Ничего не было видно, кроме воды, блестевшей как золото под лучами садившегося солнца. Тогда Том повернул голову к лесу, но там тоже не нашел причины беспокойства обезьяны.

— Что с тобой? — спросил он обезьяну. — Ты как будто хочешь сказать: «Вон там!» Посмотрим, — и затем он перегнулся через край ствола.

— Да, да, — продолжал он, — я вижу, что вода кипит, как будто там между водорослями плавает какое-то животное. Что это такое, хотел бы я знать? Рыба или один из отвратительных аллигаторов? Клянусь святым Патриком, это может быть даже та самая огромная змея, про которую говорил нам индеец, что она в десять раз толще человека и может проглотить корову, не прикоснувшись к ней зубами. Тогда лучше всего будет, если я разбужу их.

Раздумывая о том, как поступить, ирландец все время не спускал глаз с того места, где клокотала вода, не больше как в ста метрах от колоды. Клокотанье все продолжалось, и вскоре Том увидел, что рыба или змея, а может быть аллигатор подплывает к монгубе. Наконец, она подплыла настолько близко, что он мог отлично рассмотреть. И хотя теперь он мог уже утвердительно сказать, что это не змея и не крокодил, тем не менее животное, которое он видел, было так странно и так велико, что в душу его закрадывался невольный страх. По внешнему виду оно напоминало тюленя, но очень больших размеров. Животное было по меньшей мере десяти футов длины от морды до хвоста. Голова у него была как у быка или коровы, с широкой мордой, отвислыми и толстыми губами. Глаза, напротив, очень маленькие, а вместо ушей — два круглых углубления на верхушке головы.

Добавьте к этому еще широкий плоский хвост, расположенный горизонтально, как у птиц.

Кожа гладкая и безволосая, за исключением нескольких щетинок вокруг рта и ноздрей, свинцового цвета с беловатыми пятнами под горлом и вдоль живота. Но особенно привлекла внимание Тома пара плавников длиною более чем в один фут, которые шли от плеч и походили на весельные лопасти. Животное и пользовалось ими как веслами, для того чтобы продвигаться вперед по воде, как рыба. Затем еще одна странная особенность: необыкновенное животное имело вымя, как у коровы.

Ирландец не стал больше останавливаться на только что сообщенных нами подробностях, он был слишком удивлен всем, что увидел, и хотел непременно поделиться с кем-нибудь сделанным открытием, для чего и разбудил первого, кто оказался у него под рукой, — это был индеец.

— Послушайте, Мэндей, — шепнул ему на ухо Том, указывая на то место, где находилось водяное чудовище. — Посмотрите, что это там такое?

— Где? — пробурчал Мэндей, протирая глаза. — А! Это? Клянусь Великим Духом, это — юаруа!

По тому, как индеец произнес слово juaroua, можно было угадать, как он был обрадован появлением животного. Индеец поднялся и сел, а потом, как бы боясь, чтобы движения его не потревожили животное, он пригнулся к стволу и стал наблюдать его, все ближе подплывавшего к монгубе.

— Что это за юаруа? — спросил Том, так как это название ничего ему не объяснило. — Что это — рыба или четвероногое?

— Peif boi! Peif boi! — так называет его белые.

— Ну, теперь я понимаю еще меньше! То юаруа, то Peif boi. О великий Моисей! Смотрите, Мэндей! Оно здесь не одно, — с ним есть еще детеныш, который сосет его, как теленок корову!

Ирландец был прав: но только юаруа, вместо того чтобы, подобно корове, предоставить своему малышу справляться самому, обняло его плавниками, как если бы это были руки, и прижимало его к своей груди, словно кормилица, устраивающая поудобнее своего питомца.

Понятно, что это зрелище чрезвычайно удивило Тома. Даже сами индейцы Амазонки, для которых видеть юаруа не редкость, всегда с любопытством наблюдают за ним. Животное, таким способом кормящее грудью своих детенышей, — действительно явление исключительное!

Том еще долго продолжал бы ахать от восторга, если бы индеец не велел ему замолчать.

— Лежите смирно! — сказал ему мэндруку. — Я рассчитываю захватить юаруа, пока она занята своим детенышем. Смотрите же, не шумите, — это может ее испугать, — и не будите остальных! Юаруа видит, как ястреб, а слышит, как орел, несмотря на свои маленькие уши и глаза.

Том волей-неволей повиновался приказанию индейца. Наступила полная тишина.

Юаруа в это время подошла к монгубе и медленно двинулась мимо ствола мертвого дерева. Немного дальше между деревьями образовывалось нечто вроде бухты. Туда-то именно и направлялось странное животное, продолжая в то же время кормить детеныша.

— Хорошо! — тихо проговорил мэндруку. — Теперь я догадываюсь, зачем она туда направляется.

— Зачем, Мэндей?

— Разве вы ничего не видите на воде?

— На воде? Нет… да… но ведь это только трава. Разве она ест траву?

— Она ничего другого не ест.

— В этом ничего нет удивительного, раз это животное так похоже на корову.

— Разумеется. А раз она направляется на пастбище, тем лучше!

— Почему — тем лучше?

— Потому что она пробудет там до утра и даст мне таким образом возможность убить ее.

— А зачем вы хотите ее убить?

— Странный вопрос, сеньор Том; разве не хотим мы все есть?

— О, я понимаю! Но тогда убейте ее сейчас.

— У нас нет оружия.

— А ваш нож?

— Бесполезен. Юаруа слишком хитра и никогда не подпустит так близко к себе. На это рассчитывать нечего, — все равно не удастся. Santos Dios! Если бы только она не ушла до утра, к тому времени я успею все приготовить. Это дало бы нам возможность запастись мясом на все путешествие. Смотрите! Она начинает есть траву.

Индеец сказал правду, юаруа принялась есть траву совершенно так же, как настоящая корова.

Смотреть, как пасется морская корова, очень интересно, и мэндруку, по просьбе ирландца, согласился разбудить остальных, чтобы дать им возможность полюбоваться интересным зрелищем.

Из пассажиров галатеи только мэндруку да Ричард Треванио видели раньше морскую корову. Индеец не раз видел ее в гапо, а Ричард — у себя в Пара, во время поездок по рукавам и протокам великой амазонской дельты, где морские коровы так же обычны, как и всякие другие животные. В то время как товарищи его смотрели на нее удивленными глазами, так обычно смотрят посетители зоологического сада на кормление пеликанов, мэндруку, улучив минуту, незаметно покинул монгубу и тихо поплыл к полузатопленным деревьям. Никому, конечно, и в голову не пришло спросить индейца, зачем он уходит, да они и не подозревали даже об истинной причине, которая руководила им в этом случае.

Уходя, индеец посоветовал своим товарищам не трогаться с места, не разговаривать и вообще сохранять возможную тишину.

Все молча кивком головы изъявили готовность исполнить его приказание, в уверенности, что индеец требует этого не зря.

Если и говорили, то не иначе как шепотом, и то через большие промежутки, чтобы не привлечь внимание морской коровы.

Наконец принужденное молчание и эта мертвая тишина начали им надоедать, — всем почему-то особенно хотелось подняться, расправить усталые от долгого сидения скорчившись члены, как вдруг совершенно неожиданно появился индеец.

В одной руке он держал нож, а в другой — тонкую палку, длиною около двенадцати футов, гибкую как трость и с одного конца заостренную наподобие копья.

Это и в самом деле было копье, которое он вырезал из пальмы pashiuba — Irirtea efurhiza Ствол этой пальмы поддерживается тонкими корнями, поднимающимися на несколько футов над поверхностью земли. С ловкостью, на которую способен только индеец, мэндруку ножом остругал пашиубу, твердую как железо сверху, но с мягкой сердцевиной; оставалось только обжечь острие, и тогда даже сталь не могла бы быть тверже этого наконечника копья. К счастью, костер еще не остыл: красноватые угольки тлели в очаге. Индеец положил на него заостренный конец копья, чтобы таким образом его закалить.

Когда, по его мнению, дерево достаточно прокалилось, индеец вытащил копье из пепла и еще больше заострил его ножом. Теперь он был в состоянии напасть на юаруа.