– Ну что, утром придет оперуполномоченный сотрудник, и пятнадцать суток ты скорее всего у нас в отделении отдохнешь, – сказал он и замолчал еще на полминуты. – Есть кому позвонить, чтобы приехали штраф за тебя заплатить?

Мне было некому позвонить. Последний мой разговор с отцом закончился весьма сухо, он как-то зашел ко мне днями, и я предложил ему чашечку пуэра, так как больше ничего не было. Он ответил, что не будет употреблять в пищу продукт гниения. Мы уже хорошо знали друг друга, возникла долгая пауза. В конце которой я добавил, что, по моему глубокому убеждению, человек не превращается в волшебную пыльцу после смерти, человек – это тоже продукт гниения, разве что куда более интенсивного и, я бы даже сказал, запущенного в некоторых случаях, но это если говорить об оболочке… Когда я предложил обсудить содержимое, он вспомнил, что заходил за WD-40, еще раз продемонстрировал мне, что желаемый баллончик у него уже в руке, и мы попрощались. Разуметься, это привело к тому, что на чай он ко мне больше не заходил. У Даши были четыреста рублей, чтобы уехать, мобильного с собой не было, я помнил наизусть только номера телефонов родителей, но мне совсем не хотелось будить их по такому поводу. Всех остальных, кому я мог позвонить, можно было вот так же, на основании только внешнего вида, закрыть здесь на пятнадцать суток.

– Адвоката мне дайте, пусть приедет и зафиксирует побои. Меня сюда вот так вот в тапочках из машины реанимации, а не из подворотни с косячком привезли. Вы сами-то что творите? Мне что, надо снова откинуться, что ли? Вытащили человека с того света, чтобы я штраф вам оплатил?

– Вы в машине реанимации оказались в результате того, что у вас следы на венах. Вы понимаете, когда речь идет о жизни и здоровье наших граждан, это уже не административное правонарушение? А если вы еще кого-нибудь угостили и его сегодня не откачают, как вас? Утром оперуполномоченный сотрудник будет решать.

Капитан вышел, за мной пришел дежурный из приемки и проводил меня в коридор. Затем меня закрыли. Просто железная клетка три метра в длину и метр в ширину. Капитан из-за стекла аквариума приемки предупредил дежурного, чтобы наручников с меня не снимали. Где-то с полчаса я сидел один.

Но публику в ночном обезьяннике долго ждать не приходится. Каждый раз в программе этого цирка новые звезды со сногсшибательными номерами, правда, никаких ослепительных гимнасток, балансирующих под самым куполом и сохраняющих улыбку, даже если страховочный трос обвивает шею. Никаких аплодисментов и восторженных зрителей. Здесь собираются преимущественно клоуны и факиры, строгие приверженцы смертельных номеров, разве что они не присыпаны блестками и пудрой.

Сперва привезли двух пьяных уличных женщин, утверждавших, что они «честные бляди». Обыскивали их недолго. Судя по крикам и ругани с ментами, которые их привезли, я понял, что бомжих взяли на краже элитного алкоголя в «Седьмом континенте».

– Мы честные бляди! – вопили они. – Нам женихи все, все покупают! Женихи должны были подъехать, все оплатить, Альфонсы, блядь.

Капитан приказал дежурному вывести меня из обезьянника и пристегнуть к наружной решетке, а в клетку посадить вновь прибывших. Я был искренне рад, что мужчин и женщин содержат раздельно. Хотя на женщин «честные бляди» похожи не были – скорее они напоминали Микки Рурка из фильма «Рестлер». Спортивные костюмы, жидкие волосы и настолько опухшие от этанола лица, что глаза казались неестественно узкими. Бичих не смущали ни гнилые зубы, ни сходство с мужиками, лет десять проведшими на ринге, к тому же они были очень разговорчивыми.

– Ты на нас не обижаешься, что мы твое место заняли, парнишка? – спросила одна из них.

Теперь я должен был стоять до утра, пристегнутый одной рукой к клетке, и мог только прислониться к решетке спиной. Но я не обижался, решив просто не разговаривать с ними, представив возможную перспективу такого диалога.

– Эй! – опять окликнула меня одна из них.

Я закрыл глаза, притворившись спящим. В отделении иногда раздавались телефонные звонки, кого-то искали, но не меня, и стрелки часов, висевших над «аквариумом», указывали 3:40 утра. Дамы не унимались:

– Девочки вышли погулять… и что? Сразу винтить!.. Что, мужики уже не те, что дамам самим приходится покупать себе выпить?

Одна из них, та, что была в лосинах, предприняла еще одну попытку:

– Эй, красавчик! Кто тебя так? Посмотри на мою Валюшку, посмотри, все при ней, сиськи, жопа. Ты бы купил такой даме выпить?

Я не открыл глаза – иногда, чтобы оставаться джентльменом, нужно прикладывать немало усилий. Не скажу, что ночью в отделении милиции можно встретить интересного собеседника, наверное, всех интересных сразу везут в Матросскую Тишину, но в этот раз с компанией не повезло особенно. Спать стоя довольно проблематично, особенно если начинаешь трезветь. К дамам за спиной приехало пополнение – Витя. Судя по радушию ментов в приемке, он был местной знаменитостью. Витя уже не в первый раз подрался с консьержкой дома, где живет его телекумир, в попытке проникнуть в подъезд, чтобы познакомиться поближе. Витя преследовал его на такси и почти нагнал. Только в этот раз пришлось весьма серьезно избить многострадальную консьержку. Консьержка тоже была тут, она писала заявление. Но ей предложили сначала снять побои в травмопункте, и она на время исчезла, Витю сразу определили в обезьянник.

– Вот увидите, сейчас сюда приедет пресса, будет большой скандал, вас всех уволят! Что это за вонь у вас тут? – брезгливо спросил Витя, отсев подальше от дам и демонстративно зажав нос.

Дамы умолкли. От Вити сильно пахло духами, у него были очень тонкие руки, высокие сапоги, парик, имитирующий стрижку боб-каре в пепельно-белом цвете, и мини-юбка под лакированным женским пиджаком. Только потом в глаза бросался кадык, широкие плечи и уголовная рожа. Но он хотя бы пытался выглядеть как Виктория.

Я немного опасался, что сейчас протрезвею. Не лучшее место для трезвости, хотя во мне присутствовала уверенность, что еще несколько часов ничего подобного не случится. За это я и любил большие дозировки. При всех минусах и высокой степени риска ведь кто-то выбирает альпинизм? Хотя все реже – с тех пор как героин стал так доступен, альпинистов поубавилось.

В моменты, подобные этим, мне всегда вспоминались старшие классы школы, после уроков я часто ходил в бассейн в Лужниках. Ранней весной, после занятий, проходя через Лужнецкий рынок, через исполинские ряды китайских и турецких тряпок, которые казались непроходимым лабиринтом, я шел в лягушатник, чтобы научиться плавать, и немного боялся, что буду тонуть. Меня записали позже времени, я не попал в подростковую секцию, оказавшись во взрослой группе. Там не было в кислотного цвета купальниках со стройными ножками Лолит, глаза которых всегда искрятся от чрезмерно хлорированной воды. Они уходили как раз тогда, когда я приходил. Я видел только, как они входят в раздевалку, – и больше ничего. Моими подругами по обучению были старухи, некоторые из них брали с собой внуков, то и дело норовивших наглухо уйти под воду. А старухи надувались, как поплавки, и совсем не хотели погружаться на глубину, наверное, им нравился наш тренер. Ныряя, я пытался достать до самого дна, задержать дыхание и подольше не всплывать.

Под водой было удивительно тихо – в такие моменты я забывал школу, мрачные толпы в метро, толкучку Лужников и старух, болтающихся на поверхности бассейна. Иногда мимо проплывали их дебильные внуки, пускающие пузыри, но они все равно не касались дна. Мне, как ни странно, становилось удивительно хорошо, казалось, что я в самой глубине мира. Я закрывал глаза, сверху мутным растянутым эхом звучали команды тренера, было слишком хорошо, чтобы всплывать. Уже тогда я пристрастился к гашишу и часто брал из аптечки бабушки несколько таблеток фенозепама. Перед бассейном я выкуривал немного и съедал таблетку, это затягивало минуту, на которую я со временем научился задерживать воздух, и она длилась несколько дольше. Я знал, что если всплыву прямо сейчас, то старухи не станут моложе, а чувак в костюме Каппа будет продолжать приказывать.