Включая и тебя, Альфонс. Я не собираюсь отдуваться один.

После пресс-конференции подошел черед репортажа о пожаре в Южном Бронксе. Видимо, его решили показать в программе новостей только потому, что, согласно общей точке зрения, в Южном Бронксе уже нечему гореть. Мне даже кажется, что телевидение все время пускает в ход одни и те же кадры пожара, снятые когда-то очень давно.

Ленни прошелся по другим телевизионным каналам, но только в одной из программ мы застали последние реплики Феррагамо на пресс-конференции. Вероятно, везде было одно и то же.

Ленни опять переключился на сводный канал новостей: передавали спортивные известия. «Метц» в очередной раз победил, выиграв у «Монреаля» со счетом шесть-ноль. Ура.

Почему это они все пялятся на меня? Кажется, пришла пора уходить в тень — я встал и направился в свою спальню. Открыв дверь, я сразу понял, что ее решили использовать как комнату для совещаний. На кровати и на стульях сидели шестеро неулыбчивых людей, среди них — Салли Да-Да.

— Да? — Он вопросительно уставился на меня.

— Это моя комната, — сообщил я.

Они все переглянулись между собой, потом снова вытаращились на меня.

— Да? — Видимо, они ничего не поняли.

— Ладно, даю вам десять минут, — сказал я, закрыл дверь и опять пошел к бару. Я не возражаю, пусть сидят там сколько нужно.

Народу поубавилось: осталось человек тридцать. Я заметил что Джек Вейнштейн тоже уже ушел. Взяв бокал, я подошел к окну, раскрыл его и стал вдыхать свежий ночной воздух.

Ко мне присоединился Фрэнк Беллароза со своим бокалом в руке и с сигарой во рту. Мы оба молча смотрели на парк и на огни большого города.

— Ну как тебе сегодняшний вечер? — наконец спросил он.

— Любопытно было посмотреть.

— Ты поговорил с Джеком?

— Да. Отличный парень.

— А с кем еще ты говорил?

— С Толстым Поли. Еще с кем-то. Имен я не припомню.

— А моего свояка видел?

— Да. Он сейчас устроился в моей спальне, с ним еще пять человек.

Беллароза ничего не сказал.

Мы опять стали смотреть в окно, мне вспомнился наш с ним разговор на балконе его дома. Он и сейчас предложил мне сигару, помог прикурить. Я выдохнул в окно кольцо дыма.

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — спросил он.

— Думаю, что понимаю.

— Да. Нам предстоит долгая и тяжелая борьба, советник. Но наступит день, когда мы выиграем первый раунд.

— Понятно. Кстати, я хотел бы получить назад свои пятьдесят долларов.

— Что?

— У вас, оказывается, есть свой человек в ведомстве Феррагамо.

— Да? От кого ты узнал?

— Какая разница от кого.

Беллароза порылся в кармане и достал пятидесятидолларовую купюру. Я взял ее.

— Хочешь еще одно пари? — предложил он.

— Какое пари?

— Спорим, что это был последний раз, когда ты подловил меня? — Он засмеялся и похлопал меня по плечу.

Мы продолжали пускать в окно клубы дыма.

— Многие из этих моих приятелей, — сказал Беллароза, — считают тебя волшебником или кем-то в этом роде. Capisce? Они очень уважают твой мир и думают, что вы до сих пор держите власть в своих руках. Наверное, это действительно так. Но не исключено, что эта власть начинает от вас ускользать. Возможно, если англосаксы и итальянцы объединят свои усилия, им еще удастся удержать контроль над Нью-Йорком. А может быть, они могли бы даже вернуть себе контроль над всей страной.

Я ничего не ответил, потому что не мог понять, чего больше в его словах — серьезности, юмора или безумия.

— У тебя же есть это… ну как ее?.. Аура, что ли, — продолжал он. — Ты словно подключен к каким-то высшим силам. Про это часто по телевидению говорят, и многие из моих приятелей в это верят.

— Словом, ты не зря потратишь свои пятьдесят тысяч долларов.

— Да. — Он засмеялся.

— Ты наверняка понимаешь, — сказал я, — что никакой особой властью я не обладаю. У меня есть определенные знакомства во влиятельных финансовых и коммерческих кругах, но к политике я не имею никакого отношения.

Фрэнк пожал плечами.

— Ну и что из того? Кто об этом знает? Только ты да я.

— Ладно. Пора спать. Могу я вышвырнуть твоего свояка из моей комнаты?

— Подожди еще немного, — попросил он. — Уже через полчаса появятся первые выпуски газет. «Пост» и «Дэйли ньюс» мне доставят тепленькими, прямо из под пресса. Я послал туда своих людей. — Фрэнк вдруг встрепенулся. — Слушай, а ты позвонил своей жене?

— Нет. А ты своей?

— Да она сама мне перезванивала. С ней все в порядке. Передает тебе привет. Ты ей очень нравишься.

— Она прекрасная женщина. И хорошая жена.

— Да, но когда она начинает переживать о чем-нибудь, хочется лезть на стенку. Ох уж эти женщины. Мадонна! — Беллароза закатил глаза и добавил: — Возможно, это и к лучшему, что мы проведем несколько дней без них. Понимаешь? Когда с ними расстаешься на время, они начинают лучше к тебе относиться.

Интересно, стала ли Анна лучше относиться к своему мужу, когда он вернулся домой после двух лет тюрьмы? Наверное, стала. Возможно, и Сюзанна оценит меня по достоинству, если я отсижу пять лет за лжесвидетельство. А может, и нет.

Где-то в полночь, когда в номере осталась примерно дюжина человек, в гостиную по очереди вошли двое курьеров, каждый с пачкой газет. Одна из них была «Пост», на ней еще даже не просохла краска, другая — «Дэйли ньюс». Посыльные сложили газеты на стол.

Я прочел шапку из «Пост»: «ПОПАЛСЯ, ФРЭНК!» Да, «Пост» не церемонится. Под заголовком во весь разворот была помещена фотография: Фрэнка Белларозу в наручниках ведут по коридору Федерального суда. Его сопровождает Манкузо. Из подписи под фотографией я узнал, что Манкузо, оказывается, зовут Феликсом. Что ж, это говорит о многом.

Было ясно, что, несмотря на запрет фоторепортажей в здании суда, Феррагамо все же удалось сделать так, что в утренних газетах появилась фотография Белларозы в наручниках. Фотографии бывают красноречивее тысяч слов и, возможно, принесут тысячи голосов, когда придет черед ноябрьских выборов.

Беллароза взял себе экземпляр «Пост» и стал изучать фотографию.

— А я выше Манкузо. Видишь? Феррагамо обожает, когда рядом с арестованным находятся несколько рослых агентов ФБР. Манкузо же он не любит по многим причинам, в том числе и из-за того, что тот ростом не вышел. — Беллароза рассмеялся.

Все присутствующие, включая меня, Фрэнка, Ленни, Винни, Салли Да-Да и его головорезов, а также несколько других «коллег», взяли себе по номеру каждой газеты. Я взглянул на «Дэйли ньюс». В шапке этого номера стояло: «БЕЛЛАРОЗЕ ПРЕДЪЯВЛЕНО ОБВИНЕНИЕ В УБИЙСТВЕ».

Здесь также было фото во весь разворот: Беллароза поднял руки в наручниках вверх в победном жесте. Подпись под фотографией гласила: «Фрэнк Беллароза, известный главарь нью-йоркского преступного клана направляется под стражей в федеральный суд».

— Тебе понравится этот снимок. — Я протянул газету Белларозе.

— Да. Хороший кадр. Запоминающийся.

— Вы отлично выглядите, шеф, — сказал Винни.

— Да. Классные снимки, босс, — подхватил Ленни.

Все присутствующие тоже рассыпались в комплиментах по поводу победного снимка. Интересно, эти профессиональные подпевалы не утомляют Фрэнка?

Я заметил, что Салли Да-Да не поздравляет Белларозу, а углубился в чтение «Ньюс». Мне этот человек сразу не понравился, и он это, видимо, понял. Я ему тоже не внушал симпатию, и я прекрасно знал это, так что мы были в расчете. Но мало сказать, что он мне не нравился, я еще и не доверял ему.

Я перевернул страницу «Дэйли ньюс» и увидел небольшую фотографию Фрэнка в компании с человеком, лицо которого показалось мне знакомым. Из подписи под ней следовало: «Беллароза покидает зал суда вместе со своим адвокатом Джоном Саттером». Ничего удивительного, что этот человек показался мне знакомым.

Беллароза в это время читал «Пост».

— Эй, послушай, что они здесь пишут, — обратился он ко мне и начал читать вслух: «Беллароза явился для решения вопроса об избрании меры пресечения в сопровождении адвоката Джона Саттера из Лэттингтона, Лонг-Айленд, человека аристократического происхождения, чем вызвал удивление и даже шок у судебных обозревателей». — Беллароза посмотрел на меня. — Ты что, в самом деле аристократ?