Времени на вечерний заплыв сегодня не осталось, а завтра надо на другой конец бухты бриться идти. Хотя в его съемочной группе были свои стилист и парикмахер. Но Монтгомери не мог не идти туда.

Он уже ничего не мог поделать. Еще удивительно, как он свой фильм собирается снимать, а не бросил все на самотек после того, как опять услышал этот голос. Голос из далекого прошлого, больного, но не забытого.

Небольшой город, в котором жили Линда и Ребекка, находился вдали от скоростных трасс, на самом берегу океана, Это был скромный и неприметный городок, мало тронутый туристами и цивилизацией.

Дикая природа, прибрежные скалы, желтый песок, палящее солнце, весьма своеобразная растительность, местами переходящая в кактусы и колючки, морские птицы днем и летучие мыши по ночам. Городок, можно сказать, расположился у Бога в ладонях.

У Бога, оказывается, есть немало таких городов. Так думал Монтгомери Холден, когда впервые познакомился с будущим местом съемок по фотографиям. Его агенты еще с весны были заняты поисками именно такого городка на краю цивилизации.

И они добыли ему немало похожих на этот заброшенных уголков. Где еще не было понастроено белоснежных гостиниц с яркими черепичными крышами, а океанский берег не был усеян многочисленными барами и ресторанчиками и разделен на отдельные пляжи разнообразными изгородями.

Но именно на этом месте решил остановиться Монтгомери Холден. Огромные скалы, обрамлявшие бухту, песчаный берег, неброская растительность и океан – это было как раз то, что требовалось по сюжету.

Да и любопытствующих зрителей во время съемок будет поменьше – только местные жители. Мало кто из туристов добирался сюда, никаких достопримечательностей здесь почти не было.

Фильм будут снимать прямо на берегу, расстояние от скал до океана приличное, и здесь вполне поместятся декорации. Погода установилась отличная, и океан уже не собирался преподносить какие-либо сюрпризы.

Но было еще одно «но». На одной из фотографий, присланных агентами Монтгомери Холдену, был запечатлен небольшой дом. Дом самый обыкновенный. Каменное крыльцо и панорамное окно до самой земли. Над окном вывеска – парикмахерская. А на крыльце две женские фигуры.

И когда Монтгомери Холден бросил взгляд на одну из них, у него чуть сердце не остановилось. Полночи он вглядывался в эту фотографию.

Пил виски и снова вглядывался. Держался рукой за сердце. Давно оно у него так не болело. Просто устало однажды болеть и все. А теперь вот опять заболело.

Это была она. Или это была не она. Оставалось надеяться только на свое внутреннее чувство и на эту сердечную боль. Но уже на следующее утро Монтгомери Холден определился с местом будущих съемок. Он просто не мог не поехать в этот городок.

Так что техники и декораторы съемочной группы уже второй день устанавливали на берегу бутафорские и настоящие трейлеры, вокруг которых все и будет происходить.

Оставалось привезти бутафорскую растительность, технику, да и все остальное. И место в раю героям его фильма обеспечено.

На следующий день миссис Корнуэл уже знала все и во всех подробностях. В городе будут снимать кино. И будут снимать его все лето.

Так что впечатлений и рассказов – до следующего года хватит, такое в городке впервые. А потом все эти события и вовсе легендами обрастут.

Готфрид и Глэдис Уилсон, которым принадлежала арендованная съемочной группой гостиница, были счастливы. Впервые они сдали свою гостиницу оптом и на такой долгий срок.

Все лето гостиница будет полна одних и тех же людей. И не нужно будет судорожно носиться как с писаной торбой с каждым новым посетителем, волей случая заглянувшим в гостиничные двери.

– Как же я сама не догадалась, что в нашем городе собираются кино снимать, – сказала миссис Корнуэл Готфриду и Глэдис Уилсон. – Видела же, что что-то необычное в ваших краях творится.

Дом миссис Корнуэл находился на другом конце бухты, и ей пока просто было лень прийти сюда и поближе посмотреть, что за строительство здесь идет.

– И все это будут неподалеку от нашей гостиницы снимать, – гордо сказал ей Готфрид Уилсон.

Миссис Корнуэл стояла рядом с важной четой Уилсон и открыто им завидовала.

– Ничего, – утешил ее Готфрид, – может, и твоя парикмахерская в кадр попадет.

– О большем и не мечтаю, – сказала миссис Корнуэл, сложив руки на груди.

– Вряд ли ее парикмахерская в кадр попадет, – фыркнула вредная Глэдис Уилсон, – она же на другом конце бухты находится.

– Откуда ты знаешь, где будут снимать? – спросил ее муж. – Тоже мне режиссер нашелся.

– Ой, вы только не ссорьтесь из-за меня, – сказала миролюбивая миссис Корнуэл.

– Вот еще, из-за тебя, – вновь фыркнула Глэдис, – мы по двести раз на дню ссоримся, это наше обычное состояние.

Тогда миссис Корнуэл стала завидовать им еще и по этому поводу. Ей-то ссориться уже давно было не с кем.

Несмотря на занятость, режиссер с мировым именем Монтгомери Холден в этот день ровно в восемь утра уже был на противоположном от гостиницы краю городка – у дверей парикмахерской. Он докурил неизвестно какую по счету сигарету и выбросил ее в урну, которая стояла у крыльца.

Монтгомери Холден поднялся по ступенькам и вошел в небольшое помещение парикмахерской. В сотый раз объясняя самому себе, почему он должен сказать ей, что он узнал ее. И чтобы она не отрицала, что это она. И что это он. И он не может без нее жить.

Запутанно, витиевато, но чертовски верно. Пусть не отрицает, что это она, потому что это она, и у него сердце едва не отказало, как только он увидел ее на той фотографии. А потом и ноги подкосились, когда он, подходя к раскрытой двери парикмахерской, услышал ее голос.

В парикмахерской Ребекки не было. Скучающая Линда вскочила со своего кресла. Несколько секунд они молчали.

– Здравствуйте, – сказала Линда.

Монтгомери Холден кивнул. Возникла неловкая пауза.

– А Ребекки не будет, – сказала Линда, – у нее голова третий день болит. Но я тоже умею брить.

Лицо режиссера было в мелких порезах после вчерашнего бритья.

– Может, врача? – сказал он.

– Кому? – не поняла Линда.

– Тому, у кого голова болит.

– Ах, нет, само пройдет.

– Все-таки – третий день.

– Нечего, справится, – сказала Линда. – Так что насчет побриться?

– Нет, – улыбнулся Монтгомери Холден, – извините. Но я так не могу.

– Что вы не можете? – не поняла Линда. Вроде побриться пришел.

– Менять личных парикмахеров и адвокатов, – сказал Монтгомери.

– Вы же с ней всего два дня знакомы, – сказала Линда.

Все понятно. Не бриться он сюда ходит. Тут нечто большее.

– Это дело чести, – улыбнулся Монтгомери Холден.

Еще неловко постоял, подождал, вдруг появится Ребекка. Но – нет. Никто не возник в дверном проеме, прямо из утреннего тумана и соленого воздуха.

Монтгомери Холден на прощание кивнул Линде, развернулся и вышел.

– Бог мой, какой мужчина, – сказала Линда сама себе, оседая в кресло.

Хоть бы миссис Корнуэл пожаловала, что ли. А то со скуки можно заснуть. О нет, пусть не пожалует. Увидит, что Ребекка уже с утра прогуливает.

Но миссис Корнуэл все-таки пожаловала. Возникла на пороге парикмахерской прямо из утреннего тумана.

Линда даже вздрогнула. Обычно миссис Корнуэл появлялась со стороны задней двери. А тут уже и дышит с утра пораньше так тяжело, будто на другой конец городка гоняла. Интересно, какие новости принесла на хвосте?

– Кино! – важно сказала миссис Корнуэл.

– Что – кино? – спросила Линда.

– Кино будут снимать!

– В нашем захолустье?

– У нас город – у самого Бога в ладонях расположен! – сказала миссис Корнуэл.

– Мог бы растений ваш Бог побольше посадить, – сказала Линда.

– Растения здесь как раз по климату! – обиделась за свой родной городок миссис Корнуэл. – Большие растения здесь быстро засохнут.