Мысль о деньгах сверлила мозг и не давала сосредоточиться на чём-то банальном…

– До сих пор я любила только домашних животных и клубничное мороженое, – потупив взор, проговорила Брунгильда.

– А меня?! – вскричал в отчаянии Бальтазар.

– Ну, я не знаю… Нам с тобой надо съесть ещё не один пуд соли.

– Надо так надо, – обречённо пробормотал юноша, зачерпнул столовой ложкой из солонки и сунул ей в рот…

Её волосы пахли душистым мылом, а прокладки были настолько чистыми и белоснежными, что он в волнении зарылся в них лицом…

Трепещущая красавица лежала, широко раскинув ноги – одну направо, другую налево…

В темноте не было видно ничего, кроме запаха пота и прерывистого дыхания любовников…

В нужнике пахло Бальтазаром. Принесённый вчера рулончик туалетной бумаги куда-то бесследно исчез.

– А он такой же, как и все! – недовольно подумала Брунгильда, закрываясь на щеколду. – Только вчера говорил такие светлые и возвышенные слова, а рулончик всё-равно спёр…

Крыша замка поехала в разные стороны, стены рассыпались, но нетронутым осталось только то, что не поддавалось колдовским чарам: винный погреб и опочивальня, в которой находились Брунгильда с Бальтазаром, да ещё старый барон, притаившийся за портьерой с кинокамерой…

Лишь к утру, до конца испытав глубину и сладость любовных утех, Брунгильда поняла, что больше всего на свете любит родину…

Бальтазар ещё не понимал, что в его жизнь вторглось что-то новое. И это новое – беременность Брунгильды. Всё это ему предстоит пережить самому, да и не мешало бы до конца разобраться, кто отец будущего ребёнка…

Он снова сжал в руках лезвие меча и впервые за долгое время вытащил из-за щеки скрываемый там магический кристалл. И по привычке покраснел…

Два коня медленно исчезало в лучах заката. Один из них был Бальтазар, другой – Брунгильда, и оба счастливо ржали…

ДВОРОВЫЕ ВЫБОРЫ

Собралась как-то дворовая живность за будкой Барбоса подальше от хозяев и давай обсуждать ситуацию в округе. Мол, всё пришло в упадок, и хозяева уже не те, что прежде, и публика за плетнём обнаглела по полной программе, чего раньше никогда не было, и вообще всё в мире идёт наперекосяк. Нужно, братцы, принимать кардинальные меры, то есть брать бразды правления в свои руки, а Хозяина с Хозяйкой отправить на покой. Пускай у себя в доме командуют и во двор не высовываются – а тут отныне будут совсем иные порядки, принятые демократическим большинством. То есть нами, дворовой живностью. Чем мы хуже хозяев?

– Надоело тоталитарное правление! – брызжет слюной Петух. – Гнать их, негодяев, отсюда! Пускай в избе сидят и носа наружу не высовывают! Выборы нам нужны! Изберём либеральным путём дворового президента, который даст каждому всё, что тот захочет: свинье полное корыто отрубей, корове полную лужайку травы, курам – по петуху, петуху – по курице, и так далее.

– А мне-то как? – подал голос Барбос. – Я всегда был гарантом дисциплины и правопорядка во дворе! Помню старые добрые времена, когда никто пикнуть не смел, потому что боялся моих зубов, а теперь осмелели. Да и хозяева тогда решительней нынешних были. Хоть все и боялись тогда друг друга, зато у каждого в корыте что-то было. Вернуть добрые старые времена – и точка…

Но его сразу же Поросёнок перебил:

– Я за справедливость! За то, чтобы нашего брата не резали и обеспечили нам спокойную и счастливую старость! Тогда и в корыте что-то будет, и обиженных станет меньше! Была б моя воля, я бы… – Тут поросёнок задумался, потому что пока не придумал, что бы он сделал, дай ему волю.

– Вот и хорошо, что вы меня понимаете! – обрадовался Петух. – Будем проводить самые честные в истории нашего двора выборы. У вас уже, вижу, и предвыборные программы готовы. Ну, кто ещё хочет в президенты?

– Я, – подал голос Гусак. – Посмотрите, какой я жирок нагулял. И ни у кого ничего не просил, до всего дошёл собственным умом и старанием. Главное, не лениться и не надеяться на хозяев, а искать, где можно поживиться… – И, прикинув, что ляпнул что-то лишнее, Гусак решительно продолжил: – Выберете меня в президенты – научу всех, как такой жирок, как у меня, нагулять. Все станете толстыми и счастливыми!

– Четверо, – подсчитал Барбос и вдруг задумался. – А Хозяин нам своё президентское кресло без борьбы уступит?

– Конечно, нет! – прокукарекал Петух. – Но пускай он вместе со всеми баллотируется, а голосование покажет, кто популярней… На общих основаниях! Чтобы всё прошло честно!

Звери оглянулись на окошко избы, а оттуда на них и в самом деле уже поглядывал Хозяин, и за его спиной стояла жена.

– Ишь, смотрят, – проворчал Барбос, – посмеиваются! Видно, решили, что они нам не по зубам! Тоже себе – сладкая парочка! Думают, что незаменимые! Всё прибрали к рукам и решили, что так будет до скончания века…

– Негодяи! Подонки! – тотчас забился Петух в истерике. – Да я их заклюю… Мы их сообща…

– Всё разграбили, под себя подмяли! – в тон ему зарычал Барбос. – Всё, что веками мы и наши предки копили…

– Несправедливость! – хрюкнул Поросёнок. – И социальное неравенство!

– Я научу вас по-новому мыслить! – не к месту вставил Гусак. – Чтоб жирок был…

Тем временем вокруг четвёрки претендентов стала собираться остальная дворовая живность. Наслушавшись «предвыборных программ», куры, явно обожавшие своего Петуха, принялись клевать баранов, сторонников Барбоса. Козы, симпатизирующие Поросёнку, пытались бодать уток, которым очень хотелось обрасти жирком, как Гусак. Короче, шум поднялся на весь двор. За плетнём стала собираться деревенская публика, которую растревожила перепалка среди живности.

Долго бы это продолжалось или нет, никто не знает, но тут из избы вышел Хозяин, и на его лице больше не было усмешки. Наоборот он хмурился и был настроен весьма решительно.

– Ну-ка, все брысь по своим местам! Кому сказал?! А то затеяли тут… демократические выборы!

Барбос тотчас юркнул в свою будку, Поросёнок деловито уткнулся в корыто, будто никогда оттуда не вылезал, а Гусак поскорее заковылял подальше к плетню разыскивать в мусоре свои золотые зёрнышки. Лишь Петух с независимым видом поскакал по двору, а потом, увидев, что его не преследуют, вскочил на плетень и что-то невнятное прокукарекал.

– Ну, чья очередь сегодня в суп? – усмехнулся Хозяин и повёл взглядом по двору.

Поросёнок поглубже вжался в своё корыто, Гусак заковылял подальше за избу, чтобы не попадаться на глаза, Петух рухнул с плетня и притворился мёртвым. Лишь Барбосу ничего не угрожало. Наоборот, это было ему даже на руку: сварят кого-то из претендентов в хозяйском супе – ему наверняка жирные объедки достанутся. Да и конкурентов останется меньше…

КРЫЛЬЯ

Всё, как-то сказал я себе, хватит глупостей, пора и о душе подумать. С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь, чтобы последующие поколения сказали обо мне: экий был человечище! Глыба, можно сказать. Безгрешный, как Папа Римский. Мудрый, как царь Соломон. Справедливый, как… впрочем, не знаю, как кто.

Только с чего начать?

Перестану-ка материться – первое и самое лёгкое, что пришло на ум. Пусть моя речь струится хрустальным ручьём и отзывается в людских сердцах дивным благозвучием.

Сказано – сделано. Перестал материться и вдруг поймал себя на мысли, что мой словарный запас стал до обидного скудным и однобоким. Хочется что-то выдать кому-то, завернуть что-нибудь эдакое, расцветить мысль яркими и оригинальными эпитетами, как она того заслуживает, и… и не получается. Хоть ты тресни.