— Ага, — прошептал Дин. — Прививка.

— Так ты делаешь прививки от гриппа?

— Ага, каждую осень, — сказал Дин, все еще находясь на расстоянии в четыре дюйма.

Пропасть в четыре дюйма была слишком велика, слишком глубокий прыжок, поэтому он наклонился, упираясь локтями по обе стороны от лица Каса, глядя на него сверху вниз. Он поднял руку и погладил Каса по волосам, разглядывая его лицо: наконец сходящие синяки, швы; цвет лица Каса улучшился после тех ужасных дней в реанимации, да и глаза раскрылись. Смотрящие на Дина, изучающие его выражение. Изучая его.

— Мы с Сэмом делаем каждую осень прививки от гриппа, — прошептал Дин Касу, осознавая, насколько абсурдна вся ситуация, но все еще не в силах преодолеть оставшееся расстояние между ними. — У отца был в некотором роде пунктик насчет этого. Обычно он говорил, что последнее, что нужно охотнику, преследующему монстра, это — свалиться с гриппом. Один раз, когда мы преследовали парочку злых духов, Сэм заболел, и я…

— Если у тебя есть прививка от гриппа, то почему я должен хотеть остановить тебя от поцелуя? — прервал Кас.

— Не знаю, — беспомощно произнес Дин. — Я не знаю…

Наконец именно Кас протянул руку, обхватывая голову Дина, и притянул к себе, проводя его через пропасть.

«Унеси меня из Ада,» — подумал Дин, чувствуя на себе на удивление уверенную, твердую, направляющую руку Каса.

«Унеси меня из Ада.

Улети со мной на небо.»

******

Поцелуй был очень мягким, Дин четко осознавал, что губа Каса разбита, его синяки болят, а сам он еще слабый и уставший. «И мне не следует давить на него, — подумал Дин. — Не сейчас. Он все еще привыкает и только начинает чувствовать себя как дома. Мне не следует нагружать его еще и этим».

Но, казалось, что Касу очень удобно: его губы слегка приоткрылись, кончиком языка он медленно проводил по губам Дина. Теплое дыхание со вкусом мятной зубной пасты ощущалось у Дина во рту. Легкий след запаха от крема для бритья на коже, который Дину всегда нравился, был с нотками алоэ и кокоса, смешивающийся с слабым сочетанием лимона и лаванды одеколона. А глубоко под ними — по-видимому запах сосуда Каса — легчайший запах мускуса, мужского аромата, приятный и крепкий.

И было кое-что еще, другие ароматы. Что-то почти колющее, электрическое.

Молния. Огонь. Снег и звезды.

Нечто чуждое.

Что-то потустороннее.

И Дин знал: это был запах самого Каса.

Дину нужен был глоток воздуха. Он медленно отстранился, приподняв голову.

— Твой рот на вкус гораздо лучше, чем пальцы, — заметил Кас.

Он все еще обнимал Дина за шею.

— Неужели, — прошептал в ответ Дин, слишком ошеломленный, чтобы придумать другой ответ.

— Да, — сказал Кас, пропуская волосы Дина через пальцы. — Очень приятный вкус. Но, Дин, я знаю, ты не заинтересован в этом теле в таком плане. Уже поздно, ты, должно быть устал, поэтому я думаю, что мы просто должны разойтись спать и…

— Вот почему я не звонил, — ляпнул Дин. На него только сейчас снизошло откровение, которое взорвалось, словно разрыв дамбы. — Прости, я очень виноват. Именно поэтому я и не звонил. Именно поэтому я выгнал тебя. — Дин поднялся, с трудом заставляя себя смотреть Касу в глаза.

— Что? Ты — что? — Теперь Кас выглядел обеспокоенным. — Но ты же сказал, что это был Гадриэль, о чем ты вообще говоришь? Я что, сделал что-то неправильно? — Он попытался сесть, приподнимаясь на локтях. — Дин, если я сделал что-то неправильно, просто забудь об этом — пожалуйста, не выгоняй меня снова…

— Нет, тише, не волнуйся, Кас, я не это имел в виду, — быстро произнес Дин, проведя ладонью по волосам Каса вниз, к плечу. — Ты остаешься. Остаешься. Я хочу, чтобы ты остался. Честно. — Дин осторожно сжал плечо Каса. — Все, что я говорил тебе о Гадриэле, было правдой. Но все дело в том, Кас я знаю, что мог бы найти способ позвонить. И ты это тоже знаешь. Я мог бы найти возможность и поселить тебя на квартире, где-нибудь поблизости от Небраски или что-нибудь в этом роде. Я бы мог найти какой-нибудь способ связаться с тобой. Я мог бы приезжать и навещать тебя почаще. И я мог бы навещать тебя чаще, чем один раз. Но… я этого не сделал.

Кас выглядел настолько мрачным, словно ожидал, что на него упадет молот. Он медленно кивнул и сказал:

— Я знаю.

— Не сделал, потому что был напуган, — продолжил Дин. — Прости, Кас. Мне было страшно. Я только сейчас понял, насколько.

Кас посмотрел на него.

— Я не понимаю. Чего ты боишься?

Дин едва мог выговорить хоть слово.

Наконец он выдавил:

— Я боялся тебя.

— Меня? — Кас поспешно сел и быстро заговорил: — Но я никогда не причинил бы тебе боль, Дин. Наоми больше не контролирует меня, и это действительно была только Наоми, это был правда не я…

— Дело не в этом. Не так. Я боялся тебя и себя, — сказал Дин, беспомощно показав рукой в сторону Каса, а потом на себя. — Ты и я. Я боялся нас. Я был идиотом и сволочью и оттолкнул тебя, потому что был напуган.

Кас слегка склонил голову набок, в его прищуренных глазах сквозило замешательство. Это был настолько классический взгляд Кастиэля, что Дин чуть не зарыдал, увидев его, понимая снова и снова, насколько был близок к тому, чтобы потерять Каса навсегда. Дин попытался объяснить:

— Как только ты появился здесь, я уже мог предвидеть, что произойдет. Мы вернули тебя сюда, ты, твою мать, почти умер у меня на руках, тебя смертельно ранили прямо передо мной, ты даже себе представить не можешь, каково было смотреть на все это. Думать, что тебя больше нет…

У Дина перехватило дыхание, когда он вспомнил эту сцену.

Кас все еще сосредоточенно смотрел на него потемневшими глазами, когда Дин продолжил:

— И вот вдруг ты снова жив и, человек, Кас, человек. Ты был тем человеком, каким никогда не был раньше, не с того момента, когда я познакомился с тобой и… ты собирался жить здесь, с нами и… Ты пользовался чертовым душем. На следующее утро ты пришел в библиотеку, и первое, о чем ты доложил — это о проклятом душе, о напоре воды, типа: «О, привет Дин, я только что был голый в душе. Вот, просто подумал рассказать тебе».

— Я так не говорил, — прошептал Кас. — Я не это имел в виду.

— Я знаю. Но говорю тебе то, что услышал я. Затем ты начал говорить о сексе, черт возьми, все, что я слышал: О боже, сейчас он занимался сексом, и ему это понравилось, и говорил о том, как легко скатиться в гедонизм, а я… я… — Дин раздраженно выдохнул. Он переложил руку с плеча Каса на его щеку и погладил. Кас не спускал глаз с его лица, когда Дин сказал: — Я четко знал, что произойдет. Для меня это было ясно, как день. Всего лишь в одном шаге. В одной ночи. Через одну чертову комнату. И я… просто… запаниковал, Кас. До настоящего момента даже не понимал, насколько. Мне чертовски жаль.

Голос Каса был низким:

— Но я бы никогда ничего не сделал, Дин. Я бы ничего не сделал…

— Знаю. Но я бы сделал.

— И… это… плохо, потому… потому что… почему? Потому что… — Кас думал вслух и его голос становился все тише и тише. — Потому что, ты… не хочешь? Верно?

— Нет, Кас. Потому что я хочу этого слишком сильно, — сказал Дин, еще раз проведя пальцем по губам Каса.

Повисло долгое молчание. Кас все так же смотрел на него.

Наконец Дин произнес:

— Самое худшее в твоем дневнике было то, что ты продолжал думать, что я о тебе плохого мнения. Все полностью наоборот. Кас, ты неверно понял. И мне чертовски жаль, что я не дал это ясно понять. И мне дьявольски жаль, что тебя выгнали на мороз, потому что я такой гребаный трус.

«Я должен объяснить это лучше, — подумал Дин. — Я вообще ничего толком не объяснил. И я должен убедиться, что он действительно этого хочет. Я должен ему дать ясно понять, что он может остаться здесь, несмотря ни на что. Я должен убедиться, что он знает что…»

Но он не успел ничего больше объяснить, потому что Кас вдруг обхватил его обеими руками за шею и рванул на себя, начиная целовать. Дин пытался быть нежным, старался не касаться синяков и больной губы. Но это было так потрясающе, что Дин не заметил, как опустился на Каса, он лишь почувствовал, как Кас вздрогнул от боли.