СНОСКА: * Этот роман А.Э.Ван-Вогта был издан на русском языке в 1989 году - увы, в довольно скверном переводе и под названием Мир Нуль-А.
- Я не знаю, согласится ли Ван-Вогт с тем, что в своих вещах он, по сути, имеет дело с чем-то сверхъестественным; однако со мной все произошло именно так. Я постепенно начал приходить к мысли о том, что то, что дано нам в ощущениях - это совсем не то, что существует на самом деле. Я всерьез заинтересовался идеей Юнга о проекции: согласно Юнгу, ощущения, которые приходят к нам извне, на самом деле проецируются из нашего бессознательного, что означает, что мир каждой отдельной личности неминуемо отличается в каких-то деталях от мира любой другой отдельной личности, потому что содержимое бессознательного каждой личности будет в определенной степени уникальным. Я даже начал серию рассказов, в которых люди оказываются в мирах, являющихся порождениями их собственной психики. И, кстати, мой первый опубликованный рассказ был типичным и довольно совершенным образчиком такого вот подхода.
Какое-то время Дик пытался работать как в области научной фантастики, так и за ее пределами:
- Я написал довольно много романов, которые не принадлежат ни к научной фантастике, ни к фэнтези. Все они содержат в себе элемент проецируемого личного бессознательного - или же проецируемого коллективного бессознательного, что делает эти тексты просто непонятными для любого читателя - чтобы понять их, он должен принять мою предпосылку, что каждый из нас живет в уникальном мире.
Как довольно скоро выяснилось, пристроить такие книги в издательство было делом практически безнадежным. Одна из них, Признания продажного художника [Confessions of a Crap Artist], была опубликована лишь в 1975 году; остальные же так и не пробились в печать*.
СНОСКА: * Они начали публиковаться лишь после смерти Дика, и к настоящему времени изданы практически все.
- В Фуллертоновской библиотеке специальных коллекций сохранилось девять или десять подобных рукописей, - говорит Дик ровным голосом, не выказывая затаенной горечи или обиды. Я спрашиваю, действительно ли он относится к этой ситуации философски, или это только напускное спокойствие? - Ну, когда вышли Признания продажного художника, боль начала потихоньку проходить, и теперь я чувствую себя уже не так плохо. Однако, чтобы этот роман был, наконец, опубликован, потребовалось девятнадцать лет. Срок, конечно, очень большой; поэтому я очень признателен научной фантастике за то, что она предложила мне выход, благодаря которому я получил возможность публиковать то, что мне хотелось писать. В частности, Нарушенное время Марса [Martian Time-Slip] - это как раз то, что я и хотел написать. Этот роман основан на предпосылке, которая в то время была для меня особенно важной. То есть, речь там шла не только о том, что каждый из нас живет в своем, уникальном мире, являющемся плодом нашей собственной психики, но и о том, что субъективный мир какой-нибудь более могущественной личности может вторгнуться в мир другой личности, более слабой. Если я могу заставить вас увидеть мир таким, каким его вижу я, тогда вы автоматически будете думать так, как думаю я. В итоге вы придете к выводам, к каким прихожу я. И самая величайшая власть, которую одно человеческое существо может установить над другими человеческими существами, как раз и заключается в контроле над их восприятием реальности и в возможности вмешиваться в целостность и индивидуальность их мира. Такой прием используется, например, психотерапевтами. Я и сам прошел через подобную шоковую терапию, когда был в Канаде. Так вот, вам вполне по силам заставить толпу вопить то, что нужно вам, и, кстати, сразу становится ясной тайна московских публичных процессов тридцатых годов, когда люди вставали и говорили - очень искренне говорили, - что они совершили преступление, хотя и знали, что наказанием за такое преступление может быть только казнь. А разгадка проста; она заключается в невероятной власти группы людей, способной вторгаться в мир любого человека, извне навязывая ему образ, под который он просто вынужден подстраивать свое видение самого себя. Я вспоминаю пример шоковой, так сказать, терапии, связанный с одним парнем, который одевался как-то особенно аккуратно - впрочем, он был француз. Так вот, ему сказали, что он выглядит как гомосексуалист. В течение получаса ему твердили, что он гомосексуалист. Довели его буквально до слез. На мой взгляд, выглядело это довольно странно, потому что я точно знал, что этот парень - не гомосексуалист. И тем не менее он все плакал и плакал и даже не пытался остановить поток оскорблений, а они все вопили и вопили ему: "Эй, ты, гомик, эй, лапушка, эй, гей - вот кто ты есть, согласись!" А он никак не мог заставить их прекратить, он буквально поощрял их вопить все громче, приговаривая при этом: "Мы были правы, мы были правы". В конце концов, он просто начал соглашаться с ними.
- Подобные методы можно рассматривать как с политической, так и с психологической точки зрения. Что до меня и до моей прозы, то я всегда видел это как драму - вот это жуткое, сверхъестественное вторжение мира одной личности в мир другой личности. Если я вторгаюсь в ваш мир, вы, возможно, почувствуете что-то чуждое, потому что мой мир отличается от вашего. И вы, разумеется, должны сопротивляться этому вторжению. Однако часто мы не оказываем никакого сопротивления, поскольку это вторжение может быть очень тонким, завуалированным; мы чувствуем, что в наш мир вторглись, но мы просто не знаем, откуда исходит это вторжение в нашу личную целостность. Чаще всего такое вторжение исходит от людей, в чьих руках власть.
- Наивеличайшая угроза двадцатого века - это тоталитаризм. Тоталитаризм может принимать самые разноообразные формы: ультралевый фашизм; религиозные движения; реабилитационные центры по лечению наркоманов; психушки; люди, обладающие властью; люди, манипулирующие другими людьми. Наконец, это может исходить от людей, кто сильнее вас психологически. Так что я всегда встаю на сторону тех, кто не может похвастаться силой. Если бы я сам был сильным, я бы, возможно, не ощущал тоталитаризм, как столь серьезную угрозу. Я воспринимаю себя, как слабую личность, и это одна из причин, почему мои литературные персонажи, по существу, всегда антигерои. Почти всегда они неудачники, хотя я и пытаюсь наделить их такими качествами, которые дают им шанс на выживание. В то же самое время я не хочу, чтобы они вели себя агрессивно, отвечая ударом на удар - так они сами могут стать личностями угнетающими и манипулирующими.
Я спрашиваю у Дика, какова обычно его реакция, когда ему говорят, что он слишком уж озабочен насчет властей и что он вообще параноик. В ответ он ссылается на неприятности, которые пережил, когда был активистом антивоенного движения. Кульминацией этих неприятностей стало странное вторжение в его дом, вторжение, которое местная полиция фактически отказалась расследовать.
- Мне говорили, что я параноик, как раз перед тем, как мой дом был буквально разгромлен. Помню, прихожу я домой, открываю входную дверь, и что вижу? Сплошной хаос: окна и двери вдребезги, картотечный шкаф взломан, ящики валяются по всему полу пустые, все мои бумаги исчезли, все погашенные счета тоже, стереосистема - как не бывало. И помнится, я тогда подумал: "Ну хорошо, неприятность, конечно, чертовская, но зато как здорово все это укладывается в теорию о "параноике".
- Но если честно, я даже проверялся у довольно хорошего психоаналитика, и он сказал мне, что для параноика я человек слишком хладнокровный. Он сказал: "Вы - человек аффектированный, склонный к театральности, вы полны иллюзий по отношению к жизни, но, тем не менее, вы слишком сентиментальны, чтобы быть параноиком".
- Однажды я проверил себя при помощи так называемого "Миннесотского мультифазного психологического теста", и проверка эта показала, что я действительно параноик, невротик, шизофреник... по отдельным пунктам у меня были такие высокие показатели, что их общая сумма, согласно инструкции, была весьма высока. Но тест выявил также, что я - неисправимый лгун! Видите ли, по этому тесту вам несколько раз задают один и тот же вопрос, сформулированный каждый раз по-разному. Скажем, вам говорят примерно следующее: "Существуют божественные существа, которые правят миром". И я говорю: да, возможно, что так оно и есть. Немного спустя вам говорят: "Я не думаю, что существуют божественные существа, которые правят миром". И я говорю: да, по-видимому, это так, я знаю множество причин, чтобы согласиться с этим утверждением. А еще позже вам говорят: "Я не уверен, существуют ли божественные существа, которые правят миром". И я говорю: о да, это абсолютно верно. И в каждом случае я отвечаю совершенно искренне. Если взглянуть на эту ситуацию с философской точки зрения, то я веду себя как кое-кто из парней, живших в досократовские времена - времена Зенона, Диогена, киников и так далее - то бишь древних греков, которые хвастались тем, что живут как собаки. Любой аргумент, который мне приводят в подтверждение той или иной теории, убеждает меня наповал. Вот если бы вы предложили мне сейчас сходить и купить китайской еды, я немедленно бы согласился, что это самая лучшая идея, которую я когда-либо слышал; более того - вы вполне бы могли заставить меня заплатить за нее из собственного кармана. Но если бы вы сказали вдруг: "А не думаете ли вы, что китайская еда стоит слишком дорого, питательность ее очень мала, да и идти за ней довольно далеко, и когда вы принесете ее домой, она уже будет холодной", - я немедленно скажу в ответ, что да, вы правы, я терпеть не могу это дерьмо. Это, как я догадываюсь, свойство любой слабой натуры. Тем не менее - если моя точка зрения, что каждый человек имеет свой собственный уникальный мир, верна, - то если вы скажете, что китайская еда - вещь хорошая, то в вашем мире она хороша; но если кто-то другой говорит, что она плоха - в его мире она действительно плоха. Я в этом вопросе полнейший релятивист, и для меня ответ на вопрос: "Так хороша китайская еда или нет?" - является семантической бессмыслицей. Короче, такова моя точка зрения. Если ваша точка зрения подсказывает вам, что эта точка зрения неверна, то вы и в самом деле будете правы. И в этом случае я наверняка соглашусь с вами.
