Мой друг, майор медицинской службы, Александр Иванович, был когда-то лейтенантом Сашкой, с которым мы вместе прибыли на наше первое место службы. В медуниверситете почти не пересекались: специальности и факультеты были разные, а тут нашли общий язык, подружились. Ну как подружились. По специальности Саша был хирург. И очень мучился от того, что в армии у него мало практики. Потому смотрел на каждого встречного, как на потенциальную жертву своих вивисекторских экспериментов. Как можно дружить с человеком, который смотрит на родинку на твоем лице и вдруг плотоядно предлагает:

– А давай-ка мы тебе эту родинку отрежем? Быстро и не больно.

И за скальпелем тянется.

А вы сидите у него в кабинете тёмным вечером и молотый кофеёк в кружке кипятком заливаете. Без сахара, потому что сахар уже неделю как кто-то из кабинета стырил, и банка стеклянная сразу рядом стоит, чтобы кофейные крошки туда сплёвывать. И на двоих у вас полбатона зачерствевшего. И во всём отделении кроме вас двоих никого нет. И криков ваших никто не услышит.

К счастью, договорился он с ближайшим госпиталем и вскоре стали допускать его, маньяка, на операции. Отстал он от моей родинки.

Встретились тут недавно, посидели, вспомнили. Книжку ему подарил. Саша посидел, поржали, пару своих историй подкинул.

«Года три назад в моей части один прапорщик получил долгожданного старшего прапорщика, и, как водится, сел это дело отмечать с товарищами по службе. Накрыли стол, сала порезали, хлеба, лука репчатого, все красиво, почти как в ресторане. Налили по стакану. И в первый стакан бросил новоиспеченный старший прапорщик свои новенькие звёзды. Традиция, ведь. Надо водку со звёздами выпить. И только тогда ты официально в новом звании считаешься.

– Ну, будем! – сказал прапорщик. И в желудочно-кишечный тракт стакан опрокинул.

Да вот как-то неудачно опрокинул, что все его новые звёзды прямо ему в глотку и полетели. Побледнел прапорщик, закашлялся, и… глотнул.

– Сергеич, ты чего? – испуганно спрашивают сослуживцы.

– Я это… звёздочки проглотил, – шепчет прапор.

– Совсем проглотил?

– Ага, где-то уже внутри колются.

Прапора в панику. Хватают товарища под белы рученьки и в медроту волокут. А в медроте как раз Александр Иванович дежурит. Скальпелем карандаши точит.

– Доктор, спасайте! – с порога кричат прапора. – Сергеич звёздочки проглотил.

Дело серьёзное. Вызвал Александр Иванович рентгенолога, стали они смотреть. Повезло дураку. Дуракам, вообще, нередко везёт. Звёздочки, несмотря на все свои острые углы, по пищеводу прокатились, по дороге нигде не застряли и в желудок легли.

– Что же мне делать? – испуганно спрашивает прапор.

– Резать, к чертовой матери, – в соответствии с классикой отвечает Александр Иванович.

– А можно как-нибудь не резать?

– Можно. Но тогда одна из звёздочек проткнёт тебе стенку желудка или кишки, содержимое со всякими ферментами и соляной кислотой хлынет в брюшную полость, а там и до перитонита недалеко. Оно тебе надо?

– Не надо, – погрустнел Сергеич.

– Тогда ложись сейчас в палату, ничего не ешь, будем тебя к операции готовить.

Опытные коллеги мне сейчас возразят, мол, зачем резать? Есть же эндоскопический аппарат. Можно и так достать. Эндоскопический аппарат? В лесу? В медроте? С подготовленным врачом-эндоскопистом? Не смешите мои сапоги. А отвезти самого прапорщика в столицу военные как-то не догадались.

И начал Александр Иванович в своем отделении колдовать. Готовят операционную, стерилизуют инструмент.

А тут, как назло, кто-то из коллег начальству стукнул. Звонят доктору из столицы.

– Это у вас там прапорщик звёзды проглотил?

– Так точно, у нас, – отвечает Александр Иванович.

– Ваши действия? – вкрадчиво спрашивает начальство.

– Оперировать буду, – пожимает плечами хирург. – Дабы предотвратить перитонит.

И тут начальство орать начинает. Начальство армейское – оно такое. Сначала орёт: мол, у хирурга и квалификации для столь сложной операции недостаточно, и кто ему дал право самоуправством заниматься.

Короче, закрывайте операционную обратно. Сейчас выезжает к вам в часть самый главный хирург. Он и будет оперировать. А вы, товарищ майор, в лучшем случае рядом постоите.

Расстроился Саша. Но нечего делать. Начальство приказало.

Ждут главного хирурга. А он, как назло, где-то задерживается. То ли операция у него в другом конце страны, то ли лень ехать. День прошёл, второй. Прапорщика наблюдают, дабы чего не вышло. Есть не дают, потому что в любой момент Самый Главный Хирург может приехать.

И вот, наконец, звонок. Едет!

Снова открывают операционную, стерилизуют инструмент и бельё. И тут в кабинет Александра Ивановича кто-то робко стучится.

– Кого ещё черти принесли? – рычит доктор, открывая дверь.

А на пороге – прапорщик. Бледный, похудевший, замученный. И в кулаке что-то сжимает.

– Прапор, ты почему встал?! Тебе надо к операции готовиться. Главный уже выехал.

– Не надо операции, – вздохнул прапорщик.

– Почему? – удивился хирург.

И тут прапорщик кулак разжал и протянул ему ладонь, на которой лежали облезлые, потерявшие цвет звёздочки.

– Сами вышли. Сегодня утром.

– И как? – сочувственно спросил врач.

– Больно, блин.

– Ну и замечательно. Ты полежи пока. Надо посмотреть: мало ли кровотечение будет из кишечника. И это…руки помой.

Слышали бы вы, как ругался Главный.

Лет десять назад я ещё носил офицерские погоны и ездил с проверками по различным воинским частям своего региона. Проверки проходили довольно буднично. Столовая – медпункт – казармы – всевозможные классы для обучения личного состава. Гигиена питания – коммунальная гигиена – гигиена детей и подростков. Если имелись склады или техника – гигиена труда. Короче, универсальный солдат. Одним своим лицом заменял целую санстанцию. Ещё и сумку с пробирками для микробиологических смывов таскал.

Собираюсь как-то на очередную проверку в отдалённую часть, а тут на столе звонит «секретный телефон».

– Старший лейтенант Гушинец! – привычно вытягиваюсь я.

Потому что по такому телефону мне обычно только один человек звонит.

– Гушинец, б…! – командиру телефон в принципе не нужен. С его голосом надо только форточку открыть и он до меня из столицы докричится. – Что у тебя за бардак на территории творится?!

Лихорадочно перебираю в голове весь бардак, который творится на моей территории. Обычный армейский бардак. Крыши у казарм текут с конца восьмидесятых, личный состав хилый пошёл, болеет, зарплата у медиков маленькая.

– Ты в Н-ской части давно был?! – подсказывает командир.

– Собираюсь, – я всегда был уверен, что наш полковник обладал телепатическими способностями. Ну вот как он за 80 километров узнал, куда я чемодан с пробирками пакую?

– Собирается он! А ты знаешь, что у тебя там вспышка?!

В Н-ской части двадцать бойцов. На этих двадцать бойцов – тридцать офицеров. Тихая и мирная часть, склад боеприпасов и топлива. Какая вспышка?!

– Только штаны просиживать умеете! – ревёт командир. – Сиди, жди. Я тебе сейчас в подмогу толкового офицера пришлю! А то ты совсем в своём лесу распустился!

И трубкой – бамс!

Поговорили. Люблю я с командиром разговаривать. Очень бодрит с утра.

И тут снова звонок. Медсестра Н-ской части.

– Павел Владимирович, у нас тут трое бойцов с какой-то кишечной инфекцией. Надо бы их проверить.

И тут меня озарило.

– Наталья, – говорю, – а вы мне первому доложили?

– Никак нет. Я сначала в столицу позвонила. А уж потом вам.

– Наталья, – вздыхаю я, – очень вас попрошу. В следующий раз мне первому звоните. Я всё-таки отвечаю за эпидсостояние региона.

– Ой! – не по-военному ужасается медсестра. – Вы уже получили?

– Не то слово.