". Потом на ""Азове" спустили катер, на котором сам адмирал (т. е. Гейден – В.Ш.) ездил на английский корабль…"

Встреча двух командующих была радушной. Кодрингтон, правда, осторожно заметил, что ждал русских раньше. Гейден сослался на запутанные инструкции. Затем оба отправились обедать. За дружеским столом российский командующий узнал много нового для себя и прежде всего о том, что три союзных посла в Константинополе передали в диван совместную декларацию о своем посредничестве в греческом вопросе.

– Ну и что турки? – спросил Гейден.

– Пока ничего! – развел руками Кондрингтон. – Молчат!

– Стоит ли понимать молчание, как отказ?

– Во всяком случае, не как согласие!

Расстались адмиралы вполне довольные друг другом, но не на шутку озабоченные политической ситуацией.

Прибытие российской эскадры сразу придало Кодрингтону уверенность в его намерениях. Прежде всего, теперь он мог не бояться угрожать туркам открытием огня. Кроме этого, вице-адмирал сразу понял, что Гейден имеет самые радикальные инструкции, которым он готов следовать неукоснительно, не вмешиваясь ни в какую большую политику.

Вечером в письме к жене Кодрингтон писал, характеризуя своего союзника: "…Этот прямодушный человек, готовый, даже слишком, довести дело до конца".

Офицеры со всей эскадры вслух завидовали "азовцам". Еще бы, те сейчас в курсе всех новостей, а тут гадай, что да как.

После полудня спустилась по ветру и французская эскадра. Флаг контрадмирала де-Риньи был поднят на фрегате "Сирена". Фрегат подошел к "Азии" и "Азову" и так же лег в дрейф, остальные же французские судно продолжили движение к Занте.

Затем по горизонту будто мазнули белой краской. То, пуча паруса, догонял своих фрегат "Константин", успевший выяснить, что Кодрингтона давным- давно уже нет на Мальте. Хрущев боялся не успеть к возможному столкновению с турками, а потому выжимал из своего судна, все, что только можно. Найдя английскую эскадру, он на всякий случай отправился проверить юные румбы и вот теперь тоже возвращался к месту общего рандеву.

Закончив выяснение отношений с египтянами, русская и британская эскадры двумя кильватерными колоннами взяли курс к берегам Мореи. Французы последовали туда же, но несколько поодаль, в гордом одиночестве. Вдалеке в наступивших сумерках осторожно скользили тенями сардинцы с австрийцами. Всех интересовал порт Наварин, где уже собрал свой немалый флот, упрямый и деятельный Ибрагим-паша.

Из воспоминаний участника событий: "…Французский адмиральский корабль снялся с дрейфа, прошел у нас под кормою и направился вслед за своей эскадрой. За ним последовал английский корвет и фрегат… Мы же, снявшись с дрейфа, легли вдоль берегов Мореи, по одному направлению с английской эскадрой… Курс наш ведет к Наварину…"

Так состоялась знаменитая демонстрация флагов у острова Занте 1-го октября 1827 года.

Британская Средиземноморская эскадра вот уже несколько месяцев, как покинула благодатную Мальту, и начала свое крейсерство в восточной части моря. Корабли под сине-красным "Юнионом Джеком" устало качало в бесконечных проливах Архипелага.

Во главе эскадры – вице-адмирал Эдуард Кодрингтон, один из лучших флотоводцев Соединенного королевства. За плечами 57-летнего вицеадмирала была большая полная событий жизнь и служба. На флоте с двенадцати лет. Впервые он отличился, будучи еще лейтенантом на линкоре "Квин-Чарлотт", в далеком 1794 году у французских берегов. Затем командовал брандером и корветом, фрегатом и, наконец, линейным кораблем "Орион". Именно на "Орионе" Кодрингтон принял участие в знаменитом Трафальгарском сражении, пленил три французских линкора, за что был награжден золотой медалью. Потом в 1810 году Кодрингтон участвовал в защите Кадиса от французов, успешно командовал эскадрой у испанских берегов и даже отличился в сухопутном сражении при Вилла-Сукка, командуя сводным отрядом моряков. Уже контр-адмиралом в эскадре сэра Кокрэйна воевал в Северной Америке при Балтиморе и Новом Орлеане, крейсировал в Мексиканском заливе. С 1821 года – он вице-адмирал, а в 1826 году получает назначение командующим Средиземноморской эскадрой. Счастлив был вице-адмирал и в браке, имея от своей жены Иоанны Халл двоих сыновей и троих дочерей. Многим позднее российский биограф Кодрингтона напишет о нем следующее: "Как воин, он оставил по себе блестящий пример для службы, которую любил безгранично и в которой считал священною обязанностью выставлять заслуги своих подчиненных. Открытый и благородный характер его никогда не выражал скрытности, и, хотя откровенность его часто была неблагоприятна для его личных выгод, но, несмотря на то, прямой и твердый характер его всегда будет глубоко уважаем всеми". Ныне, став флагманом, Кодрингтон был призван решать дела не столько военные, сколько политические. Три десятка лет назад у берегов Италии подобную задачу решал его знаменитый учитель, теперь же его ученику предстояло повторить нельсоновский успех у скал Мореи.