Глаза Зейна остаются закрытыми, но ему все равно каким-то непостижимым для Лиама способом удается выглядеть свирепо.

– Они достаточно остры для того, чтобы ты, поскользнувшись, воткнул мне их в горло, – отмечает он.

– Я вполне твердо стою на ногах, – напоминает ему Лиам, стягивая ворот рубашки Зейна ближе к его плечу. Он чувствует, как вздрагивает Зейн, когда его кожи касается холодный металл ножниц, но все равно старается оставаться на месте, пока Лиам все же не разрезает ткань. – Ну, вот и все.

– Мне она так нравилась, – Зейн открывает глаза и со вздохом переводит взгляд на разрезанный рукав. Он высвобождает другую руку и тянет рубашку вниз, вместо того, что бы снять ее через голову. – Твоя очередь.

– Знаешь, – гулко сглатывает Лиам, – думаю, я не особо и нуждаюсь в душе. Иди ты. Мне и так отлично.

– Лиам, – приподнимая брови и склоняя голову набок, мягко зовет его Зейн, – я люблю тебя, детка, но я прикован к тебе наручниками и уверен на сто процентов, что душ тебе нужен.

Лиам смущенно проводит рукой по волосам и прекрасно понимает, что выглядит отвратительно. И пока его рука поднята, он пытается незаметно понюхать себя и… фу. Зейн, конечно же, прав, но ему все равно не очень удобно принимать душ с ним, стоящим в нескольких дюймах от него. Что странно, потому что обычно Лиаму всегда комфортно рядом с Зейном.

Ему действительно нужен этот чертов душ, поэтому со стоном поражения, Лиам отдает ножницы Зейну, который коварно усмехается ему, отделяя ткань рубашки от его плеча. И теперь Лиам отлично понимает, почему Зейн так нервничал минутой ранее.

– Ты выглядишь как вылитый Суини Тодд с этой хренью в опасной близости от моей яремной вены, – не удерживается он от комментария.

– Не волнуйся, – ухмыляется еще сильнее Зейн. – Если я что-то и задену, то прослежу, чтобы это не было жизненно важным органом.

Лиам закусывает губу и закрывает глаза.

Зейн повторяет его действия, и Лиам чувствует острие ножниц на коже, прежде чем его плечо, наконец, освобождается от промокшей почти насквозь тряпки. И за долю секунды до того, как он открывает глаза, он ощущает короткое прикосновение к плечу сухих губ.

Лиам несколько раз моргает и переводит взгляд на совершенно не обращающего на него внимания Зейна, занятого убиранием ножниц в стол, и он уже не знает, не показалось ли ему. Ощущаемое на плече покалывание подсказывает, что это точно не воображение. Но зачем Зейну делать это?

Может, не стоит этим заморачиваться. Зейн целовал его сотни раз, начиная от коротких и нежных поцелуев в лоб, до неряшливых, мокрых и грязных в щеки, облепляя ладонями его лицо с обеих сторон и хихикая, пока наклонялся.

– Пойдешь первым или, может, я? – спрашивает Зейн.

Лиам прикусывает язык, думая, какое решение было бы лучшим, но Зейн, не дождавшись, уже расстегивает джинсы. Лиам при всем желании не может отвести глаза, хотя стоило бы, потому что Зейн уже стягивает джинсы вниз, то же самое проделывая с боксерами и…

– Иди первым, – резко говорит Лиам, срывающимся голосом. Блять, да что угодно, только бы Зейн был подальше от него сейчас.

– Окей, – не спорит Зейн. Он отдергивает занавеску в сторону и пар от горячей воды наполняет комнату, затрудняя дыхание. Или, может быть, причина для затрудненного дыхания Лиама – это обнаженный Зейн. Что вполне вероятно, потому что Зейн пусть и не идеален во всем, но… Его ноги слишком худые, но Лиам все равно хочет поцеловать их (а может быть, даже именно поэтому). А еще у него есть небольшой клочок щетины, которую тот никогда не успевает сбрить, и Лиам просто жаждет прикоснуться к нему.

Лиам отворачивается, потому что если не сделает этого, то ему станет совсем неловко. Не надо, чтобы Зейн поймал его за разглядыванием.

Зейн задергивает между ними занавеску и вынужденно оставляет левую руку за ней. Лиам стоит лицом к зеркалу, чтобы противостоять искушению, но это не очень помогает, потому что в отражении виден душ и то, насколько тонка разделяющая их шторка. Она белая, и, когда она намокает, легко можно заметить очертания тела Зейна, даже если не присматриваться. (И он старается этого не делать. Ему бы приложить чуточку больше усилий. Это ведь его лучший друг. Это неправильно.)

Зейн резко дергает рукой, втаскивая и правую руку Лиама под душ, которая быстро намокает под обжигающими струями. Сам бы он не стал мыться под таким кипятком.

– Прости, – говорит Зейн. – Я не могу помыть волосы только одной рукой.

– Все нормально, – тихо отвечает Лиам.

Зейн хмыкает, и Лиам старается не думать о том, как рукой касается его тела, пока тот принимает душ. Все начинается так невинно, с мытья головы, но потом Зейн опускает руку и, черт, Лиам не уверен, но, кажется, он только что задевает пальцами его живот.

– Ты в порядке? – спрашивает Зейн, звуча гораздо спокойнее, чем Лиам себя чувствует.

– Ага, нормально.

– Я слегка испачкал тебя мылом.

– Все нормально.

– Каждым вылетающим из твоего рта словом будет – нормально? – дразнится Зейн. Он высовывает намыленную голову, с которой капает вода, из-за занавески и глупо ухмыляется Лиаму. – Все в порядке. Большинство людей нервничают при мысли о моем обнаженном теле.

– Не вынуждай меня тебя уронить, – угрожает чуть не задохнувшийся от возмущения Лиам.

Зейн смеется и снова прячется за шторкой. Лиам встречается в зеркале с собственным отражением и опускает взгляд, удивляясь тому, что все его метания так очевидны для Зейна, и боится, что ему все сложнее скрывать то, что творится в его джинсах.

Одновременно с тем, как Зейн завершает прием душа, комната наполняется ароматом его шампуня и геля для тела: пряными и слегка сладковатыми, возможно, даже цветочными, а Лиаму все отчаяннее хочется покончить со всем этим. И он так хочет выбраться из этих наручников, потому что ему просто необходимо вздрочнуть и отдохнуть от Зейна, который не сделал ничего плохого. Наоборот, это и есть основная проблема.

Зейн забирает из руки Лиама полотенце и, обернув его вокруг бедер, выходит из душа. И в этом нет ничего нового, кроме того, что обычно они не так близко в этот момент. Все, о чем может думать Лиам сейчас, – это о том, как языком остановить капельку воды, стекающую к пупку Зейна.

– Ну, все, твоя очередь, – велит Зейн, поддевая другое полотенце и высушивая им волосы. – Ты идешь или как?

– Точно, точно, – поспешно кивает Лиам и пытается отвернуться от него, чтобы избавиться от остатков одежды.

Он почти поскальзывается, забираясь в душ, и чуть не обжигается водой, которую настроил для себя Зейн. Ему еще неудобнее, чем было Зейну, потому что у него свободна только левая рука, а правую приходится вытянуть наружу, чтобы не намочить Малика. Каким-то образом ему все удается, и он ворует гель Зейна, потому что не подумал захватить свой, ну, или просто потому, что ему нравится его запах.

Он никак не может перестать думать о том, что Зейн стоит прямо за занавеской и что-то там напевает себе под нос или о том, как он выглядел, когда выходил из душа, буквально весь сверкая под капельками воды. Когда он хватает мыло и смотрит на себя вниз, то резко прикусывает от досады губу.

Проблема в том, что у него стоит, чертовски так стоит. Ему почти больно, и если бы он был один, то не задумываясь, обернул бы ладонь вокруг причиняющего страдания стояка и разобрался бы с этим. Только он не один и этот вариант точно не подходит. Поэтому Лиам пытается вернуться к полному игнорированию его назревшей проблемки.

– Эй, Ли! – зовет Зейн, звуча приглушенно из-за льющейся воды.

– А?

– Как ты думаешь, что Луи имел в виду, когда сказал, что они сковали нас из-за неразрешенного сексуального напряжения?

Глаза Лиама расширяются, а скользкая бутылка с мылом выскальзывает из ладони. Он теряет равновесие и взмахивает рукой, пытаясь его восстановить, но это не срабатывает, из-за того, что он не один, а прикован к другому человеку. Вместо того чтобы выровнять свое положение, Лиам дергает Зейна на себя, и они оба падают на дно ванны, срывая занавески: сильная боль прошивает его левый локоть, плечо и задницу.