Глава 2. За день до этого

Настя знала, что нужно лучше отдыхать, но она уже не чувствовала усталости. Обычно каждое утро Анастасии Сергеевны Ребия – главы детского онкодиспансера начиналось в трех комнатной квартире с хорошего настроения, бодрого расшторивания окон и проверки температуры на улице. Она энергично открывала окно – вдыхала несколько глотков свежего воздуха и пританцовывая шла в ванну. Обязательно варила себе кофе и завтрак типа каши или вареных яиц – жаренного старалась избегать – канцерогены, то есть вызывают рак. Потом она убирала постель, делала легкую зарядку под заряжающую позитивом музыку, наносила макияж и выходила, а точнее выпархивала на работу, по пути закрывая окно в спальне. Но сегодня был необычный день – вечером она шла на день рождение племяшки Сашеньки – шесть лет. Она надела нежно голубое платье с летящим подолом, в котором она была как фея и взяла заранее приготовленный пакет с подарками не только для малютки, но и для всей оравы родни, которую ей совершенно не хотелось видеть.

До здания областного онкоцентра она прогуливалась минут пятнадцать и заодно прокручивала в голове планы на день.

Фамилия Ребия досталась ей от мужа. Выскочила в восемнадцать лет за мужчину своей мечты, только вместе они пробыли ровно один год. Потом он полюбил другую и сразу женился на той. У Насти с тех пор были разной степени глубины и близости, счастливые и не очень романтические увлечения, но доводить их до подвенечного конца не хотелось.

Она считала своего мужа своим первым любовником, первым мужчиной. До брака с ним она была девственницей. Обоих, правда, сильно удивил тот факт, что крови после первой ночи на постели не осталось. Что ж, медицина говорит, что такое иногда бывает. Но у мужа с тех пор появилось недоверие к супруге – неужели соврала? Зачем? Я же и так ее любил, мне было совершенно все равно, если она уже не девушка. Настя в ответ затаила на него обиду – зачем ей было врать? Просто у нее оказалось вот такое устройство организма. В глубине души она сомневалась сама – что со мной не так?

От того, что ей не удалось создать семью, она не страдала совершенно. И никто в ее присутствии не смел упрекнуть ее или любую другую женщину в том, что «часики-то тикают». Сама она чувствовала себя вполне полноценной в своей личной и профессиональной жизни.

Дни и часы Настя проводила за книгами. В школе – чтобы хорошо сдать экзамены, за это ее прозвали зубрилой. Потом – в мединституте. Когда она первый раз попала в больницу для раковых больных и увидела обреченных детей, ее пронзила такая обжигающая боль сочувствия, что она даже испугалась этого и сразу потушила внутренний пожар вопросом «Как я могу спасти этих детей?» Так, к 34 годам она добилась должности главы онкологического отделения и стала на этом посту самой молодой женщиной. Она не успевала останавливаться на мысли «гордится этим или нет», она думала только о том, как помочь неизлечимо больным детям.

Настя знала, что каждое утро в больнице первым делом ее ждет известие о том, что кто-то умер. Но каждый раз эта новость была шоком, который она, старалась не показывать. Она стеснялась этого чувства. Иногда ей казалось, что уже устала его испытывать.

Трехкомнатную квартиру рядом с работой Настя заслужила. Очень талантливый и успешный врач. Трудолюбивый и сердечный. Маленькие пациенты ее любили и называли «мама-врач». Ей прозвище не нравилось, но даже мысленно она запрещала себе чувствовать это. Своих детей у нее не было.

– Женечка из девятой сегодня умер. Простите, пациент из 9-ой. – Виновато промямлила дежурная медсестра.

Настя тяжело вздохнула и еле сдержала подступивший комок в горле.

– Я на обход.

В коридоре ей встретился Андрей. Красивый женатый хирург из соседнего отделения, с которым они проводили время после работы вместе.

– Привет, – промурлыкал он.

– Ну не надо, слушай, у меня, во-первых, опять пациент умер. Мне тяжело, понимаешь.

– Все никак не привыкнешь?…

– И вообще, я тебе сказала, что встреч больше не будет. Я этого больше не хочу. Иначе жене твоей расскажу. – И она стремительно пошла дальше по коридору.

Вечером, когда все дела были закончены, Настя подошла к двери, на которой висела табличка «Психиатр – психотерапевт». Светлый кабинет с большим окном, детскими рисунками на стене, песочницей и игрушками в углу. Мягкие два кресла напротив друг друга, между которыми пустой журнальный столик.

– Светлана Ивановна, привет, – устало улыбнулась Настя.

Очень ухоженная врач, примерно такого же возраста, что и Настя, сидела за традиционным для приема столом, у которого стоял стул для пациента. На него Настя и села, не без интереса поглядывая в сторону желанного кресла.

– Привет, Анастасия Сергеевна. Что сегодня? – Не поднимая головы от документов, но приветливо поздоровалась врач.

– Можно сразу начну?

Светлана Ивановна окинула взглядом Настю и одобрительно кивнула.

– Сил моих нет, как мне плохо. На меня иногда такие ощущения периодически накатывают, но я сама не знаю от чего. Прямо грудь сжимает, и слезы градом, и орать хочется. Но я сдерживаюсь. При этом никаких нет мыслей в голове. Ничего. Не знаю, почему такие приступы плача со мной случаются.

– Слушай, Насть. У меня же сейчас частный прием начнется, я тебе полноценно время не могу удалить, извини. Смотри, давай я тебе пока, чтобы ты работать могла, выпишу вот эти лекарства. Они облегчат твое состояние.

Она начеркала что-то быстрым подчерком на бумажном клочке.

– Но это же антидепрессанты? Ты диагностируешь у меня депрессию вот так вот с одного взгляда? Это же не шутки. Надо анализ крови хотя бы сдать для начала, тесты стандартные пройти. И насколько это профессионально вообще? – Настя взволновалась и даже рассердилась. Она смотрела то на рецепт, то на Светлану как на нечто из ряда вон выходящее.

– Да, ты права, все это мы сделаем. Я тебе поэтому и говорю – на время, не злоупотребляй. Это только на сейчас просто, чтобы ослабить симптомы. То, что ты описываешь похоже на приступы панической атаки – с ними надо разбираться. Но у меня сейчас времени нет. Поэтому давай мы с тобой дней через 10 или 2 недели встретимся и проведем полноценную работу терапевтическую. Сразу запишу тебя на тридцать первое августа на восемь утра?

– В восемь у меня обход. Давай раньше, в семь.

Светлана напряженно вздохнула, но согласилась и резко черкнула что-то в своем ежедневнике.

– А пока я могу только это предложить. Возможно, я предполагаю, приступы связаны с тем, что ты никак не можешь свыкнуться, со смертью пациентов. Мы с тобой об этом тоже поговорим. Это в действительности может наносить тебе душевную травму. – Умным и участливым взглядом смотрела она на Настю.

– Ой, да все это я знаю. Ладно, поговорим тридцать первого числа. Надеюсь, до твоих таблеток дело не дойдет, и я найду в себе силы справиться с приступами. – Попыталась надавить на чувство вины психиатра Настя, но тут же отметила свою манипуляцию.

– Я видела, как ты и не с таким стрессом справляешься. Если что, ты знаешь про медитации и самоконтроль.

– Ладно, пока, Свет. Спасибо. – Раздраженно кинула Настя.

– Пока Настюш. – Встревожено попрощалась Светлана.

Настя взяла рецепт лекарства, но при этом негодовала. Что это за безобразие? Она ведь прекрасно понимала, что ее состояние просто так лекарством заесть нельзя. Она постарается, конечно, не прибегать к ним. Но если приступы плача будут одолевать, что делать – выпьет, не страшно, она-то уж на них точно не подсядет. Панические атаки и душевная травма – скажет тоже, откуда они у нее.

Но Настя все-таки зашла в аптеку, купила один блистер из десяти таблеток и сунула в карман плаща. Увидев летящий подол своего платья, она вспомнила, что ей нужно не домой, а на праздник к сестре и расстроилась.

Как же хочется закурить – как жалко, что я не курю. Ехать тут как назло всего минут двадцать. Она так не любила близких, кроме маленьких племянников Сашеньки и Вани, что радовалась, если по пути застревала в пробке. Чем хуже – тем лучше. Но в этот раз дороги оказались свободными. Она сама не понимала причины такой нелюбви, но признавала это чувство. Всю дорогу она размышляла: я сейчас зайду, мы обменяемся новостями, поедим и все. Ничего страшного меня не ждет. Почему у меня потеют руки, и нападает зевота каждый раз, когда я в этом доме? Может дело в доме, а не в людях? Да, я их не люблю, но и не ненавижу. Да, мы бы никогда не дружили, если были бы не родными. Да, они не воспитаны, лезут в душу неуместными вопросами, да, они не образованы, поэтому им не понять сути моей работы, но это еще не значит, что они плохие. И нет причин для негативного настроя. Я же с ними выросла, значит есть что-то общее у нас. Как минимум предки. Одев на себя улыбку и добрые глаза, с пакетом подарков она вышла из машины и бодро направилась к пятиэтажке.