— Завтра будет выглядеть хреново. Что-то ещё? — Лиам не ответил, но то, как он смущённо смотрел в пол, говорило лучше любых слов. Зейн погладил его по голове. — Ну же, детка.
Вздохнув, Лиам поднялся и снял футболку. Под ней показалась грудная клетка, усыпанная зелёными, фиолетовыми и красными пятнами. На этот раз Зейн даже руки не поднимал. Он был уверен: как бы аккуратен он ни был, все равно Лиаму будет больно.
— Сломанные?
— Просто побитые, наверное, — потряс головой Лиам.
Зейн тихо кивнул и начал осторожно протирать синяки, думая о том, что случилось — он примерно представлял себе, но не хотел делать ложных выводов. Его пальцы нащупали бугорки, и он не думал, что это что-то серьёзное, пока не поднёс лампу поближе. На спине Лиама были глубокие бурые борозды. Чаша его терпения переполнилась.
— Какого хуя, Лиам? Откуда… ЭТО у тебя?
Лиам натянул футболку обратно. Он смотрел на Зейна.
— Это старые.
— Это не ответ.
Лиам двинулся, садясь у ближайшей стены так, чтобы была возможность обхватить колени руками. Он смотрел вниз и, наконец, осмелился:
— Провод от DVD лежал прямо посреди комнаты, он смотрел фильм. Пару недель назад. Я споткнулся о него. Плейер не разбил, но диск треснул. Переходной провод, конечно, не хлыст, но обработать им можно не плохо.
Когда он дерётся, в нём словно щёлкает какой-то переключатель. Всё выключается и остаётся только гнев. Злость. Желание сделать больно. Он вибрирует от энергии и пышет жаром. По мнению Зейна, между ненавистью и злостью есть много отличий. Прямо сейчас, опустившись на колени перед Лиамом и положив руки ему на плечи, Малик чувствует и то, и то.
Лиам оттолкнул его руки.
— Не делай из этого проблему, окей?
Зейн хотел встряхнуть его за эти слова. Он хотел проверить, выдержат ли стены домика его удар, может, это остановит трясучку внутри. Не помогло. Если бить вещи, Лиаму лучше не станет. Это не исцелит магическим образом порез на его губе и не уберёт синяки с его лица.
— Я убью его, — сказал он, потому что не мог изменить то, что уже случилось, но мог предотвратить следующие случаи.
Последнее, чего он ожидал сейчас от Лиама, это смех.
— Если бы это помогло, я бы и сам давно уже это сделал. Но это не поможет. Мне некуда идти. Поверь мне, я рассмотрел все варианты. До выпуска со школы осталось пару месяцев, и я накопил достаточно, чтобы свалить далеко-далеко отсюда, как только выдастся возможность.
— Пару месяцев, — повторил Зейн. — И что он может сделать с тобой за это время? Блять, Лиам…
— Ты делаешь из этого проблему.
— Я… конечно, делаю! Ты, блять, в зеркало смотрел? Ты…
Лиам схватил его за руку и приложил к своей шее. Под пальцами чувствовалось ровное биение пульса.
— Видишь? Я в порядке. Пара синяков меня не убьёт, Зейн. Они не такая уж и проблема.
Смешно, как он говорит это, такой убеждённый и уверенный с абсолютно мёртвым взглядом.
— Врун.
— Ты всегда будешь тыкать меня носом в мою ложь? — губы Лиама дёрнулись в улыбке, но, осознав, что губа может лопнуть снова, он остановился.
— Ты всегда будешь заставлять меня этим заниматься?
Лиам переплёл их пальцы и крепко сжал их.
— Во сколько мне нужно отвезти тебя назад? — спросил он вместо ответа.
Зейн тяжело вздохнул, раздражаясь, но да, у него нет права ни о чём знать, так ведь? Он не должен был залезать сюда, когда Лиам хотел побыть один. Не должен был узнать секрет, который Лиам в здравом разуме никому не расскажет. Так что он не давил. Не сейчас. Ничего хорошего от этого не будет.
— Да ланча завтра. Они делают перекличку в одиннадцать тридцать. До того времени никто не поймёт, что меня нет.
— Так что ты мой на всю ночь.
— Если ты меня хочешь.
— Если ты хочешь спать в трёх метрах от земли на старом спальном мешке. Со мной.
Зейн достал сигарету и поджёг её.
— Звучит весело.
— А кто теперь врун?
Но он совсем не врал.
========== Я бы, наверное, так и сделал ==========
— Мы не делаем совсем никакого прогресса, Зейн, — говорит ему Патрик в понедельник.
Зейн отстранённо крутит в руке ручку. Всё его терпение уходит на то, чтобы сидеть в этом кабинете и слушать одни и те же вопросы. «Почему ты злишься?» Сегодня он может ответить на вопрос, но сказать что-то вроде: «Мой типа бойфренд стыкается с отцом-садистом и не даёт мне помочь» точно не улучшит ситуацию. Плюс, он не может об этом говорить. Это не тот секрет, которым можно поделиться.
— Может, меня нельзя исправить, — наконец, говорит он. Зейн понимает, что Патрик не успокоится, пока он не скажет хоть что-то.
Этого явно было недостаточно.
— А кто сказал, что ты сломан?
Зейн неприятно ему улыбнулся.
— Я бы не был так к себе критичен, если бы кто-то не считал, что во мне нужно что-то исправить, разве нет?
Патрик вздохнул. Как Зейн заметил, он любил этим заниматься. Зейн тоже вздохнул, потому что вздыхать ему нравилось.
— Мы не собираемся тебя чинить, Зейн, — сказал Патрик, заставляя Зейна подумать о том, кто же это такие «мы». Он и школа; он, школа и родители Зейна или весь мир? — Мы хотим тебе помочь. Может, научишься применять гнев для чего-то полезного. А может поймёшь, почему злишься и научишься этого избегать.
— Это изменит то, кто я, — сказал Зейн. — Что означает, что прямо сейчас «вы» в твоём лице недовольны тем, какой я. И хотите меня починить.
Ещё один вздох.
— С тобой очень сложно, Зейн.
— Удивительно, именно поэтому я и здесь.
— Так и есть. И ты не выпустишься из школы, пока не позволишь мне помочь тебе.
— А что если у этого нет причины? Почему у всего должна быть причина? Не все такие. Некоторые люди просто хотят смотреть на крах мира, — он ухмыльнулся.
— И я не верю, что ты такой, — убеждённо ответил ему Патрик. — Ты пытаешься убедить меня, себя и целый мир в том, что ненавидишь его, но у тебя нет на то причины. Ты вырос в хорошей семье, тебе давали всё, что могло только потребоваться. Да, твой отец уделял тебе меньше внимания, чем тебе хотелось бы, а твоя мать очень волновалась насчёт мнения других, но они любят тебя, а ты любишь их. Ты бунтарь без видимых на то причин, Зейн, и ты бунтуешь даже против себя самого.
Зейн поднялся с кресла, роняя ручку на пол.
— Знаете, что? Можете взять свою ёбанную степень по медицине и… — он вырвал у Патрика из рук карандаш, не давая ему что-либо написать, — и блядские записки о моём поведении и засунуть их в свою разъебанную жопу.
Он вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Зейн почти заорал на Найла, чтобы тот выметался с его стороны комнаты, но вдруг осознал, что это не Найл стоит в носках на его кровати, рассматривая полку над ней. Нет, Найл был бы в униформе. Волосы Найла не сбриты по бокам. Его разворот плеч под рубашкой не вызывает у Зейна обильное слюноотделение.
— Лиам, что ты здесь делаешь?
Лиам подскочил, всполошённый, и чуть не перекинул на себя полку. Он кинул на Зейна уязвлённый взгляд и присел на край кровати одним плавным движением, слегка качнувшись.
— Привет.
— Давай я повторю, — сказал Зейн, закрывая дверь. — Лиам, что ты делаешь в моей комнате, в моей школе, в обед в понедельник без единого предупреждения? И как ты вообще узнал, где моя комната, кстати? — он звучал крайне раздражённо, хотя чувствовал себя довольным. Однако, когда он увидел синяки, покрывающие лицо Лиама, внутри словно что-то дёрнулось.
— Это секрет, — улыбнулся Лиам.
— Гарри рассказал тебе, да?
— Не слишком хороший секрет, пожалуй.
Зейн скинул с себя свитер и положил его на кровать Найла, садясь рядом с Лиамом.
— Есть какой-то повод для визита, или я просто настолько привлекательный, что ты и секунды дольше без меня прожить не можешь?
Лиам хихикнул и уложил Зейна на кровать. Сейчас на его коленях сидел этот замечательный парень и, возможно, ответы на вопросы не так уж и важны. Тем не менее, он их получил.