– Поговорить, – просто и лаконично поясняет он.

Мой взгляд сам метнулся в сторону его лица. Было ощущение, что Измайлов просто издевается надо мной.

– Поговорить? – не веря своим ушам, переспрашиваю я. Хотя вроде и логично было, что он со мной не в шашки пришёл играть. – О чём?

– Думаешь, нам не о чем? – приподнимая брови, ухмыляется он.

– Думаю, что мы опоздали с разговорами… лет так на шесть.

Сергей задумчиво кивает головой, словно раздумывая над моими словами.

– Нехорошо тогда получилось.

Чуть не задохнулась.

– Хреново, Серёжа, хреново тогда получилось.

– Так чья это вина?! – за мгновение помрачнев, скалится он. Не могу поверить своим ушам. Жмурюсь, в попытке хоть как-то понять, что он мне сейчас сказал. Чья вина?!

Внутри сумбур, вулкан, землетрясение, пожар… Да там всё что угодно, но говорю я спокойно. И сама же поражаюсь своему хладнокровию, неизвестно откуда взявшемуся во мне.

– Судя по вопросу – моя?!

– Я не хочу ругаться! – неожиданно твёрдо отрезает он, игнорируя наши обоюдные выпады.

Фыркаю.

– Поздно, милый, поздно, – вкладываю как можно больше яда в свой голос, из-за чего он мрачнеет ещё сильнее.

– Я просил меня дождаться…

– А я просила не уезжать…

Хотя вру, не помню, просила или нет. Но точно знаю, что не просила оставлять меня… нас.

– Месть? – хрипит он.

– Думай, как хочешь, – цежу я сквозь стиснутые зубы, разворачиваюсь и начинаю уходить прочь от него, правда, тут же чужие пальцы хватают мой локоть, резко разворачивая к себе.

– Я не окончил.

– Да пошёл ты. Зато я закончила. Всё. Вообще всё.

Очень хочется дать ему пощёчину, но я сдерживаюсь.

Устало вздыхает, как-то покровительственно, словно пытаясь с пониманием отнестись к моей накатывающей истерике, а я искренне надеюсь, что он её не понимает, не понимает, как ранит меня своим присутствием, своими словами.

– Оль, я вернулся в город. Скорее всего, навсегда, – говорит он твёрдо и почти спокойно, а у меня сердце в пятки уходит. – Короче. Я собираюсь жить здесь. А нам ещё Аню как-то растить… видимо, вместе. А она переживает.

Эта его забота о дочери бьёт сильнее всего за эти несчастные пять минут нашего общения. Звучит так, словно это я… порчу жизнь своему же ребёнку. Хочется ударить, ужалить, отомстить.

– И с этим ты тоже опоздал! Дочь-то выросла.

Его пальцы чуть сильнее сжимаются на моём локте, а я только сейчас понимаю, что он всё ещё держит меня.

– А вот тут тебе меня не в чем обвинить, я все эти годы поддерживал с ней отношения.

– Вот именно, что поддерживал. Звучит как полумера. Мнимость. Иллюзия… Ай.

Это Сергей на считанные мгновения потерял самообладание и переборщил с силой нажима. Правда, стоило дёрнуться – и он тут же ослабляет хватку, да и вообще выпускает мою руку. Но вот глаза всё равно мечут гром и молнии. Мне.

Опять усмехаюсь.

– Не хочу я с тобой говорить. Не-хо-чу…

– Придётся, – практически рычит Измайлов.

А мне смешно. Почти. Или это истерика подкрадывается ко мне тихой сапой? И чтобы не поддаться ей, качаю головой, начиная пятиться назад.

– Время разговоров давно прошло, – и чуть подумав, добавляю. – Милый.

Он не останавливает меня, а я резво разворачиваюсь, уходя как можно дальше от него и пытаясь вспомнить, куда там я изначально шла.

Она уходила. Быстро, нервно и как-то рвано. Будто убегая от меня. Хотя почему «будто»? Она убегала, не оборачиваясь и зло размахивая руками, а я смотрел ей вслед и пытался разобрать хоть что-то из того эмоционального урагана, что бушевал у меня в голове.

Она изменилась. Сильно. И это одновременно пугало, злило… и как-то восхищало, что ли. На ум шёл образ четырнадцатилетней девчонки с гордо поднятой головой и упрямым взглядом. Впрочем, это как раз то, что осталось прежним, а вот всё остальное… Долго всматривался в её зелёные глаза, зачем-то пытаясь найти отголоски детско-юношеских воспоминаний о чём-то чистом и светлом, того, что мы когда-то так бездарно похерили, и у меня ничерта не получалось. Во-первых, во мне самом этого чистого толком-то и не осталось, а во-вторых, как оказалось, я всё ещё злился. Хотя честно полагал, что уже давно успокоился, что всё ушло и отболело. Но оказалось, что нет. Чёрная, удушающая волна ярости поднималась во мне каждый раз, стоило лишь взглянуть на неё.

Особенно вчера. Когда увидел её… их. Впервые за шесть лет. И сразу же, словно с корабля на бал – она, мальчишка и этот… третий. Даже не знаю, как для себя его обозвать. И если к пацану я вроде как был готов, то к другому… Ну никак не получалось. Я ведь думал, что приеду, поговорим, как взрослые… как умные люди. По крайней мере, мне нравилось считать, что я стал именно таким. Оказалось, что нихрена. Даже поздороваться не смог. Стоял и пялился на них во все глаза. С мазохистской жадностью впитывая, как Ольга пацана к себе жмёт, как головой своей крутит, с этим… другим разговаривает, улыбается. А у того чуть ли не слюни капают, сразу же понятно, что у него на неё планы, далекоидущие. Тут же как-то зло на душе стало, ненавистно.

Больше всего цеплял пацан. Смешной, глазастый и мелкий такой. На ум сразу шло Анино «Крош». И предательская мысль додумывала дальше – крошечный. Дочь редко говорила про брата, видя моё раздражение, которое я тщетно пытался давить в себе – не получалось. Слава богу, она, да и никто другой, не знали, как я в минуты особого отчаяния мечтал о том, чтобы это был мой ребёнок. Не то чтобы я на что-то надеялся, но иногда даже мне надо было о чём-то мечтать, чтобы не потонуть во всём том дерьме, что через раз пыталось погрести меня под собой. Спасался, цеплялся… а потом сам же себя ненавидел за эти ебучие мечты. Как же так?

Вчера полвечера в себя приходил, благо, что Анька рядом была, иначе бы пошёл и напился, а потом бы на геройства потянуло. Да ну нахрен их, эти геройства, плавали, знаем…

И вот сегодня опять. Ольга. Спасибо, что хоть одна. Красивая. Даже я со всеми своими обидами и претензиями, не мог не признать этого. Хотя она всегда такой была. Я когда её впервые увидел, у меня аж дыхание сбилось, рухнул за парту и замер, не зная, что мне с ней такой делать. Хорошо, что она меня тогда сама треснула, а то кто бы знал, чем бы это всё окончилось. Я ведь и рот мог открыть, и слюни пустить… как тот, вчерашний.

Но сейчас её красота была какой-то иной. Без понятия, как это объяснить, но изменения прослеживались во всём. В цвете волос, их длине, очертании скул, во взгляде. Я помнил её русой, с оттенками рыжего, когда Ольгины волосы выгорали на солнце от частого пребывания на улице во время работы в летних кафешках. Цвет сохранился, русый с рыжиной, вот только стал сложнее, словно вобрав в себя множество других оттенков. А с другой стороны, какое мне вообще было дело до её волос?! Никакого… насрать, абсолютно, а вот память цеплялась, спотыкалась, а потом громко шипела, разбиваясь о реальность. Скулы стали тоньше и будто бы острее, как если бы её покинула девичья округлость, хотя это вряд ли. Ведь когда мы виделись в последний раз, мы уже давно были не дети. Одни лишь глаза, большие и зелёные. Глазища. Они всё те же. А взгляд другой. Холодный, циничный, стервозный. Хотелось встряхнуть её и потребовать вернуть ту Олю… которую когда-то давно я знал. Ну или же мне так только казалось.

Сплюнув на землю, я развернулся и пошёл в сторону своего автомобиля, борясь с безумным желанием закурить.

Успокоиться удалось не сразу. Бесцельно бродила по району, просто приходя в себя, совершенно позабыв про магазин. К подъезду шла на негнущихся ногах, боясь встретить знакомую фигуру в кожаной куртке. Но его не было. Правда, и облегчения я не испытала. Теперь вообще казалось, что чувство тревоги навсегда поселилось у меня под кожей.

Оль, я вернулся в город. Скорее всего, навсегда. Да чтоб тебя, Измайлов! Только от одной мысли об этом сердце ускоряло свой ритм. Наконец-то до меня доходит, насколько легче было жить без него, при условии, что он где-то там… Д-А-Л-Е-К-О. Я научилась жить без него, со всеми своими горестями и обидами, но ведь сама. И вот он здесь. Рядом. Хочет разговаривать. О чём? О прошлом? О будущем? Об Ане? А если я не могу? Ни об Ане, ни о себе… ни о чём. Я вообще с ним рядом находиться не могу, как последняя истеричка взяла и убежала.