В тайнописи взмахов в небе

птичьего крыла

я ищу смысл этого мира.

В зябкой воде, в разошедшемся круге,

в плеске дождя

я ищу смысл этого мира.

В свете, пришедшем издалека,

в обнаженности ствола

под лопнувшей корой,

в твоем следе на влажном песке

я ищу смысл этого мира.

II.

Кто-то искал истину:

на дне колодца,

в своих глазах,

в отражении мира в озере,

за облаками,

в саду, где ничего не цветет,

в прошедших годах

и, идя по каменистому пути

Тех, Кто Ищет Истину,

споткнулся и упал,

и заплакал от боли,

и закричал: «Больно!»

Это была истина,

но он прошел мимо нее.

            ***

Вечером за домом,

на пустыре, покрытом асфальтом,

возбужденные крики

сияющие глаза и испарина

на полуобнаженных телах

и движение в прикосновениях

учащенное дыхание

бьющиеся сердца

и напряженные мышцы

под упругой кожей

приоткрытые губы

и капли пота на висках,

и вновь прикосновение

сильных пальцев к мячу.

Вечером за домом

играют в волейбол.

О ТОМ, КТО ПРОХОДИТ МИМО

I.

Иду навстречу ему,

а он улыбается

внимательными глазами

смотрит ласково

протягивает руки

и насмешливое лицо его

становится прозрачным

от нежности

И он говорит: «Любимая!»

– не мне, а той, что идет

за моей спиной

ему навстречу

II.

Твержу себе, что это глупо,

что он не нужен мне, и снова

не слышу ничего, лишь голос

его,

не вижу лиц, лишь только

его

И снится мне – он рядом,

стоит и хмурится и курит.

Потом уходит, не простившись.

И сон сбывается: вот он

стоит и хмурится, бросает

окурок в урну и уходит,

а я гляжу в окно сквозь слезы

дождя на стеклах, вижу город…

Твержу себе, что это глупо,

и жду Чего – сама не знаю

            ***

Пустопорожний дым воспоминаний –

что толку в нем, когда огонь погас

и пепел по ветру давно развеян,

и проклят навсегда тот день и час,

когда хронометр мой с твоим был сверен,

когда из тысячи и ста дорог кривых

одну мы оба выбрали и небо

одно над головой, и как нелепо

одной звездой один указан путь,

и ни остановиться ни свернуть,

а лишь идти вперед, гадая слепо,

что было, будет, главное, – что есть:

другая жизнь, другое «ты», другое «здесь».

И ныне и навеки мы теперь

не мы, а ты и я. Лишь наши руки

еще хранят тепло остывших тел –

остывших для любви. Еще постель

хранит на гипсе простыней холодный слепок

двух душ, согреться ищущих, и крепок

еще той жизни запах

БЕЗУМИЕ

Близко, на выстрел в висок,

рядом со мною живет

слепое безумье. Хохочет

ночью, по стенке ползя

ощупью, ищет меня

жадною, цепкой рукою.

И, цепенея от страха,

усталости, горя, стыда,

я закрываю глаза,

закрываю ладонями уши.

«Где ты? – шипит. – Покажись!

Помоги мне, подай-ка мне руку.

Ох, не могу, упаду.

Где ты? Ко мне прикоснись!»

Страшному зверю руки

я не подам, как ни молит.

но не в его ли объятьях

поутру завтра проснусь?..

(1999)

СОНЕТ

Остановись, помедли хоть немного,

продлись, мгновенье, я не красоты

ищу в тебе, лишь только миг покоя

прошу для осознанья полноты

полубессонного ночного бденья.

Остановись, дай медный вкус минут

почувствовать сквозь маятника шорох

и ощутить неслышное свершенье

свержения очередного «я». Так дорог

и так ничтожен миг. Побудь же тут,

со мной! Остановись, пусть подождут

и вечность, и небытие, и время.

В тебе хочу остановить я краткость слога

и смысл его прочесть на временном

налое.

(10 января 1999 года)

ДОГАДКА

(сонет)

Смотрю, как пролетает птица, словно время,

и капли с крыш оттаявших стремятся

на мостовую. И второе воскресенье

не видно неба светлого сквозь тучи.

И мозг пронзает странное смятенье:

что если эта птица, капли, небо

недельной давности – последние виденья

бездумной жизни, бесполезных дней?..

И эта мысль свербит, терзая разум,

простая и логичная, как вечность.

Пытаюсь объяснить свою беспечность,

но слов не нахожу и меры тоже.

Лишь уверяюсь в том, что жизнь похожа

на тень от пара легкого дыханья.

            ***

Я отвожу беду

движеньем губ

в сети ресниц

ловлю злобные взгляды

приближаюсь к тем

кто меня преследует

целую тех

кто меня ненавидит

плачу по тем

кто жив

и придумываю себе

новые несчастья

и новых врагов

            ***

Мой ребус никому не разгадать

и в лабиринте сумрачных имен

твое лишь мне под силу разыскать

Его я не пишу на запотевшем

от взгляда моего стекле оконном

оно кипящим ветром не сорвется

с моей души во сне И никогда

бушующей стихии не прорваться

за тонкий слой прозрачнейшего льда

И сердце лишь ударами своими

мой ребус – твое имя повторяет

            ***

Мне нет покоя, но и сил не стало

Я – привидение, я – призрак ночи

и только беспокойная душа

мою тоску способна оценить

Брожу не в коридорах, громыхая

бесплотной цепью смертного греха,

а в лабиринтах собственного сердца,

где заблудиться легче, чем в лесу

            ***

Быть может, не душа, а только вздох,

последний вздох скорбящей жизни вознесется

в ту высь, где нет ни холода, ни жара,

ни шума, ни молчанья, ни любви,

ни ненависти, ни войны, ни мира,

и упокоится средь инобытия

и хаоса порядка мирозданья.

Быть может, этот вздох, последний вздох

скорбящей жизни унесет порыв

шального ветра, над рекой развеет

или в ветвях запутает его

прибрежных ив, и ночью соловей

над ним споет печальную канцону

и он, войдя в деревьев плоть, затем

бумагой белой обернется, и на ней

напишется бухгалтерский отчет.

А может быть, последний этот вздох

скорбящей жизни выпьет чей-то рот,

в слезах, с тоскою надо мной склонясь,

и чьей-то же слезой он упадет

на лоб мне и оставит, испарясь,

белесый и солоноватый след.

            ***

Солнце в зеленой дымке

чутких и гибких ветвей

туман по утрам и домов

отсыревшие стены, покрытые мхом

Города нету Песок

и брусчатка старой дороги

Тонкие травы цветы

полевая гвоздика повсюду

Птиц разговоры и запах

солнца жилья и животных

Медленный цокот копыт

скрежет воротов и журавлей