© Бычков Ю. А., 2011

Это нельзя так оставить. Теперь и первые лица государства, научившись у телеведущих и всех прочих, кого допускают до телеэкрана, стали не колеблясь, следом за ними говорить «через пару дней», «пару месяцев», «пару лет», «всего пару минут…» Продвинутые в знании русского языка телеобозреватели, тележурналисты, берут выше, выражаются вообще круто – «пару веков» и все тут! А что! Разве век двадцатый чем-то отличается от девятнадцатого?

Чтобы не страдать, не скрипеть зубами, то и дело слыша «пару веков», я сделаю что могу, что повелело мне уважение к родному языку – возьму и процитирую «Словарь русского языка», изданный Институтом русского языка АН СССР:

ПАРА 1. Два однородных или одинаковых предмета, употребляемые вместе и составляющие одно целое. Пара чулок. Пара ботинок и т. д.

2. Две лошади – пара.

3. Два существа, находящихся, действующих вместе. Супружеская пара.

4. Тот, кто подходит другому по каким-либо качествам. Быть тебе под пару.

Пары веков быть не может. Между веками – ой, какая разница! Ни однородности, ни одинаковости.

Утром собирал, добывал и выкладывал на стол ингредиенты будущей окрошки, которую, изнывая от жары, ждут – не дождутся домашние и гости из Москвы. А мне очень хочется, честное слово, хочется соорудить такое кулинарное чудо, чтобы ели, наслаждались, похваливали, остановиться не могли – так вкусно, и спрашивали бы: «Отчего она такая аппетитная, приманчивая?» Секреты скрывать не намерен. С радостью поделюсь, каким образом грамотно, по науке, обратить тот или иной продукт, приправу в крошево, что после заливки по вкусу квасом, московским или ярославским, станет криушкинской окрошкой.

Признаюсь, в моей кулинарной лоции опора на местные природные продукты, на то, что с собственного огорода да переславльского рынка. Пока гости и молодые хозяева спят-почивают, встав по-стариковски рано, вместе с солнцем, иду на огород, оборонив себя от густой утренней росы удобными, свободными для ног, резиновыми сапогами большого размера. Оно, конечно, выходит не как в песне «босиком по росе», однако, если ступить с крыльца босыми ногами, пока дошагаешь до огородных грядок, ноги застынут.

За время хозяйствования нас, москвичей, привыкших ходить не по земле, а по мощённым камнем или залитым асфальтом мостовым и тротуарам, от крыльца до огорода проложена дорожка из щебня и гравия, так что босыми ногами по ней ступать под стать только какому-нибудь Рахметову, памятного старшеклассникам сороковых-пятидесятых годов прошлого столетия персонажу романа Николая Гавриловича Чернышевского «Что делать?». Теперь вот и до озера не пройти босиком. Остался для такого удовольствия и пользы стометровый лоскут пойменной земли с пешеходной торной тропой, протоптанной купальщиками да рыболовами от бойкой автомобильной дороги до плескучей при тихой погоде и клекочущей при сильном ветре кромки вольного водного простора Плещеева озера, дно которого – сплошь мельчайший, светлый, ласковый песок.

Борьба между естественной природной средой и повсеместным на неё наступлением идёт отчаянная. В июльские жаркие дни вдоль автодороги, от Никитского монастыря бегущей вниз, к воде, а далее ровной бетонно-асфальтовой лентой вдоль северо-восточного берега озера до речушки Кухмарки, впритык, одна к другой, заполняют обочины слева и справа, сползают, где только возможно, на луговину, в овражки, на бугры и горушки тысячи железно-пластиковых «коней». На водопой впрямую, на четырёх колёсах, этой могучей «коннице» путь вот уже десять лет как перекрыт вкопанными в землю и забетонированными рельсами вдоль всей береговой полосы. Превентивная мера оказалась весьма эффективной – машины в чистейших водах озера не купаются, и оттого воды Плещеева бензином не пахнут. Не пахнут ещё и потому что давным-давно нет права у граждан, охочих для собственного удобства и удовольствия оглашать просторы озера рёвом и треском моторных лодок. Известно, после этих громких прогулок расходятся радужные пятна по воде. «Дайте лодочку-моторочку моторочку-мотор, перееду на ту сторону, где милый-ухажор». Теперь, если приспичило, преодолевай водный простор на вёслах, а того быстрей получится домчаться до милой или до милого на «тойоте» или «опеле» по асфальту, дав круголя в двадцать вёрст каких-нибудь.

Палка, известное дело, о двух концах: либо ты меня, либо я тебя.

Естественному течению жизни вокруг Плещеева озера пришёл конец. Теперь это дачно-курортная территория. Много сотен лет здесь процветало земледелие и скотоводство. Ныне поля, косогоры, лесные опушки отданы под дачное строительство. Чего там отдано! Продано и продолжает продаваться муниципальными властями, о чём извещают многочисленные рекламные щиты в Переславле-Залесском, растяжки над главной городской магистралью. Переиначивая слова песни Алексея Фатьянова, с недоумением и огорчением, замечу:

Травостой по грудь в приозёрной пойме отдан на потоп и разграбление стихийным толпам отдыхающих. Неплохая, честное слово, трава, мягкая, ароматная, ныне – подстилка для обитателей многолюдного палаточного селища как раз под криушкинской горой, вдоль роскошного озёрного плёса. Ну уж тут, как в трогательной лирической песне:

Будто Мамай прошёл и обложил земли переславльские данью непосильной. Приозёрные луга и камышовые нерестилища стоптаны, земли в окрестностях озера распроданы. Крестьяне, те, что тысячу лет кряду обрабатывали приозёрные земли, изведены под корень. Вымерли. Ни звона косы, ни мычанья коровы, ни петушиного крика перед рассветом, хоть целый день скачи, не услышишь. Один только скрежет тормозов и вой автомобильных моторов. Есть над чем задуматься! Такая вот окрошка получается из естественного желания и необходимости народных масс, так раньше нас называли, сесть в «мерседес», «форд», «ниссан», «жигули» и отправиться отдыхать на Плещеево – прекраснейшее в мире озеро. Сам же призывал к этому Юрий Александрович Бычков, первооткрыватель туристского «Золотого кольца».

Как давно это было – аж в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Увы, как всегда, структуру цивилизованного отдыха не смогли выстроить ни на Плещеевом озере, ни на «Золотом кольце» в целом.

Прости, читатель, что нарушил ход повествования. Вдел автор поутру ноги в просторные резиновые сапоги, чтобы идти на огород за овощами для окрошки, да заговорился на злободневные темы. Я ведь тоже на Плещеево отдыхать приехал… сорок лет тому назад. Красотища кругом. Стою и млею в лучах пока ещё не жгучего солнца, любуюсь тем, как парит облагодетельствованная ночным дождём земля, а сам нахожусь мысленно за триста километров отсюда.

…Начав рассказывать про то, как приступил было к сотворению окрошки в дачном ныне Криушкине, невольно я, старый чеховед (у меня в активе пять пьес, полтора десятка книг и, коли посчитать, едва не полвека служения творчеству, личности А. П. Чехова) кстати вспомнил, что в завязывающей жестокий конфликт третьей главе повести «Дуэль» Антон Павлович дважды говорит об окрошке. Неспроста говорит, не просто так, не только ради обрисовки места действия и отвлечения распетушившихся собеседников от чреватой дуэлью перепалки. Нет и нет! У Чехова за словами: «Самойленко без сюртука и без жилетки, с голой грудью, волнуясь и обливаясь потом, суетился около стола, приготовляя салат, или какой-нибудь соус, или мясо, огурцы и лук для окрошки, и при этом злобно таращил глаза на помогавшего ему денщика и замахивался на него то ножом, то ложкой», в моём сознании, воображении возникает пишущий летом 1891 года в отдалении от шумных столиц, в уединении, простецки устроившись на широком подоконнике арендуемого им у помещика Былим-Колосовского на летний период усадебного дворянского дома, пишет зафрахтованную для «Нового времени» Алексеем Сергеевичем Сувориным «Дуэль», как и я вот в июле 2010-го на Плещееве озере пишу по душевной потребности никем не заказанную «Криушкинскую окрошку».