После того как мы покинули здание суда, в котором я оставил содержимое своего тяжелого портфеля и свою «невинность», на ступеньках мы вновь натолкнулись на толпу репортеров. Они уже успели перегруппироваться и выдвинули теперь в первые ряды своих телеоператоров и фотокорреспондентов.
Репортеры безостановочно задавали свои коварные и идиотские вопросы, но все, что они получали в ответ от дона, это реплики типа: «Эй, а что это вы здесь делаете?», «Нет, никаких автографов!», «Хотите, чтоб я улыбнулся? А больше ничего не хотите?» и так далее.
Оказалось, что он знал многих репортеров по имени.
— Эй, Лоррен, давненько не виделись. Где это ты так загорел? — И Лоррен улыбался, глядя на этого милого человека.
— Тим, а ты все работаешь на эту газетенку? Они что, не знают, что ты любишь заложить за воротник? Ха-ха-ха!
Один из тележурналистов сунул свой микрофон под нос Белларозе и задал вопрос:
— Существует ли на самом деле борьба за контроль над торговлей кокаином между мафией и медельинским картелем?
— Кто с кем борется и за что? По-английски не можете сказать?
— Считаете ли вы, что Альфонс Феррагамо борется против вас по мотивам личной мести? — спросил какой-то более сообразительный репортер.
— Нет, просто ему наболтали что-то против меня, а он должен как-то действовать, реагировать. А так мы с ним старые приятели, — спокойно поделился Фрэнк, раскуривая сигару «Монте-Кристо» номер четыре.
Все вокруг засмеялись.
— Счастливы ли вы, что оказались почти сразу же на свободе?
— Должен вам сказать, что завтрак, которым меня сегодня угостили, был самым отвратительным в моей жизни. Это явилось для меня жестоким наказанием. — Он выпустил дым от сигары на своих интервьюеров.
В ответ раздался взрыв хохота, и так как всем стало ясно, что мистер Беллароза не собирается делать никаких сенсационных заявлений, то присутствующие решили переключиться на смешные аспекты этой истории. Фрэнк умел смешить.
— Во сколько вам обошелся этот костюм, Фрэнк? — спросил кто-то.
— Я сшил его за гроши. У меня есть знакомый портной на Мотт-стрит. Я не могу тратить на костюмы бешеные деньги. А вот тебе, Ральф, действительно стоит разориться на хороший костюм.
Таким образом Фрэнк развлекал присутствующих на всем пути вниз по сорока шести ступенькам. Нас окружало не менее пятидесяти журналистов с теле- и фотокамерами. Кроме того, вокруг начала собираться толпа зевак в несколько сотен человек. Для того чтобы собрать толпу в Нью-Йорке, много не надо.
Меня тоже не оставляли без внимания, особенно те, кому не удавалось пробиться к дону. Но я повторял как заклинание: «Без комментариев, без комментариев, без комментариев».
Мы спустились уже к основанию лестницы, однако толпа вокруг нас стала настолько плотной, что я просто не понимал, как мы сможем добраться до Ленни, который должен был ждать нас с машиной на улице.
— Сколько весят пять миллионов долларов? — спросил меня один из репортеров.
На этот вопрос глупо было бы отвечать: «Без комментариев», поэтому я сказал:
— Вес был достаточно большой, чтобы вселить в меня сомнения в необходимости столь внушительного залога.
Как я вскоре убедился, этих людей ни в коем случае нельзя поощрять. Ответив одному репортеру, я тут же привлек к себе общее внимание. Меня стали засыпать вопросами. Я поймал предостерегающий взгляд Белларозы сквозь клубы выдыхаемого им сигарного дыма.
— Мистер Саттер, — обратился ко мне один из корреспондентов. — Вы сказали в суде, что по дороге вас пытались задержать четыре неизвестные машины. Каким образом они это делали?
— Без комментариев.
— Они что, блокировали проезд?
— Без комментариев.
— Вы в самом деле считаете, что в этих машинах находились люди из ведомства Альфонса Феррагамо?
— Без комментариев.
Так мы и общались. Микрофон постоянно находился у меня под носом и фиксировал мою дежурную фразу. Я заметил невдалеке «кадиллак», припаркованный в неположенном месте у сквера, с Ленни за рулем. Затем я увидел Винни, который приближался к нам в сопровождении двух полицейских.
Тем временем вопросы прессы уже начинали действовать мне на нервы. Я посмотрел на своего клиента, который чувствовал себя словно рыба в воде в окружении этих агрессивных персонажей. Но при этом он отнюдь не стремился к созданию рекламы самому себе. Он просто умело расправлялся с вопросами, но ничего не говорил в отличие от своих предшественников, которые любили поболтать с прессой и в результате этого оказывались раньше срока в могиле.
Одна настойчивая и неугомонная тележурналистка, лицо которой мне было знакомо по передачам одного из телеканалов, начала доставать меня по поводу подтвержденного мною алиби.
— Вы уверены, что действительно видели именно Фрэнка Белларозу?
— Без комментариев.
— Вы хотите сказать, что не уверены, что это был Фрэнк Беллароза?
— Без комментариев.
— Но вы сказали, что это был Фрэнк Беллароза.
Она пристала ко мне, словно мы с ней были муж и жена.
— Мистер Саттер, — продолжала донимать меня репортерша, — мистер Феррагамо располагает пятью свидетелями, которые видели Фрэнка Белларозу на месте преступления. Вы хотите сказать, что все они лгут? А может быть, лжете вы сами?
Это было уже слишком, и, возможно, от собственного нервного перенапряжения или под влиянием ее визгливого голоса я взорвался.
— Свидетели Феррагамо — лжецы, и он сам это прекрасно знает. Все это дело сфабриковано, это не что иное, как проявление личной мести в отношении моего клиента и попытка посеять рознь между… — тут я понял, что пора остановиться. Затем я посмотрел на Белларозу, который приложил палец к губам.
— Рознь между кем? Мафиозными группировками?
— Рознь в его собственном клане, рознь с его заместителем, рознь с Салли Да-Да? — спросил кто-то, должно быть, представитель какой-то мафиозной прессы.
Разборки внутри мафии меня никогда не интересовали, но репортеры, видимо, полагали, что я прекрасно разбираюсь в этих вопросах.
— Так с кем разборки? — спросил меня еще кто-то. — С колумбийскими наркобаронами? С дружками Хуана Карранцы?
— Правда ли то, что мафия пытается вытолкнуть с рынка наркотиков колумбийцев?
— Мистер Саттер, вы заявили в суде, что Альфонс Феррагамо приказал своим людям задержать вас в дороге, верно?
Кажется, этот вопрос уже задавали.
— Мистер Саттер, хотите ли вы сказать, что федеральный прокурор сфабриковал это дело против вашего клиента?
«Мистер Саттер, та-та-та». Я представил себе телевизор, включенный на программу новостей в клубе «Крик». Интересно, как изменяет внешность людей телевидение, в худшую сторону или нет? Надеюсь, что нет.
Я чувствовал, как в висках стучит кровь. «Поглядите-ка на него. Да он растолстел. Да он весь потом обливается. И галстук у него развязался. Интересно, сколько ему заплатили? Должно быть, его отец в эти минуты в гробу перевернулся». К их сведению, мой отец жив и здоров и находится сейчас в Европе.
Наконец двое полицейских под предводительством Винни пробрались к нам сквозь толпу. Фрэнк помахал прессе ручкой, улыбнулся и пошел вслед за Винни и полицейскими. Я последовал за ним. Мы добрались до улицы, и Ленни подогнал машину к тротуару. Меня ужасно бесило то, что правительство разрешает прессе устраивать эти представления, но не принимает никаких мер против столпотворения. До недавнего времени я вообще не подозревал, сколько глупостей делает правительство.
Винни подошел к «кадиллаку» и открыл заднюю дверцу. Беллароза нырнул внутрь.
* * *
— Не принимай это близко к сердцу, Фрэнк, — сказал один из полицейских.
— Спасибо, ребята. Я ваш должник, — улыбнулся Беллароза.
А ведь в большинстве случаев стражи порядка не могут снизойти даже до того, чтобы внятно объяснить противоречивые правила парковки. Но это было вчера. А сегодня полицейский, стоя возле открытой дверцы машины, пока я забирался на заднее сиденье, взял под козырек. Что за гнусная страна!