Это… на удивление, не такой и ужасный вопрос. Он ожидал чего-то типа «боксеры или плавки?», но такое он может выдержать. Зейн немного ерзает на месте, продолжая вежливо улыбаться, и он не перестанет этого делать, даже если заболит челюсть.

- Все зависит от отношений, - отвечает он. - Если это несерьезно, то я предпочитаю этого не афишировать, не создавать лишнего шума, понимаете? - интервьюер кивает. - Но когда я правда… когда человек мне не безразличен, мне трудно это скрывать. Думаю, если бы я по-настоящему, без памяти в кого-то влюбился, то захотел бы рассказать об этом всему миру. Так что, наверное, я был бы парнем, который балует, пытается дать всё самое лучшее и рассказывает о тебе всем на свете. А еще я люблю обниматься.

- Вы слышали это, дамы? -умиляется интервьюер. - Он любит обниматься.

Зейн пожимает плечами, улыбаясь шире.

- Ну, а что я могу сказать? Обнимашки — это круто.

- Ну, а теперь, - ведущая наклоняется ближе, - мы знаем, что сейчас ты одинок, но в твоей жизни есть одна особенная женщина, правда?

Зейн хмурит лоб.

- Ээ, я не…

- И так случилось, что сегодня она с нами на связи, - продолжает интервьюер.

Зейн шумно втягивает воздух. Должно быть, сейчас он выглядит перепуганным, но это только потому, что он не может понять, о какой девушке идет речь. Что за особенная женщина? Кто…

- Привет, милый.

Зейн резко поворачивает голову — прямо позади него находится огромный экран, который до этого был выключен. Сейчас же он видит знакомое лицо, улыбающееся, завораживающее…

- Мама?

У Зейна есть, так сказать, негласное правило. Он не часто звонит маме. Дело в том, что это не легко для них обоих. За четыре года у них не было ни одного телефонного разговора, который не закончился бы слезами. И эти звонки всегда оставляют ему чувство пустоты и безысходности. Поэтому он звонит лишь время от времени и потом по возможности прилетает домой на неделю-две, потому что… намного легче разговаривать с ней, когда их не разделяют тысячи километров. Когда он может обнять ее, когда знает, что сестры где-то поблизости, а папа в гостиной.

В последний раз они разговаривали до начала тура. Он позвонил, рассказал, как обстоят дела, пообещал приехать, как только сможет. И они оба плакали — такие у них отношения. А после этого Зейн провел целый день в постели, до боли скучая по дому и детству.

А теперь ему предстоит то же самое на телевидении. Без какого-либо, черт возьми, предупреждения. Он взбешен, но еще острее ощущает, как к глазам уже подступают слезы — и они не обменялись даже десятью словами.

- Я скучаю по тебе, - говорит мама, заставляя толпу умиленно заохать.

- Я тоже по тебе скучаю, - хрипло отвечает Зейн. Он видит позади нее кухню и может поспорить, что она, как и в его воспоминаниях, пахнет специями и печеньем. - Очень.

- Ты хорошо кушаешь? - неожиданно строго спрашивает она.

- Да, мам, - морщит нос Зейн.

Зрители и ведущая смеются, но его мама продолжает:

- Ты выглядишь очень худым. Лучше следи за своим здоровьем, молодой человек, иначе накажу.

- Слушаюсь, мэм, - говорит Зейн. - Я запомню это.

После окончания интервью Зейн словно ошпаренный вылетает из студии. За кулисами он сразу же направляется к Лиаму, не давая себе времени расклеиться. Он хватает парня за руку так сильно, что кожа в том месте, куда он впился пальцами, белеет.

- Забери меня отсюда, - практически умоляет он. - Прямо сейчас, Лиам, прошу. Просто… забери меня отсюда.

- Эй, - обращается Лиам, кладя ладонь ему на затылок, - что случилось? Зейн…

- Забери меня отсюда, - шипит Зейн. Он даже топает ногой, словно вот-вот закатит истерику или просто разрыдается.

Несколько человек, что работают на этом шоу, бросают на него взгляды, но Зейну не до этого. Пусть лучше они будут думать, что он «дива», чем увидят, как он плачет. Он ненавидит плакать в присутствии других.

- Хорошо, - коротко кивнув, отвечает Лиам. - Хорошо, я забираю тебя отсюда. Прямо сейчас.

Он обнимает Зейна за плечи, а тот прижимает его ближе за талию, потому что ему просто необходим Лиам как можно ближе. Пейн лезет в карман и достает мобильный, ведет Малика по коридорам, и Зейн практически не слышит телефонного разговора.

Подойдя к выходу, где никого нет, Лиам притягивает его к себе, и Зейн ощущает у себя на виске нежные губы.

- Подожди десять минут, ладно? - говорит Лиам. - Нужно просто выйти на улицу, сесть в машину, и мы вернемся в отель. Десять минут.

Зейн молча кивает, поджав губы. Когда они выходят из здания, он убирает руку от Лиама, но Пейн держит его крепче, словно отказывается отпускать, хотя и знает, что должен. На улице толпятся люди, сверкают вспышки, и Зейн утыкается лицом Лиаму в грудь всю дорогу к машине. Ему тоже плевать.

Как только они отъезжают от здания, Лиам отстегивает ремень безопасности и передвигается на середину сидения. Он нежно проводит рукой по волосам Зейна, заставляя парня закрыть глаза и практически замурлыкать от удовольствия — впервые с момента, как его мама показалась на экране, Малику легко дышится.

Словно прочитав его мысли, Лиам тихо спрашивает:

- Это из-за твоей мамы?

Зейн шмыгает носом и мысленно ненавидит себя за это.

- Ты смотрел интервью?

- Большую часть — да, - признается Лиам. - Она показалась мне классной.

- Она замечательная, - соглашается Зейн. - Она… черт, я и понятия не имел, что они такое устроят. Просто… я скучаю по ней. Я так скучаю по ней.

Лиам убирает с его лба челку, едва прикасаясь, словно он боится спугнуть Зейна.

- Расскажи мне о ней.

Зейн прыскает со смеху, думая, что Лиам шутит. Но когда он поднимает взгляд, то видит широко распахнутые глаза, смотрящие на него в ожидании.

- Ммм… - Ему никогда не приходилось кому-то описывать свою маму. Все остальные с ней знакомы (она и Луи вообще лучшие друзья, что просто странно, и Зейн старается об этом не думать), а больше никто и не спрашивал. Он пытается вспомнить что-нибудь важное, хоть что-нибудь, и улыбается. - Она совершенно не умеет печь. Знаешь эту готовую смесь для выпечки? Она даже ее умудряется спалить, поэтому у нас обычно печет папа. Но она готовит самые лучшие спагетти в мире. И я всегда был ее любимчиком. А еще она не умеет петь. У нее совсем нет слуха, но тем не менее она все равно постоянно поет. И слушает попсовые хит-парады вместо нормальной взрослой музыки, поэтому мне стыдно ездить с ней в машине, потому что она может затянуть что-нибудь из Beyoncé и продолжать так всю дорогу.

- Так откуда у тебя талант? - смеется Лиам.

- Не знаю, - признается Зейн. - В моей семье ни у кого нет музыкального слуха, правда. Но мама научила меня рисовать.

- Рисовать? - Лиам кривится. - Ты не можешь еще и рисовать. Это нечестно.

- Почему это? - недоумевая, спрашивает Зейн.

- Потому что, - говорит Лиам, слегка дергая его за прядь волос, - у тебя уже есть самый прекрасный голос, который я когда-либо слышал. Ты пишешь красивые, трогательные песни. И вполне возможно, что ты самый привлекательный человек на планете. Этого хватит. Тебе запрещено иметь еще что-то. Это несправедливо по отношению к остальным.

Видимо, Зейн очень самовлюбленный человек, потому что его цепляет только:

- Самый привлекательный человек на планете?

Пальцы Лиама скользят от его волос к подбородку.

- Не делай вид, что удивлен, - ласково говорит он. - Ты прекрасен. Здесь. - Кончики пальцев касаются нижней губы и спускаются к груди. - И здесь. И ты это знаешь. - Наконец, он убирает руку, кладет ее себе на колени. - А теперь продолжай, расскажи мне еще. Что насчет твоих сестер?

И Зейн рассказывает, в течение всей дороги до самого отеля. Он чувствует себя намного лучше, благодаря ненавязчивым вопросам Лиама, когда Зейн думает, что ему уже нечего рассказать. Благодаря их рукам, вновь сплетенным в замок, потому что это, как кажется, уже стало традицией. Благодаря тому, что Лиам просто рядом, и Зейн начинает понимать, что нуждается в нем постоянно.