– Луи, – предупреждающе говорит он.

========== 1.3. ==========

Тот, что за дверью, меньше, чем тот, что рядом с ним. Ниже, с тонкими жилистыми руками, но имеющий чуть пышное тело. Они оба явно не голодают, замечает Зейн: сытые и чистые. Где бы он ни был прямо сейчас (что, очевидно, является тюрьмой и не особо волнует Зейна), эти люди живут сладкой жизнью.

– Лиам, – в тон ему отвечает другой мужчина, и эти четыре буквы пронизаны всем: от предупреждения и раздражения до беспокойства и усталости.

– Что ты от меня хочешь? – нервно требует Лиам. – Я уже говорил, что он был без сознания и мы не могли бросить его там. Я не хочу, чтобы его смерть была на моих руках.

Луи глубоко вздыхает и словно в тысячный раз говорит:

– Но это и не значит, что ты теперь обязан зализывать, блять, его раны, не так ли? Он вот, кажется, не имел бы угрызений совести, убив тебя, учитывая порез на твоей шее.

«Я должен был», – думает Зейн. Должен был убить его, забрать пистолет и выбраться оттуда. Он уже был бы далеко и явно в более выгодных условиях с появившимся у него оружием. Его нерешительность обернется для него смертью, полагает он. Если бы он просто справился с собой, то не был бы сейчас здесь. И где – здесь? Здесь, где он, скорей всего, и умрет. Группы не так легко принимают чужаков. А Зейн не особо-то и любит людей. Они, наверняка, убьют его, чтобы избавить себя от неудобств, и Зейн не видит способа спастись.

– Он не собирался убивать меня, – тихо возражает Лиам. Зейн ничего к этому не добавляет, потому что он прав. Зейн не смог бы пройти через это, он это знает, как бы пафосно и глупо это не звучало.

– Луи! – кричит кто-то и Луи в миг напрягается. Парень перед ним усмехается, и Зейн позволяет себе немного расслабиться. Лиам был натянут как струна, когда у дверей появился Луи, но его плечи теряют напряжение, когда другой парень попадает в поле их зрения.

Этот моложе остальных. Он высокий и худой, с растрепанными волосами и яркой улыбкой, но весь его внешний вид просто кричит о том, что он болен: кожа пепельно-серая и скулы выделяются на его лице слишком резко.

– Что ты делаешь? – тихо спрашивает его Луи, забота видна в каждой черточке его лица. – Ты должен быть в кровати.

Кудрявый мальчишка пожимает плечами и говорит:

– Хотел взглянуть, о чем тут все болтают. Джен сказала, что Лиам притащил домой еще одного бездомного.

Луи громко вздыхает и хватает его за руку.

– Но ты все равно не подойдешь к камере, – в приказном тоне велит он. – И ты не выпустишь его, Гарри, слышишь меня?

Кудрявый Гарри закатывает глаза.

– Я похож на идиота? – изумляется он и поворачивается к Зейну: – Ну, так как тебя зовут?

Зейн чувствует себя лабораторной мышью и делает шаги назад до тех пор, пока не ударяется о стену. Ему лучше, когда он знает, что ничего не выскочит на него со спины, хотя это и так было бы невозможно, ведь он в ебучей камере.

– Он говорит по-английски? – с интересом спрашивает Гарри у Лиама.

– Да, – отвечает тот и оборачивается к Зейну. – Он только что говорил со мной.

Зейн недоумевает, почему он не рассказывает всем о том, что он напал на него. Но замечает в карих глазах столько доброты, что чувствует себя виноватым за это.

– Плевать, – внезапно говорит Луи. – Ты возвращаешься в кровать.

– Оу, да ладно, Лу! – капризно скулит Гарри. – Я не хочу обратно в постель. Я провел там почти две гребаных недели.

– И тебя до сих пор лихорадит, так что прекращай спорить и вали в кровать, – упрямо твердит Луи. – И, Лиам?

– Что? – вопросительно изгибает брови Лиам, шагая к двери.

– Вот, – Луи протягивает ему связку ключей и наручники, которых Зейн до этого и не заметил в его руках. – Все что он ест – вычитается из твоей доли. Ты держишь его подальше от нашего блока. И если выводишь его из камеры, то надеваешь наручники. Понятно?

– Подожди, я пойду с вами, – останавливает его Лиам, используя ключи, чтобы открыть решетку. – Принесу нам обед. А затем отведу его в душ. Не думаю, что у него была хоть какая-то возможность помыться в эти недели. Я дам Джен знать, чтобы она держала всех подальше от той части тюрьмы, где мы будем, и возьму с собой Найла.

Луи кивает и направляет на Зейна тяжелый взгляд.

– Можешь пробовать сколько угодно, но нет никакой возможности тебе выбраться из камеры. И, когда он возьмет тебя с собой, если ты что-то выкинешь, сначала мы будем стрелять, и только потом задавать вопросы. Нас здесь много, чтобы ты выбрался отсюда живым, так что я бы на твоем месте не рыпался.

Зейн не отвечает. Он действительно не знает, что сказать, ведь не может же он хотя бы не попробовать выбраться отсюда. Он должен. И если он умрет, по крайней мере, он будет абсолютно уверен, что сражался до последнего за свою жизнь.

Зейн не двигается с места, пока все еще может слышать шаги всех троих парней. Он медленно осматривает камеру и просто на всякий случай проверяет дверь. Лиам запер ее за собой, но Зейн пытается: толкает, тянет на себя, пинает решетку, делает все, что приходит в голову, пока не понимает, что Луи был прав. Он не может выбраться.

Он направляется к кровати, поднимает оба матраса, но не находит там ничего. Он проверяет раковину рядом, пытается оторвать трубу от стены, которая могла бы стать неплохим оружием. Но у него нет сил, чтобы сделать это. Его организм слишком ослаб, и труба даже не двигается с места.

В конце концов, он вздыхает и садится на нижнюю койку, размышляя. Должен же быть способ выбраться из этой передряги живым. Лиам вернется с едой, как он говорил. А еду приносят на тарелке, правильно? Он бы мог дождаться пока Лиам войдет внутрь, разбить тарелку о его голову или о ближайшую стену, и тогда воткнуть в него один из осколков, забрать ключи из кармана. И потом он бы мог… что? Сколько людей здесь точно? Луи говорил что много, но много в этом мире может означать пять.

Так что он не хочет пробовать сейчас ничего. Он подождет, пока Лиам поведет его в душ. Возможно, он сможет увидеть остальных и выяснить, с чем он столкнулся и как выбраться из всего этого дерьма.

Разведает. Заполучит оружие. Выберется.

Когда Лиам возвращается, он вежливо просит Зейна остаться сидеть, пока открывает дверь, и он просто выполняет просьбу. Лиам тщательно запирает их обоих внутри, а затем бережно передает в руки Зейна миску с рисом и ложку.

– Не возражаешь, если я присяду? – уточняет он, указывая на кровать.

Зейн пожимает плечами, и Лиам опускается рядом с ним, кровать прогибается под его весом, чего не случается до этого с Зейном. Он сразу начинает есть, словно ему уютно находиться здесь с чужаком, запертым с ним в тюремной камере.

Через несколько минут Зейн поднимает ложку ко рту и глотает. Это больно и он кашляет.

– Ах, да, черт, – вспоминает Лиам, поднимаясь. Он достает бутылку воды из заднего кармана и протягивает ее Зейну. – Прости, забыл. Ты, наверное, хочешь пить?

Зейн игнорирует его и откручивает крышку, прежде чем поднести к губам. Вода теплая и, кажется, только усиливает неприятный привкус во рту. Но это в любом случае жидкость, и она успокаивает сухость в его горле, поэтому он продолжает пить, пока бутылка не пустеет.

Лиам все это время наблюдает за ним, не отводя глаз, но и не прекращая поглощать свою порцию. Зейн пробует снова и то, что оказывается у него во рту больше похоже на пресную кашу, но это в любом случае – еда. Когда он был сам по себе, ему редко удавалось раздобыть что-то съестное. Он проторчал в лесу большую часть времени. Там безопаснее. Единственная причина, по которой он вообще очутился в городе, – это то, что он становился беспечным и все равно думал, что скоро подохнет где-нибудь в дороге. С крышей над головой могло получиться чуть лучше.

Он съедает быстрее, чем Лиам. Еда с непривычки тяжело оседает на желудке, отдавая болью. Когда он заканчивает порцию, Лиам протягивает ему свою миску все еще наполовину полную.

– Давай, – кивает ему Лиам. – Тебе это явно нужнее, чем мне.