Трогая успевший взрасти исподволь под шапкой желвак, битый оглянулся окрест, определив на ходу место своего поражения – не так далеко, в зарослях, у самой тропы взвидел ось – поправил пестерь, худо прилегавший к спине и, чередом, не спеша двинулся отыскивать серп.
Тож – кровь!.. Под шапкою, вдобавок; не то, – сукровица, лепше сказать, выяснилось чуть в стороне от места, на котором толмач вовремя припомнил базар. Но, да невеликое зло, вящшее, – мелькнуло у Вершина: – отъем корабельника… Ого, не пустяк!.. Среднее; болячка – пройдет.
С этим, продолжая ощупывать огромную шишку поселянин вступил в тянущийся обочь дороги к Спасскому, оплывший с боков, к счастью неглубокий, прокоп. – Как бы то припомнить захватчику его же слова? Делом, а не только глаголами. Воистину так; «За всё необходимо платить», – пробормотал селянин, вслушиваясь в то, как звучит;
По-нашему звучит, по-людски. Платим помаленьку за собственную самонадеянность, за веру в добро, за правдоподобную ложь, сказанную в тесном кружке, дабы оживить разговор, платишь кое-чем за брехню ради своего удовольствия, когда второпях вымолвишь не очень приятный для иного глагол; ну… За любопытство – плати;
Дескать, любопытной Варваре (басенная может, как знать?), сказывала мати, во отрочестве – нос оторвали; сходное, считаем: оглядка, с расплатою (немалой!) на тракт; плата – небрежение важностью собачьей брехни, у собственного дома, в туман, – не лаею самой по себе. Золотом, иное плати!.. Главное: спокой утерял; оберег исчез – и пошло…
Каждый понимает по-своему где правда, где ложь. Сильнику, в пример переводчик: правда и неправда – одно. Всякий, получается прав; по-своему. Ого правоты! Разная, положим. Всё так; просто… Проще пареной репы; каждому дороже – свое. В сицем понимании правды, али как там сказать, истины достанет на всех. Каждому – своя: хорошо: не надобно чужого имущества, – не золото дык. Вот именно: своей правоты хватит, говорил по-ученому, на Красном братеник – с лихуем на все времена; ешь, по выражению Васьки, верному, пожалуй – до пуза, – подержал на уме, двигаясь в прокопной грязи. Воистину… Не хватит – борись…
Противоречиво? Не так? Неправдоподобно звучит? Сицее не кажется двойственным, занеже в миру недвойственного, попросту нет; всё – двойственно; случись по-иному, не было бы вечной браньбы; вот именно. Ужели не прав? Как бы, в неимении двойственного, с кем бы велась та или иная борьба? Сложное – в простом: неборьба: трудноразличимая ложь, которою грешат миротворцы. Без драки за свое и чужое не двигалось бы дальше и дальше, к лучшему и к худшему разом; не было б самой животы.
Ежели не хватит кому, штатским, да и тут, на селе частной, скажем так справедливости (правдивая ложь?), более угодной – борись. По-своему, опять же; вот, вот: в полном одиночестве, сам. Выгодно, с другой стороны… «Предстателям, которые в штате», – бормотнул на ходу: – защитникам избыточных прав на большее, чем в естях имущество не надо платить…
Можно бы, да нечем, увы. Сказывают, оба (два… два!) по-разному знакомых, купец Марко – ладожанин, да Федька, тихвинец – приятель, ходак: ходатаи по лишнюю правду, наемные, за деньги старатели-те – шкуру дерут; не меньше восемнадцати талеров, собакам давай! Лучше уж по-своему действовать, поскольку: простец, в общем – ни рыбак, ни оратай. Шутка ль: восемнадцать ефимков!.. Стренутся ужо, при свидетелях, в заневском градку. Али же – самой королеве челобитную выправим, за малые деньги; правильно: чем выше, тем лучше, – вскользь предположил селянин, медленно, как цапля шагая в околодорожной грязи. Вскоре зацепившее длань орудие труда отыскалось; видел рукоятку, на треть.
Некоторый час погодя Вершин, повинившись подружью в том, что упустил корабельник вкратце обо всем рассказал, тут же, по горячим, как выразился укко следам сделали на темя примочку – а через неделю, затем чтоб наперекор приключившемуся подле тропы в сторону пожоги смогла восторжествовать наконец полная, начаял мужик, в отношении его справедливость подал в городке за Невою на врага челобитье (талер – площадному писцу).
Лист, на худоватой по краю, но зато без помарок, видел покупатель бумаги – жалобу на имя владычицы земель, королевы, о которой лишь тут, на площади чего-то узнал, от справщика вполне достоверное, с поддельной печатью штада и подписями двух лжесвидетелей, видавших разбой (по шланту, настоящему – дешево) немедленно снес в хоромы генерал-губернатора. Таки достучался, переполошив околоток, – думал, возвращаясь к семье. Отдал капитонам наместника – и то хорошо, аже по-иному нельзя. Те пообещали отправить. Новости!.. Бесплатно? за так??
Вскоре, не дождавшись ответа владычицы – заморской отписки на жалобу, как есть самочинно, думалось в какой-то денёк грамотоподателю, Парке штадтские затеяли суд;
Ладилось не в пользу Матвея, но потом, на беду как-то неожиданно, вдруг судьи, как один захворали. К счастью, показалось истцу – сразу же за тем, как, поохав троица судей губернатора, гуськом удалилась вызвали к разбору иных. Странно, – удивился мужик. – Но, да и спасибо на том, что сообразили прислать более здоровых, на вид; правильно; чем крепше, тем лучше;
Ай да молодец губернатор! – пронеслось в голове, было, приунывшего Парки вслед за появленьем в палате, где велось разбирательство надежных судей. Лихо, что приставил посредничать в беседах сторон с троицею новых служак нового, опять же толковника. Нанятого им накануне, русича, из местных отвел; как-то не особенно кстати. Но, да хорошо: не заставил сызнова платить за пособничество; как бы, помог.
И толмачил новоявленный, свеин, из каких-то людей второго бургомистра, не Пипера существенно хуже, часом, угождая ответчику, в ущерб ищее многие слова пропускал; вышло, ни во что не поставили его, русака. То же, приблизительно – судьи…
Кончили суждение за день. Пеню, восемнадцать ефимков – за напрасный поклёп, как приговорили в суде ставленники лжедобродетеля, принудив затем в слышанных словах расписаться под изображением льва с поднятым у морды мечом – выплатить в доход магистрата. Буде не захочет вносить пенязи, вещал переводчик, оные доправить кнутом, а коли и то не проймет взять двор, доставшийся бесплатно на город.
Ну и справедливость! Как так?! Полный произвол, да и только. Местных урожденцев теснят, с ненавистью глядя на свеев рассудил селянин: с тем, чтобы дома отошли к финцам за какой-нибудь шлант, выходцам с корельских земель; силою сгоняют людей; «Двор – Инке? Станется, с таковских судов!.. запросто», – явилось на ум.
Худо, что свидетелей не было; не смог залучить; родичи, узналось как ехал к городу: в свидках не свидки, прочие, утупив глаза молвили, что им недосуг. Что за невезенье! разор!.. Было и не то и не так, противу того, что вещал рыночный писатель, нотарь. Свидетелей потребовал в суд главный, председатель – живьем… (Добавили б еще восемнадцать!) Лучше бы вообще не пытался жаловаться, сам виноват… Нечто наподобие сицего: струя на портки, ятая на встречном ветру. Где уж, там у нас, в королевстве, скажем поневоле хоть так полная, для всех справедливость!.. Силою добудем поклон. «Яз тебе ужо, погоди! Сам», – проговорил, уходя трижды потерпевший, истец в сторону толковника, Стрелки.
«Вот не ожидал! Почему? Чо эт-то?? – дивился ответчик, подобрав наконец, с длительной задержкою челюсть. – Чо же-тто сие означает: невиновен? Як так? Или же, вчистую оправдан? Двойственность какая-то, дичь! Право же то. Як понимай? – думал, отступая к дверям. – Ясно для чего заменили новыми предбывших судей: дабы угодить губернатору: хозяин! Зачем? Важно ль? Отвертелся, и ладно; мелочь. Не в пример поважнее сицего – зайти на кабак, с тем чтобы отметить глотком ренского нежданный успех… Прямо-таки шкуру дерут – за всё необходимо платить! По-разному; то больше, то меньше. Ну и живота: что ни день с водки на квас перебиваешься. Плати и плати, хочется того или нет… Пиперу бы так, бургомистру, взяточнику; то же – второй, Брюринга. За что посадил, Господи на шею таких?!..»
