Как пишет В. А. Томсинов⁷, «Государственная деятельность Аракчеева была многообразной. Она охватывала собой целый ряд жизненно важных для российского государства сфер. И всегда, и везде – на всех государственных постах – Алексей Андреевич действовал как реформатор, старался не только навести порядок во вверенной ему части государственного управления, но и обновить ее, улучшить, усовершенствовать. Так было, когда Аракчеев командовал артиллерией – сначала гатчинской, а затем всей страны, после того как 14 мая 1803 года был назначен «инспектором всей артиллерии и командующим лейбгвардии артиллерийского батальона». Великие заслуги его в преобразовании русской артиллерии были очевидны всем, кто хотел их видеть. Иван Степанович Жиркевич, служивший с 1805-го до 1809 года офицером в лейб-гвардии артиллерийском батальоне, писал впоследствии в своих мемуарах: «Об усовершенствованиях артиллерийской части я не буду распространяться: каждый в России знает, что она, в настоящем виде, создана Аракчеевым, и ежели образовалась до совершенства настоящего, то он же всему положил прочное начало». Таких признаний можно привести множество, в том числе и со стороны тех, кто занимался артиллерией по роду своей службы, как например, генерал-фельдцейхмейстер великий князь Михаил Павлович. 27 июня 1807 года Аракчеев был произведен в чин генерала от артиллерии. В собственноручном письме графу, написанном на следующий день, император Александр I указал, что произвел генерал-лейтенанта Аракчеева в следующий чин за доведение им «до превосходного состояния артиллерии» и успешное ее действие во время войны 1806–1807 годов с Францией. Война России со Швецией в 1808–1809 годах и особенно война 1812–1814 годов с наполеоновской Францией показала еще более убедительно превосходство русской артиллерии, преобразованной графом Аракчеевым, над любой иностранной артиллерией. «Эта пушечная война прославила нашу артиллерию, и слава отразилась и на графе Аракчееве… Имя Аракчеева повторялось в армии артиллеристами с похвалами». Так писал в своих воспоминаниях участник Отечественной войны и заграничного похода русской армии В. И. Штейнгейль \\ Сочинения и письма. Том 2: Записки и статьи. Иркутск, 1992. \\.Аракчеев продолжал заниматься усовершенствованием артиллерии и после того, как 13 января 1808 года был назначен на пост министра военных сухопутных сил. На этом поприще он пробыл недолго – до 1 января 1810 года, но сделал столько, сколько ни один предшествовавший ему министр не делал. Он реформировал организацию армии, увеличив ее численность приблизительно на 30 000 человек, создал новую систему снабжения армейских частей оружием, снаряжением и припасами, учредил учебные и запасные войска. Аракчеев навел в армии необходимый порядок и прекратил губительное для нее воровство. Василий Александрович Сухово-Кобылин, начавший в 1803 году службу в чине штабс-капитана полевой артиллерии, вспоминал впоследствии: «Когда я был записан на службу, воровство и безурядица были доведены в нашем войске до невероятных границ: начальники брали деньги с солдат, чтоб распускать их по селам. В запасных магазинах принимались счетом кули с мукой, и оказывалось зачастую, что часть кулей наполнена песком». \\ «Граф Аракчеев – по рассказам Василия Александровича Сухово-Кобылина». Русский архив. 1906. № 7.\\

«Стиль действий графа на административном поприще определялся целым рядом принципов, которые в их совокупности вполне позволительно назвать аракчеевской философией управления. Вот некоторые основные постулаты данной философии, выраженные самолично графом Аракчеевым:

«Мы все сделаем: от нас Русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного».

«Для того, чтобы заставить русского человека сделать что-нибудь порядочное, надо сперва разбить ему рожу».

«Французскими речами не выкуешь дело».

«Без драки и телесного наказания все можно сделать, но надобно только твердость в намерениях и не переменчивость в исполнениях [иметь], дабы они видели, что командир, единожды определив какое дело, никогда от онаго не отступит».

«Всякое дело требует не одного марания и составления огромных бумаг, а требует начальнического соображения и наставления своих подчиненных для чего нужно всякое дело обдумать, обнять, рассмотреть и дать полное наставление своему подчиненному».

«Я педант, я люблю, чтобы дела шли порядочно, скоро, а любовь своих подчиненных полагаю в том, дабы они делали свое дело».

«У вас еще есть правило и хвастовство, чтобы подчиненные любили командира; мое же правило, дабы подчиненные делали свое дело и боялись бы начальника».

«Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера. Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы монарху и Отечеству».

«Строгость нужна более для штаб- и обер-офицеров, нежели для военных поселян, и оное требую, ибо мои правила не сходятся с правилами, в армии употребляемыми; я полагаю, что когда строгость, – разумеется, справедливая, без интриг… – употребляется на начальников, то все пойдет хорошо, и солдаты будут хороши».

«Мои правила, что начальнику более всего нужно открытое поведение с подчиненными, без всяких интриг, тогда все пойдет хорошо; а я интриг, выскочек, красивых слов, разных переменчивых похвал терпеть не могу».

«Наконец, люблю дела видеть всегда с настоящей точки зрения, а не так как прочие люди – что они любят; все хорошее в свете не может быть без дурного, а всегда более худого, чем хорошего».

«Касательно же толков людских, то на оное смотреть не должно, да они ничего важного не сделают».

«Мнения публики столь различны, что на оныя никогда положиться нельзя, и лучшее мнение в свете спокойная в человеке совесть, я имею ее и буду с нею везде спокоен».

«Никогда я ничего не просил для себя, и милостью Божьей дано мне все! Утешаюсь мыслью, что я был полезен».

Мировоззрение, основанное на подобных принципах, создавало тип государственного деятеля, который оказывался в высшей степени эффективным в условиях России. Имея такое мировоззрение, а к нему в дополнение – необыкновенную работоспособность, высокую образованность и сильный природный ум, граф Аракчеев был способен добиваться успеха в осуществлении реформ при самых неблагоприятных обстоятельствах. Однако именно здесь таилась и драма Аракчеева как человека и государственного деятеля. Свойства характера, которые делали его самым эффективным администратором в России первой четверти XIX века, одновременно придавали ему в русском обществе репутацию «плохого», «злого», «жестокого» человека. Государственный деятель, отличавшийся нечеловеческой приверженностью к установленным правилам и порядку, каковой обладал Аракчеев, и не мог в России иметь репутацию «хорошего» человека. Однажды Алексей Андреевич сказал А. П. Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий». Об этом высказывании Аракчеева сообщил в своих записках Д. В. Давыдов. Любопытно, что слова графа Денис Васильевич привел не в мемуарной части записок, а среди заметок о самых примечательных фактах из жизни разных знаменитых людей. Очевидно, что эти слова чем-то сильно его поразили… Приведенная аракчеевская фраза примечательна не только тем, что оказалась пророческой. Самое удивительное в ней – другое, а именно: просто и кратко выраженная убежденность Аракчеева в своей правоте, уверенность в том, что за свою государственную деятельность он не заслужил проклятий. \\Граф Аракчеев по рассказам Василия Александровича Сухово-Кобылина. Русский архив. 1906.