Муж смотрел в ее сторону, а парень что-то весело рассказывал ему. Тот кивал, явно невпопад, по большому счету, не обращая на рассказчика внимания. Супруги не только видели, они ощущали присутствие только друг друга, хотя между ними уже была целая пропасть. С крыльца, шустро перебирая ногами, спустился худощавый офицер. Прозвучали отрывистые громкие команды, напоминающие лай собаки. Призывники построились. Вокруг народ заволновался. За всеобщим шумом, Маша не слышала, о чем говорил офицер.

Строй повернулся и направился к калитке. Маша рванула к выходящим со двора, призывникам. Пробраться вперед невозможно, ряды провожающих плотно сомкнулись. Слышались крики поддержки и напутствия. Строй проследовал к автобусу, припаркованному с другой стороны проезжей части. Этот автобус стоял с самого утра. На него не обращали внимания, оказалось, напрасно. Именно ему предстояло увезти новобранцев в неизвестные дали.

Призывники дисциплинированно погрузились в автобус, расселись по местам, машина тронулась. Маша, замерев на месте, оставалась стоять на обочине, как раз напротив того места, где только что находился автобус. До самого размещения в автобусе, Саша озирался по сторонам, разыскивая взглядом жену. Куда там! За многочисленными телами и лицами, разве разглядишь единственно родной силуэт?

Люди расходились нехотя, будто еще ожидая, что автобус вернется и их сыновья, отцы, мужья, внуки радостно отправятся вместе с ними домой. Мария, не отводя глаз, все смотрела и смотрела в след автобусу, скрывшемуся за поворотом улицы. Она пришла домой, закрыла дверь на замок и легла на диван под одеяло. Теперь такое время препровождение в комнате, станет для нее основным. Ей хотелось забыться сном на все полтора года. Открыть глаза, когда жизнь вернется к ней вместе с Сашей.

Глава 2. Вы служите, мы вас подождем

Кто не ждал любимого, неважно откуда, главное – не ждал, тот не поймет тягости ожидания. Минуты растягиваются в часы, часы – в сутки, сутки – в месяцы, а месяцы – в годы. Человека, не сведущего в вопросах ожидания, всегда поражает умение ждущего терпеть и мириться с обстоятельствами. Вроде все, как всегда и, тем не менее, стоит заговорить о предмете ожидания, как человек внутренне меняется. То ли в нем мобилизуются только ему известные силы и он, преображаясь, с вдохновением и надеждой говорит об ожидаемой встрече. То ли, наоборот, с горечью, из последних сил, цепляясь за собственные доводы, строит предположения.

В Машином ожидании хватало и того и другого. По понятным причинам, рассчитывать на преждевременное возвращение мужа, не представлялось возможным, но до получения сообщения от призывника, тлела надежда на скорое свидание. Хотелось, чтобы судьба улыбнулась любящим сердцам и Сашу направили служить в места досягаемости. Беременная женщина готова была мчаться, ехать, лететь, лишь бы прижаться к дорогому человеку. Однако судьба совсем не постаралась для супругов, непонятно за какие грехи, или в качестве испытания любви на прочность, злая волшебница отправила солдата за тридевять земель. Куда обычной советской гражданке, тем более, в «интересном» положении, въезд строго воспрещался.

После проводов, Мария сосредоточилась на ожидании. По ее расчетам, как бы не сложилась судьба призывника, уж через неделю письмо от него должно было прийти точно. Поэтому первую неделю женщина провела в тоске, но без особенных переживаний. По прошествии недели, в голову полезли неприятные домыслы. Страх за судьбу мужа надежно поселился в душе жены. Стол вахтера общежития стал местом необыкновенно страстного притяжения, вернее не сам стол, многоярусная полка-шкафчик с узкими ячейками. Над каждой ячейкой красовалась буква алфавита, что означало: здесь лежит вся корреспонденция для обитателей общежития, чья фамилия начиналась на эту самую букву.

За неделю Маша узнала, в каких комнатах живут соседи на одну с ней букву. Через две недели безуспешных ожиданий, она была уже знакома со всеми. Отсутствие весточки от супруга объясняла разными способами. То ей казалось, что кто-то неправильно прочитал адрес на конверте и ошибочно взял письмо себе. Тогда с удивительной настойчивостью, обходила комнаты и, не успев задать вопрос, тут же получала в ответ пожимание плечами и отрицательный поворот головы.

В конце второй недели женщина набралась храбрости, отпросилась на часок с работы и направилась в военкомат. В здание ее не пропустили те самые солдатики-охранники, которых видела во время проводов около калитки. Она плача уговаривала, разрешить ей встретиться с главным начальником для выяснения месторасположения мужа. Видимо, солдаты уже сталкивались с подобными проявлениями родственников, поэтому стояли «на смерть» и не пропускали докучливую, нервную женщину. На все ее выпады отвечали односложно: «Не положено. Ждите дома». Так и не добившись результатов от посещения учреждения, волей которого у нее был отнят близкий человек, поплелась опять на работу.

Согласно договоренности с Сашей, Маша не могла поинтересоваться о судьбе мужа ни у друзей в Приморске, ни у его родителей, ни у своих. Он должен был сам оповестить о своем месте службы. Ослушаться – значило подвести мужа и навлечь на свою голову громы и молнии. Время шло, однако никаких известий. Маша металась в полном непонимании, что с этим делать. Когда отчаяние достигло максимальной точки «кипения», субботним днем в дверь комнаты осторожно постучали. Нехотя шаркая шлепанцами, заспанная Мария открыла дверь. Перед ней, широко улыбаясь всеми золотыми коронками, стояла вахтерша тетя Зина. Руками она прижимала к своему яйцевидному животу конверт:

– Машка, только принесли. Я не усидела. Ольгу оставила на своем месте, а сама к тебе.

Женщина, спросонья не понимая о чем говорит вахтерша, тупо смотрела ей в лицо. Только, когда та протянула конверт, обсыпанный всевозможными штампами и печатями, остатки сна моментально слетели. Она выхватила письмо и, почему-то, в голос заревела. Тетя Зина, не ожидавшая подобной реакции, тоже зашмыгала носом. Маша, бросив дверь открытой, забыв пригласить к себе добрую женщину, начала нервно вскрывать долгожданное письмо. Из разодранного конверта достала сложенный вдвое листок бумаги, исписанный мелким непонятным Сашкиным почерком.

Пока молодая женщина жадно читала весточку от мужа, тетя Зина осторожно, чтобы не мешать, вошла в комнату и прикрыла за собой дверь. Пробежав текст, раз, другой, третий, Мария подняла светящиеся счастьем глаза. От нахлынувших чувств, она не могла вымолвить ни слова.

– Это . . . Маша . . . ты все бегала, . . . все ждала. Оно . . . это . . . не шло, – объясняла расчувствовавшаяся вахтерша свой порыв участия. – Сегодня . . . это . . . принесли. Я глянула . . . оно . . . это . . .тебе. Вот. Решила . . . это . . . сама подняться.

Мария кинулась на шею пожилой женщине.

– Тетя Зиночка, дорогая моя, все хорошо! Он не писал потому, что их перебрасывали с места на место. Теперь все в порядке. Теперь будет служить там, – на одном дыхании, рапортовала радостная Машка.

– Там, это где? Конверт какой-то мудреный.

– Там – это в Германии.

– Ух, ты, куда занесло! С одной стороны, оно, конечно, хорошо – порядка больше. А с другой, не очень.

Маша насторожилась:

– Почему не очень?

– Как почему? Служи он где-нибудь у нас в Союзе, к нему можно съездить. Родственникам разрешают приезжать. Смотришь, где ты к нему, где он к тебе. Служба и пролетела незаметно. А в Германию кто ж тебя пустит? Или его выпустит?

От этих слов Мария оцепенела. Действительно, за порывом радости, она даже не обратила внимания на такие тонкости. Счастье оборвалось. Приговор судьбой подписан – они не увидятся полтора года. Разве мужа выпустят? Разве позволят ему через границы шастать туда-сюда? Все надежды рухнули. Только теперь тетя Зина поняла свой непреднамеренный промах. Она несла добрую весть, а принесла злую. Мысленно ругая себя за несдержанность, за свой поганый язык, который мелет не подумав, она потихоньку попятилась к двери.