От взгляда, появившегося на яхте Фатиха, не знала куда деться. Турок даже не раздевал – реально «имел», как прошлой ночью – без запрета и границ понимания. Я отворачивалась, но кожа продолжала гореть, будто сжимал наяву. Жар накатывал, когда Фатих проходил мимо – ведь нахал не отказывал себе в прикосновениях, наплевав на Салмада и Ленку. Я же таяла в сильных руках, как масло на сковороде. На смуглом лице всё выразительней читалось желание, ласки грубели, принимали развратно-интимный характер. Сразу вспомнилось изречение: «Если девушка говорит «нет», это значит «может быть». Если говорит «может быть», значит «да». Если говорит «да», это уже не девушка…» Так и получилось. Сказала «нет»… позволила слабость, оказалось «да». Девушка из меня…

– Прекрати! – шикнула, не владея дыханием в капкане – зажатой между капитанской и бортом. – Ты как ребёнок. Неужели, так не хватает женского внимания? Мне показалось, что ночью утомила.

Фатих хмыкнул, завораживающие губы расползлись в улыбке, приковав внимание:

– Утомить? Да ты вырубиться на самом интересном, – бархатно шептал, обжигая дыханием кожу на лице, шее. – Мне даже стать стыдно – от моих ласк ещё никто так не усыпать.

Я не сдержала смеха и уткнулась в мощную грудь носом:

– Не смущай! Ты и, правда, меня вымотал. Тело до сих пор болит…

– Муж такого не делать? – огорошил Фатих, я растерялась. – Глупец!

Шумно выдохнув, воздела глаза и встретилась со взглядом черных, пронзительных. Каплан коснулся губами мочки уха:

– Да, я знать, что ты замужем, – хрипловато бросил. – Ещё знать, что двое сыновей. Говорить тебе не раз: «Я долго присматриваться». Кстати, ты не лучше. У меня после ночи всё болеть от твоих зубов.

– Прости, – замялась, рассматривая широкую, жаркую грудь турка. – Есть такое. Муж меня даже акуленком называл.

– Аку… лёнок? – коверкая язык, протянул Фатих.

Невинно взглянула на турка:

– Little shark…

– Нет, – разразился он смехом. – Ты – мурена.

– Хм, – поморщилась. Вот тебе и сравнение. Обидеть хотел? Вряд ли, вон как игриво смотрел. Деланно обижено надула губы: – Такая же страшная и склизкая?

– Нет, – вновь расхохотался Каплан. – Такая же завораживающе красивый, гибкий, сильный и смертельно опасный. Мне казаться, это к тебе ближе. Сидеть дома, не лезть к другим. Ты не трогать, пока не чувствовать опасность или голод. Но когда тебя беспокоить – ты не пощадить!

Затаилась, проникаясь глубиной сравнения. Может, рыба не самая симпатичная, но в оценке ее характера точно подмечено. К тому же «красота» субъективна. Стандартные каноны не приемлю с детства. Могу восхититься пугающим, мерзким, уродливым, зато с изюминкой, необычной харизмой, чертой, отличающей от серой массы «напудренного гламура».

Фатих прав! Такое ко мне ближе.

– Ты меня обескуражил.

– Почему?

– Зачем я тебе? Зачем захотел продолжения? – искала ответ в его глазах, старалась считать правду с лица – тщетно. Турок – загадка. Ласкал взглядом, жадно сжимал в объятиях, дразнил прикосновениями. Я его игрушка и сейчас он забавлялся. Наслаждался властью над слабой женщиной, которая бессильно обмякла в наглых руках. – Не верю, что стала для тебя такой незабываемой и неотразимой. Сказки тоже не по мне. Больше склоняюсь, что поспорил. Но это ничего, ведь ты дал живительный глоток, о котором мечтала. Надеюсь, его хватит до конца жизни.

– Я ещё не дать, что мочь… Что хотеть дать. У нас есть время и если ты впредь не убегать от меня, обещать, дать ещё больше воспоминаний.

Это то, что была готова услышать. Он не клялся в любви, не отрицал простого желания, но пообещал нетленное – воспоминания. О большем мечтать – непростительная глупость и несусветная чушь.

***

Яхта весело покачивалась на волнах, но на ней… не так хорошо. Меня мутило, а бедная Ленуля обнялась с поручнем и под страховкой Салмада выплевывала скудный завтрак, обед за борт. Глядеть на нее ещё тошнотворнее. Я отворачивалась, находясь на грани присоединиться. Когда помутнение затянуло, судорожно вздохнула – Фатих подхватил на руки и понёс. Я не сопротивлялась. Обвила шею, прижалась к жаркой груди. Он уложил на жесткую койку. Встав рядом на колени, убрал прядь с моего влажного лба:

– Девчонки, вы слабый желудком.

– Ага, сама удивляюсь, – прошептала, скривившись от очередного приступа.

– Лежать! – скомандовал, когда попыталась встать. – Так качать меньше. – Вскочил и исчез за дверью каюты. Появился уже со стаканом воды. Дал напиться и вновь уложил: – Отдыхать. Скоро приехать, там ты от меня уже не отделаться.

– Я и не пыталась, – вспыхнула стыдливо. – Ленуля меня подкосила. Смотреть на нее – чудовищно, меня затянуло туда же.

– Ты не кататься раньше на яхте?

– Издеваешься? – негодовала я. – Только в мечтах. А так, максимум на лодке с веслами. Хотя, ещё байдарка на моей памяти была. Я тогда позвонки сместила пока гребла. Достался напарник, пьяный в хлам.

Насмешливое восхищение в глазах Фатиха, подкрепленное кривой улыбкой, сменилось испугом. Меня бултыхнуло, и я уткнулась лицом в белоснежную подушку с нежным цветочным запахом.

– Молчать! – жаркое дыхание коснулось затылка, вызывая волну мурашек. Горячие ладони скользнули по спине. Я замерла от удовольствия. Как же давно мне не делали массаж. Грубые пальцы прогуливались с уверенностью профессионала. Сжимали кожу, давили. Позвонки возмущенно хрустели, но приходило облегчение. Блаженство! Я на небе. Какая тошнота? Я жаждала секса. Фатих, по ходу дела, нажимал нужные точки-рычажки, и я вспыхивала желанием, как сухие ветки занимаются огнём от искр.

Когда руки Каплана всё чаще «застревали» внизу, поняла: массажист тоже горел. Моё подготовленное тело отвечало, сил остановить не было, как и повернуться.

– Если сейчас не возьмешь меня, – прошептала, теряя реальность, – клянусь, найду другого.

Душа чуть не покинула, треску ткани вторил стон. Фатих в секунду освободил меня от плавок. Завалился сверху так быстро, будто только приглашения и ждал. Нежный бархат голоса ласкал слух:

– Я надеяться, тебе лучше, – пыхтел он, явно сражаясь с веревкой на бермудах. – Если тебя начать выворачивать, принять это на свой счёт и не пережить унижения, – подрагивал от нетерпения. Шумно выдохнул и я застонала, погружаясь в другое пространство: головокружительное и до отчаяния желанное. Фатих – мой поработитель! Прикоснулся, и я готова его принять. Нашептал на ушко нежности – отдалась на узкой каютной постели.

Движения сливались с покачиванием яхты и уносили в небытие. Я не противилась – впитывала как губка, насыщалась страстью. Волны стремительно поднимали и также мощно опускали. Шторм в реале меня устраивал.

Фатих усмирил первый запал, двигался плавно. Перевернул на спину и, уткнувшись носом в мой висок, поцеловал:

– Я наброситься как животное. Обещать, такое больше не повториться. Ты убежать с утра, а я… Простить меня, – бубнил, оправдывающимся тоном. Его ласки доводили до нетерпения, дразнили. Мечтала о бурной качке, а не о покачивании, а он, как назло, растягивал: – Я не причинить боль?

– С ума сошёл? – притянула ближе, позволяя войти глубже. Не то хмыкнул, не то зарычал. Осыпал лицо поцелуями и резко погрузился – я, прогибаясь, задохнулась от наслаждения: – Я такого ни с кем не испытывала.

– Надеяться, это правда, мурена, – шумно дышал он, не сбиваясь с ускорено-ожесточенного ритма: неистового, грубого – как и грезила. Фатих сжимал мои ягодицы, приподнимая навстречу своему возбуждению. – Не обманывать меня, никогда! Я хотеть знать, что единственный.

Он вновь завладел моим телом и иступил разум. Я беспрекословно подчинилась заданному темпу: отдавалась, теряя сознание от блаженства. Забыв о правде жизни, преподнесла в дар, что не просил – душу.

Вновь акт получился животный, но это не пугало – страсть нашла выход. Уж лучше так, чем в мотеле лежать одной и смотреть в потолок, как утром. Я нужна! Меня хотели! Я – живая! Что будет потом, переживу. Я – сильная! И, вероятно, не так плоха в ублажении плоти…