– Тебе и так не причинит вреда ни один дракон, – сказал он Эйде.
– Ты, что ли, не позволишь? – она рассмеялась, коротко и немного ядовито.
– Конечно я.
Интересно, почему он был так в этом уверен?
Эйда взглянула на него и сразу посерьезнела, опустила голову.
Никто в Приграничье так уж не боялся драконов, просто осторожничали, не смотрели лишний раз в сторону гор – это да, было. Это обычай. А когда дракон парил высоко в небе, можно и взглянуть, что таког? Драконы никогда не опускались на их землю. И Айну, сестру Эйды, не дракон унес, её увезли стражники.
– Все просто, – сказал он. – На замужних женщин колдуны почему-то не зарятся! Мы поженимся, и все дела.
– А я-то думала, ты пойдешь из-за меня сражаться! – девушка расхохоталась.
Она уже надела бусы, но продолжала сжимать нить в ладони.
– Конечно, пойду сражаться, – пообещал он серьёзно. – Но лучше мы не будем доводить до этого. Ты ведь выйдешь за меня замуж, Эйда?
Он сам себе удивлялся – ведь четверть часа назад и не помышлял её замуж звать! Нет, он этого хотел, ещё как хотел, просто мысли не допускал, что будет иначе. Но чтобы – раз! – и брякнуть это здесь и сейчас, посреди рыночной площади?
– Конечно, выйду, если не передумаю! Не завтра же, – Эйда блеснула глазами.
Конечно, придется подождать. Сейчас отец не разрешит свадьбу.
– Ого, – такая знакомая, тяжелая ладонь хлопнула Ардая по плечу.
Отец подошёл незаметно. Эйда выпрямилась и отпустила, наконец, свои бусы, у неё явственно порозовели щеки.
– Ты уж не передумай, красавица, такие парни, как мой сын, на дороге не валяются! – пошутил имень Эстерел. – Ладно, будем считать, что договорились, давайте-ка теперь делом займемся. Самое время, – подмигнув девушке, он выудил из необъятной сумки два кулька калёных орехов и вручил им по одному.
Ардай чувствовал себя глупее некуда. А отцу смешно! Да, надо заняться делом. Действительно. Ему ведь нужен рух!
– Тут только у одного купца есть яйца рухов, – сказал Ардай. – А птенцов я вообще не видел.
– Мы ведь и собирались купить яйцо? – отец приподнял бровь.
Яйца рухов дороги, но готовые птенцы, особенно подрощенные – ещё дороже. Хотя, дело даже не в цене. Это традиция такая, чтобы первый рух вылупился на глазах наездника и тот сам освободил его от скорлупы. Считается, что от этого связь между ними будет полнее, такой рух никогда не выйдет из повиновения, не подведет. Отец в это верил. Он, Ардай – что-то не очень. Он-то мог приручить и оседлать любого, и не случалось ещё, чтобы птица его не слушалась, особенно в воздухе. Рухи – они вообще послушные и понятливые. Так что сам Ардай предпочел бы птенца, желательно такого, у которого уже появились маховые перья. А с пуховичком, особенно на первых порах, столько возни. Но сейчас решает отец. И традиция.
Вопли купца они услышали издалека.
– Ах, ты, собачий сын! Мы сюда, по-твоему, печеными яйцами приехали торговать? А может, и подавно, яичницей?!
– Это Руйбикор, – отец улыбнулся в усы. – Хорошо. Он свое дело знает. Я у него покупал своего Бака.
Вблизи всё было ещё смешнее. Толстый коротышка, крутя над головой палкой, гонялся вокруг палатки за помощником, маленьким и худеньким. Прыткий помощник близко к себе хозяина не подпускал и сильно от палатки не удалялся, и всё вместе это напоминало представление двух бродячих клоунов. Прохожие оглядывались и улыбались, некоторые останавливались – посмотреть.
Они с Эйдой переглянулись и засмеялись.
Отец громко крикнул:
– Так у тебя сегодня печеные яйца, Руйбикор? Тогда мы уходим!
Купец резко остановился, подпрыгнул и повернулся к ним, расплывшись в улыбке от уха до уха.
– О, имень Гай Эстерел! У меня товар – первый сорт! А меня всегда первосортный товар! Я всегда сам за всем смотрю, всегда сам, так что ни одно порождение бродячей собаки у меня ничего не испортит! Что вы хотели?
Яйца, как им и полагалось, лежали на переносной печке, переложенные одеялами, так, что круглый серовато-белый бок каждого оставался выставленным на обозрение покупателей. Ардай тут же выделил взглядом одно, крупнее прочих, быстро взглянул на отца – тот смотрел туда же. Купец сразу всё понял, подбежал и бережно вынул из вороха одеял то самое яйцо, покачал его в ладонях, прищелкнул языком.
– Лучше и быть не может! Точно говорю! А производители какие! Мать – Густа с фермы Виргута, та самая, что победила на Большой гонке в Аше в прошлом году. Это ее вторая кладка! А от кого – знаете? – он поймал отца за рукав и что-то зашептал ему на ухо.
Тот недоверчиво усмехнулся.
– Быть не может.
– Документы, всё честь по чести! Когда у меня был плохой товар? Я давно торгую, меня все знают, меня все благодарят! И тебя, уважаемый, я давно знаю, как же! Как там тот птенчик, что я продал тебе три года назад? Хорошо летает? То-то же! А этот лучше будет, много лучше!
Тут он как будто только что заметил Ардая, и весь засветился.
– Сыну, значит? Вырос парень, нужен ему свой рух, конечно! Вон какой вымахал! Как же жениться, если собственный рух ещё не оседлан? Восемнадцать уже исполнилось парню, да, имень?
Их предки были именями, и отец, следовательно, тоже, и Ардай им станет. Их жизнь мало отличалась от жизни соседей, но титул есть титул, и связанные с ним правила и обязанности никто не отменял. Мужчина из семьи Эстерелов мог привести в дом жену, лишь имея боевого руха, и увезти девушку из дома родителей он тоже должен на этом рухе, и на сбор Летучей Гвардии, когда придет время, Эстерел обязан прибыть в полном вооружении и, опять же, на своем рухе. Ардаю исполнилось восемнадцать только что, до первого его императорского смотра – целых три года. Он был ещё по-мальчишески тонок, но ростом догнал отца, и плечи за последний год развернулись тоже почти как у отца. Они вообще были очень похожи, фигурой, смугловатой кожей, черными, как вороново крыло волосами – сразу видно, что отец и сын. Только глаза у отца карие, а у него, Ардая – серо-голубые, с отчетливой, яркой синевой. Только кто их особенно замечает, глаза? Эйда вот, правда, заметила.
Отец явно собирался перебрать товар, поторговаться. А Ардаю вдруг страстно захотелось именно это яйцо. Оно точно самое лучшее, и самое дорогое, наверное. Из него наверняка получится крупная, сильная птица – крупнее и сильнее, чем большинство здешних. Он лучший наездник в деревне, а может, и в Аше и его окрестностях, и пусть у него будет самый лучший рух – он это заслужил. И еще – Эйда стояла рядом и смотрела, и при ней ему особенно приятно было бы, не торгуясь, купить самое лучшее.
Отстранив Руйбикора, отец принялся перебирать яйца, осторожно вынимал каждое из вороха одеял, взвешивал в ладонях, подносил к уху. Купец стоял рядом и, как водится, бубнил о достоинствах каждого яйца, к которому прикасался покупатель. Когда отец опять взял в руки то, первое, голос купца зазвучал бодрее.
– Оно отличается по форме. И скорлупа какая-то не такая, – заметил отец, поглаживая яйцо пальцем. – Она темнее. Почему это?
– Да что тут странного, имень? Яйца разной формы даже у кур бывают! А скорлупа? Отличная скорлупа! Предки производителя – из диких, что со Скалистых островов! Я, когда молодой был, сам плавал туда за птенцами! Вот это было дело, скажу я вам! Одна самка гналась за нами всю ночь, мы уж и не чаяли её отогнать! Нет – выбилась из сил, улетела… Огромная, скажу я вам, была птица, огромная, а видели бы вы, что она выделывала в небе! В каждой кладке победителей Гонок есть такие яйца, и лучшие птенцы получаются из них! Эх, если бы ты видел ту дикую, имень!
– Моему парню это не подойдет, – сказал отец. – Он и на полудохлой птице вытворяет такое, что мне хочется надавать ему по шее, пока он ее себе не свернул. А уж если он получит дикую… Мне надо, чтобы рух был спокойный, смирный, чтобы высоко не поднимался. Что посоветуешь?
У торговца на мгновение даже челюсть отвисла.
– Ты, верно, шутишь, имень?! Ты, может, для дочки птицу покупаешь? Или всё же для сына?