А на губах остался вкус спелой костяники.

Я повернул голову. По приезду Вась Вась увалился в открытом автомобиле, в самом его нутре, и ныне храпел на весь склеп богатырским храпом, промолвив напоследок, что вампиры должны спать днём, а ночью бдеть.

Я лежал на мягком ложе, названном им диваном, и долго смотрел в свод рукотворной пещеры, освещённый бутылкой с приручённым светом. Этот свет светил в каждом доме и каждой собачей конуре, и посему он был первым же, о чём следовало полюбопытствовать, чтоб не казаться дремучим неучем.

Сон пропал, оставив после себя лёгкую тоску, но лампа в руках лесной девы была неспроста, и оттого величайшее любопытство толкало на дивные измышления. Я встал с дивана и бесшумно, аки лесной зверь, подошёл к Барсику. Вась Вась сморщился во сне и пробормотал неразборчивую скороговорку, а когда смолк, опять начал храпеть. Спрашивать у него про это неведомое электричество расхотелось, и я поглядел на лампу. Я должен уразуметь всё сам.

Дверь в гараж-склеп оказалась не заперта, и я, чуть слышно скрипнув петлями, вынырнул в ещё более тёмную пещеру, где таких дверей было множество. Как назло, мой незримый толмач молчал. Его тоже нужно будет допросить, но не сейчас. Сейчас он должен привыкнуть ко мне, довериться. Ну, я так разумею.

Где-то в глубине слышались голоса, и я решил дойти до людей, чтоб спросить дорогу. А куда мне самому хотелось? Да туда, где склянки со светом продаются. Там и узнаю правду о том, как добывают искричество и как его пользуют.

Я шёл в полутьме, а голоса приближались, разлетаясь гулким эхом от каменных стен.

– Твою мать, Лёша, крепче держи.

– Михалыч, выскользнуло.

– Руки корявые, вот и выскочило. Дай ключ на двенадцать.

Я завернул за угол и увидел небольшой серый автомобиль с открытыми дверями. Само самобеглое чудо стояло на подпорках, а под ним лежал старик в грязной одёже, бурча и проклиная какие-то сальники. Рядом на корточках сидел парень, с виду мой ровесник.

– Ой гой сути, добры люди, – произнёс я и поклонился.

Молодой уставился на меня с открытым ртом, а старик перестал ругаться и выполз из-под автомобиля.

– Здорова, здорова, – ответил он, смерил меня взглядом, а потом вытер руки о тряпицу и улыбнулся. – Ты у Васьки-упыря поселился?

– Да, – неуверенно ответил я, а старик сразу же протянул мне руку для приветствия, – Я Сергей Михалыч, а этот придурок – Алексей, мой зять. Руки у него под мышку заточены, вот и приходится выручать растяпу.

Я глянул на обиженно поджавшего губы парня и представился честным людям:

– Ярополк.

– Да знаем уже. Наш домовой все уши прожужжал, что к Василию человек подселился.

– Домовой? – переспросил я.

– Ну да. Как сейчас без домового. Он и пожарная сигнализация, и против домушников, и вообще, поболтать любит.

Я промолчал, а старик сел, поднял с пола какую-то рогатульку и охая стал снова заползать под брюхо автомобиля.

– Лёха, сходи за чутком в супермаркет. Хлеба возьми и пельмени не забудь, а то моя бабка на сутках сегодня.

Парень похлопал по одёже, словно что-то выискивал.

– Я карточку дома оставил, – виновато промямлил он.

– Вот, всё у тебя через задницу. Знал же, что я чуток захочу. У меня в барсетке деньги достань. И два возьми чутка, дураком не будь.

– С тобой пойду, – произнёс я, решив, что с этим парнем можно пройтись по новым местам и без всякой дурости вернуться.

– Угу, – буркнул он, залез в лежащую на переднем стуле автомобиля котомку и, махнув рукой с зажатыми в ней листами размалёванной бересты, повёл по пещере к тонкой полоске белого света, горящей в глубине, а вслед нам снова заголосил Сергей Михайлович.

– Ярик, – бесцеремонно спросил он, – ты вот у упыря поселился. Он ничего не говорил тебе про какого-то полукняжича? А то домовой обмолвился нечаянно, что появился в городе такой тип. А как спросили, что за птица, только и огрызнулся, что это людей не касается, и спрятался за холодильник.

Полукняжич. Я остановился, поглядел на старика, на его зятя, на машину да в сторону двери Вась Вася. Вспомнились слова лесной девы: «Ты будешь охотиться на нас, но не забывай, что ты один из нас».

– Нет, не слыхивал.

– Ну нет, так нет, – пожал плечами Михалыч, взял с пола какую-то железную рогатульку и снова залез под повозку.

Алексей повёл меня длинным темным подземельем к дальней двери, через щели которой сочился дневной свет.

Парень почесал в затылке и убрал в карман какие-то шуршащие клочки, толмач молчал, а я не хотел его спрашивать. По пути ещё раз напомнил себе ничему не удивляться, хотя это будет обманом. Я буду удивляться, но тут не надобно виду подавать. Прямо как в Царьграде, когда по торжищу ходил. Все необычное тогда было, и людские одёжи, и речи, и товары. Даже иные вьючные животины, сиречь верблюды у черных, аки головни, купцов из заморских земель тоже необычны, но бродить с открытым ртом и выпученными глазами, аки юродивый, стыдно.

Дверь скрипнула, и мы оказались на улице. На меня сразу навалились местные шуми и запахи. Что ни говори, и того, и другого в избытке. А ещё внутри опять поселилось то старое озорство. Я скрестил руки на груди и с умным видом, мол, я чо, я ничо, я местный с перепоя, пошёл вслед Алексею. А пошли мы проулками к большущему, ярко разукрашенному дворцу, который возвышался над деревьями и такими же гаражами, где люди хранили телеги, и был виден издалека. И чем ближе мы подходили, тем больше народу становилось. Все добротно ряженые. Кто порознь, кто семьями, и казалось, что здесь каждый день – ярмарочный.

– Толмач, – прошептал я, стараясь, чтоб меня не сильно было слышно остальным, – что сие есть?

«Торгово-развлекательный центр, – отозвался карманный мудрец в голове, – терем великий для забав и торжищ».

Я ухмыльнулся, и вправду ярмарка. А раз так, то всем до меня и дела не будет. С такими мыслями я шагнул вслед за своим провожатым в терем, а там замер. Все вокруг блестело стёклами да железяками и сияло разноцветными огнями, шумело на разные голоса и шевелилось яркими картинками.

В тереме грохотала громкая непривычная музыка. А ещё в воздухе витали подобно пчелиному или комариному рою маленькие, как синицы, духи. Девицы и парни, а то и чудные зверушки. Одна небольшая девица со стрекозиными крыльями и в белом платье опустилась с самого верха и зависла передо мной.

– Здравствуйте! Можно провести небольшой соцопрос?

Я пожал плечами не зная, что от меня хотят. А в заболевшей от шума и обилия всего необычного голове закружилась мысль, что лучше бы я дальше спал в своей берлоге. Что я чуждый пережиток прошлого, который никогда не сможет здесь стать своим. Вокруг все в письменах, их я прочесть не сумею. Все глаголют так, что за жизнь не уразуметь. И всем людям плевать на меня.

– Спасибо за согласие, – продолжила крохотная девица и достала из воздуха какой-то тёмный продолговатый предмет, – насколько велика вероятность, что вы посоветуете нашу продукцию своим друзьям?

Я снова пожал плечами не зная, что сказать. Я даже не знал, что это.

– Я тебя везде ищу, а ты вот он, – раздалось рядом, и я почувствовал, как меня хватают за локоть.

Отвернувшись от ждущей ответа крохотульки, я растеряно уставился на Вась Вася, тяжело дышащего, словно долго-долго бежал.

– Вась, что-то дурно мне.

– Ладно. Пойдём, подышишь свежим воздухом.

– А он и на снаружи не свежий, – ответил я, чуя, как голова совсем закружилась.

Упырь криво ухмыльнулся и потянул меня за собой, выводя через стеклянную калитку. Лишь когда шум и гам, давящий осязаемым грузом на мои уши лесного обитателя, остался позади, я вздохнул и поднял взор в небо. Там над облаками плыли яркие точки, оставляющие белые царапины на голубом небосводе.

«Самолёт, – прошептал толмач, – сие есть летучий корабль».

Я опустил голову и прикрыл лицо ладонями. Люди небо бороздят воздушными ладьями, дома до небес строят, а я ничего этого даже не знаю. Голова заболела с новой силой, и захотелось уйти куда-нибудь и заплакать, как в детстве, когда обещали взять на ярмарку, но оставили. И никакое обещание не удивляться не поможет. Я не вернусь назад, чтоб потом рассказывать небылицы среди друзей, как тот ключник.