Любовь Владимировна решила перенести ложе из спальни на диван, поближе к телевизору и под привычные звуки кайфануть. Неуемная слабость в теле, легкий шум в ушах и дестабилизирующее головокружение еще напоминали о трехдневных нервных баталиях с ЖКХ. По телевизору демонстрировали нудную мелодраму, которую можно смотреть с любого места, и финал которой заранее известен с первоначальных титров. Достаточно ознакомиться с составом занятых в фильме артисток и артистов, смысл «творения» становился понятным. Одни и те же девочки играли одних и тех же героинь: кто несчастную, обездоленную простушку, кто законченную стерву. Мальчики тоже следовали набившему оскомину амплуа. Под монотонные неумело придуманные страдания, женщина уснула.

Разбудила ее возня в кухне при выключенном телевизоре. Не успела Любовь Владимировна испугаться от постороннего вторжения, как в комнате, в хозяйском фартуке и в радостном настроении, появилась вездесущая Нина Кузьминична.

– Ну и как вам работа? Смотрю, опробовали уже . . .

– Откуда вы знаете? – удивилась прозорливости хозяйка квартиры.

– А что тут знать? Новый ключ вы уронили подле дивана. Только, раз уж щелкали внешним замком, почему, когда закрыли металлическую дверь, не закрыли внутреннюю?

– Точно, не закрыла.

Любовь Владимировна спустила ноги с дивана, попыталась сесть, но голову повело и она решила подниматься поэтапно: сесть, отдохнуть, осторожно встать, опять отдохнуть, чтобы голова, так сказать, привыкала к вертикальному положению и шторм не отбросил опять на диван.

– Не знаю как вас благодарить, Нина Кузьминична. Навязалась своей беспомощностью вам в подопечные. Сколько со мной хлопот . . .

– Прекратите вы, честное слово . . . прямо неудобно даже . . . Вставайте, я каши пшенной с тыквой наварила. Вам теперь нужно обязательно плотно позавтракать.

Начисто забыв о собственном решении поэтапного подъема, женщина резво дернулась встать и здесь же осела на диван.

– Вот те раз. Что это с вами? – Нина Кузьминична участливо присела рядом.

– Голова кружится . . . Сейчас посижу и встану, – слабые оправдания не внушали доверия к словам. – Я ведь в последнее время все больше лежа, вот голова и не перестроилась еще.

– Я думаю вам лучше обратиться к врачу. Сами то мы чего только не придумаем в свое оправдание . . . нужно к врачу . . . Давайте, вызову участкового на дом?

– Нет, нет, не надо на дом. Я сама до поликлиники дойду. Не королева к себе на дом вызывать. Ничего . . . потихоньку . . .

– А то, может, с вами сходить? Не ровен час, оступитесь или еще что?

– Я уж и так вам надоела хуже горькой редьки . . .

– Перестаньте.

– Сама, сама, не беспокойтесь. Руки работают, ноги работают . . . а голова привыкнет . . . Ничего, дойду.

И она дошла. Любовь Владимировна чуть живая дотянула ноги до кабинета терапевта, предварительно выстояв зигзагообразную очередь в регистратуру. Что в большей степени влияло на безобразную работу медицинского учреждения трудно сказать. Несчастные больные люди добирались до заветного окошка в среднем дольше полу часа. Бесконечные поиски в миг испарившихся карточек, пустая беготня между стеллажами, постоянные телефонные звонки с вопросами, дерганья медицинских сестер, участвующих в непосредственном приеме больных вместе с врачами – все это, безусловно, раздражало стоящих в очереди. Масла в огонь добавляла жаркая погода и полное отсутствие кондиционеров. А если учесть отпускной период, когда медики, как все нормальные граждане, тоже желают отдыхать летом и, непременно где-нибудь у теплого моря, то становится понятным, что оставшийся в стенах поликлиники персонал работает «за себя, за того парня и за ту девушку».

К великой радости всей бюрократической системы, лидеры которой неустанно и неусыпно заверяют сограждан о постоянной, добросовестной заботе об их счастливой, безмятежной жизни и, конечно, «неоспоримых» победах в этом важнейшем направлении деятельности, наши люди умеют терпеть и стоически сносить трудности существующей действительности. Особенно здесь преуспели женщины. Похоже, эта бесценная черта характера передается русской женщине генетически и начинает проявляться еще в младенчестве. Маленькая девочка уже знает, на что может рассчитывать, а о чем нужно потерпеть как минимум до замужества, как максимум, – до полного формирования удачной карьеры.

Под дверями кабинета терапевта Любови Владимировне несказанно повезло: не пришлось подпирать стену на своих ватных, отекших ногах. Когда она доплелась до нужного кабинета с вожделенным талончиком на руках, выяснилось, что номер очереди указанный на бумажке в реальной ситуации не имеет никакого значения, потому как работает принцип «живой» очереди. То есть, нужно просто спросить: «Кто крайний?» и на отзыв: «Держитесь за мной. Тут еще занимали двое, но отошли. Если вернуться, то имейте в виду», спокойно, без лишних эмоций следить за перемещениями ответившего очередника. Даже в мыслях задаться вопросом – зачем же она столько времени промучилась у регистратуры, не было ни сил, ни желания.

Определившись с очередностью, женщина взглядом пробежалась по своей перспективе в лице страждущих, в этот момент рядом с ней молодая, стройная девушка, подхватив объемные сумки, вдруг сорвалась с места и устремилась по коридору словно легкий, весенний сквозняк. Умение сочетать не сочетаемое – это тоже наша отличительная национальная черта. Как худенькой, хрупкой девчушке удавалось управляться с таким серьезным весом, да еще свободно, играючи, – вот истинная загадка природы женщины! Любовь Владимировна тут же шлепнулась на освободившееся место, видимо, сработал инстинкт самосохранения: без стула ей было не выстоять.

Она уже плохо видела, а из-за непрекращающегося набата в ушах, плохо слышала, вернее даже не пыталась вслушиваться. Как ей казалось, непрерывный людской поток то мелел, то опять наполнялся. Пациенты то выходили из кабинета, то пропадали в нем. Процесс то замедлялся, то ускорялся. В какое-то время очередь миролюбиво гудела обмениваясь информацией, в какое-то вдруг раздраженно возмущалась, костеря медицинских работников «и в хвост, и в гриву» за продолжительное чаевничание за дверями кабинета или забеги по просторам поликлиники.

По коридору этажа в пестрой толпе мелькали медики в своей бледно-голубой униформе: тонких хлопчатобумажных брюках и таких же по качеству и расцветке удлиненных курточках с удобными накладными карманами. Одни из них перемещались спешно с документами в руках или с медицинскими картами; другие, не торопливо шествовали со свертками или пакетами. Честно говоря, складывалось впечатление, что кабинеты поликлиники оставались совершенно пустыми, а настоящая жизнь медицинского учреждения перекочевала в широкий, просторный коридор. Здесь служители храма здоровья встречались, весело общались, обменивались информацией.

Шумные бледно-голубые стайки медичек, несомненно, получали огромное удовольствие от пребывания «в народе», ведь именно здесь они чувствовали себя востребованными, обожаемыми богинями. Их узнавали в лицо, с ними уважительно раскланиваясь, здоровались завсегдатаи учреждения. Впрочем, и они мило интересовались здоровьем пациентов, словно у самых близких родственников. А уж родственники медиков, да еще на территории самих медиков – это вообще отдельная, завидная каста больных. Разве имея родственника или родственницу в составе медицинского персонала дозволительно прозябать в очереди на общих основаниях? Неужели еще водятся такие идиоты? Зачем?

Достаточно, не смотря на все возмущения «жалкой толпы», заглянуть в кабинет к родственнице и, расплывшись в заискивающей улыбке, кося глазом, приманивая головой или коряво согнутым пальцем, намекнуть, мол, выйди пошептаться надо. Кто же откажется? И вот уже ведет сердобольная родственница вип пациента к «сестре по оружию». Вот тебе наглядные экономия времени, средств и здоровья. А вы, прочие, хоть заоритесь. Как говорится: «Имейте люди нужных родственников», которым плевать на стариков, беременных, с трудом переносящих боль. Им же надо и прут они через головы, тела и души. Надо и все тут!