– Борьку – то чего зазря держать, смотри, какой тощий и психованный какой-то. Не болен ли чем? С него закол и начнем.
Это был смертный приговор, и сегодня его приведут в исполнение. Борька наблюдал, как Василий, взяв в одну руку нож, другой махнул Павлу: давай, мол, приступим, ты заходи оттуда, я отсюда, возьмем боровка в клещи, прижмем к стенке и…
Мужики молча протиснулись в распахнутую дверь сарая.
«Ну, уж, дудки, – мелькнуло в Борькиной щетинистой голове, – так я вам и дался за здорово живешь».
Боровок, пронзительно взвизгнув, сбил Павла с ног и выскочил на свежий воздух, принявшись бешено носиться вдоль изгороди.
– Вот где зараза верткая! – крикнул в сердцах Василий, – Паша, чего смотришь, давай загоняй его обратно!
С полчаса бегали за Борькой мужики, упрели, весь хмель выветрили. Поросенок, наконец, юркнул назад в темный проем. Дверь за ним тут же захлопнули, подперли колом и только тогда облегченно перевели дух.
– Теперь никуда не денется, – судорожно вымолвил Василий, – пускай остынет, успокоится, а мы пока перекурим.
– У тебя сзади под стайкой дыра, оттуда не выскочит? – усомнился Павел.
– Ты что, сквозь нее даже мой куцый кобель, погнавшийся как – то за крысой, протиснуться не смог, а тут боров.
Только он это сказал, как за сараем раздался визгливый, с утробным подхрюкиванием, рев, бревенчатое строение, качнувшись, дрогнуло и из – за угла появился…Борька.
Мужики изумленно раскрыли рты, а боров, зыркнув на них крохотными злобными глазками, вдруг присел, замер на мгновение и, словно разбегающийся олимпиец, рванул к забору. Перед высоким, метра в полтора, препятствием, подпрыгнул и… вмиг оказался наверху. Затем, тяжко перевалившись, плюхнулся с противоположной стороны, прямо в уличную пыль.
– За ним! – заорал Василий, и мужики кинулись к воротам.
Борька тем временем стремглав несся по дороге в направлении реки. Она в этих местах, надо заметить, была широкой, метров триста, с быстрым течением, и берег со стороны деревни крутой, обрывистый.
– Там и поймаем, – хрипло дышал на бегу Василий, – никуда не денется, оглоед.
Но не тут – то было. Стоящий спиною к воде поросенок, едва завидев погоню, внезапно развернулся на месте, подпрыгнул и… бросился в пучину.
Подбежавшие мужики ошарашено смотрели, как Борька, сносимый потоком, торпедой стремился к другому берегу, все больше уменьшаясь в размерах. Вот уж еле видна его ушастая голова с поднятым над водой рылом, а вскоре и она исчезла.
– Утонул, наверное, – устало предположил Василий, – так ему, сволочи, и надо. Пошли домой…
– Погоди! – встрепенулся сосед, – глянь вон туда.
На противоположном, положистом, усыпанном мелким галечником берегу, показался Борька. Вылез из воды, по – собачьи отряхнулся, постоял с минуту, будто переводя дыхание. Затем медленно затрусил к темнеющему вдали леску.
– Пропадет ведь почем зря, – рукавом вытер потное лицо Василий, – моргнуть не успеет, как зверье дикое слопает.
– Однако ж не мы, вот что главное, – многозначительно изрек напарник, – жажда жизни, сам понимаешь…
БЛАГОДАРНОСТЬ ЗВЕРЯ
Бабушку Марьяну мучила бессонница. Кряхтливо сползла с кровати и, наскоро одевшись впотьмах, выбралась на крыльцо – подышать морозной свежестью, успокоить тревожно стукотнувшее старческое сердце.
Было далеко за полночь, деревня давно погасила огни, но отчего – то не стихла.
«Собаки», – не сразу догадалась Марьяна.
И верно, псы в дальних и ближних дворах по неясной причине бесновались, завывая на разные голоса.
«Чего им надо, окаянным, луны вроде нет, еще с вечера затучило», – подумала старушка недовольно.
Своего тявкающего сторожа бабушка не имела, хотя проживала у самой околицы возле леса – ее шебутной кобеляшка с полгода как виртуозно вывернулся из ошейника и утек следом за протрусившей мимо избушки сучкой. Марьяна не о потере жалела – о том, что не осталось рядом ни единого живого существа и оттого, наверное, беспокоится ночами ее усталая душа.
Внезапно в углу двора, возле поленницы, что – то завозилось и, как показалось Марьяне, завздыхало и заскулило.
– Ты что ль вернулся, Пилот? – крикнула она в темень, – нагулялся, шалапут.
Бабушка осторожно спустилась с крылечка и двинулась на звук.
– Поди -ка, милок, сюда, я тебе холочку потреплю…
Нагнувшись, ткнула наугад рукой в теплую шерсть и принялась ласково ощупывать мелко дрожащее тело.
– Нет, не Пилот. Этот гораздо крупнее, мосластей. Значит, случайно приблудился – в ограде дырок полно, вот и пролез. Ничего, касатик, если хозяева твои не сыщутся, у меня жить станешь. Давай хомуток наденем и к цепочке будем привыкать.
Неизвестный пес, еле слышно урча, позволил Марьяне прицепить ошейник и затих у забора. Бабушка сходила в дом, наскоро собрала в чашку съестного, вынесла во двор. Собака жадно накинулась на пищу.
– Ишь, оголодал – то как. Ну да ладно, не скучай тут, я досыпать пошла…
Часов до десяти утра Марьяна во двор не выходила-смотрела, ленясь, телевизор. Отвлеклась лишь, когда кто – то забарабанил во входную дверь. Откинув крючок, увидела на пороге соседа Василия, промышлявшего охотою и тем кормившего семью.
– Ну, ты даешь, Филипповна, покрутил Вася пальцем у виска. Выдь, полюбуйся, кого ты на привязь усадила.
– Как это, кого? Собаку. Ночью забрела, понимаешь…
– Какую к лешему собаку, это же самый настоящий волк!
– Да что ты, господь с тобой! Ну – ка, пойдем, поглядим…
Зверь неподвижно лежал у забора, но как только увидел направлявшихся к нему людей, вскочил, вздыбил крутой загривок и злобно заворчал, уставившись желтыми глазами на Василия. Словно почувствовал в нем исконного заклятого врага.
– Сколько я их за свою жизнь перестрелял, – говорил меж тем Василий, – так что песью породу от волчьей как – нибудь отличу. А ночью, помнишь, собаки выли? И сейчас еще беспокоятся. Это все из – за него. Матерый самец, только уж сильно худющий. Может, больной, или подранок. Но все равно интересно, как это он тебе, Филипповна, в руки дался?
– Сама не ведаю, – пожала плечами Марьяна, – и чего мне теперь с ним делать?
– Пристрелить, чего ж еще. Погоди, сейчас за ружьем сбегаю, мужиков в помощь покличу…
Василий исчез за воротами, а Марьяна осталась стоять, глядя на волка. Сейчас он смотрел только на бабушку и, как ей показалось, смотрел так, будто знал, о чем они говорили с Василием, и какая участь его ожидает.
И Марьяна решилась. Медленно приблизилась к зверю
и, опасливо потянув за ошейник, ласково прошептала:
– Сейчас я тебя освобожу, а ты быстренько к лесу беги, не иешкай.
Волк покорно дал себя отвязать, зачем – то крутнулся на одном месте и… неожиданно лизнул Марьянину руку. Затем стремительно кинулся к тому месту в заборе, откуда, видимо, пришел. И был таков…
Прошла неделя, минула другая, Марьяна о своем ночном приключении с волком уже почти не вспоминала. Тем более, что деревенские, несколько дней обсуждавшие этот случай на все лады, тоже постепенно отсудачились и успокоились.
Но однажды поутру, едва открыв входную дверь, бабушка обнаружила на клыльце тушку зайца. Недоуменно подняла, осмотрела. Шкурка не простреляна, следов от капкана на лапках нет, только шею будто кто клыками прихватил.
Охотничьих презентов ждать Марьяне не от кого, откуда ж тогда косому взяться? Вдруг догадка мелькнула: да, неужели? Вспомнила, что минувшей ночью собаки опять заходились нервным лаем.
Дня через три история повторилась, но теперь у порога бездыханно лежала огненная лиса. А когда некоторое время спустя Марьяна увидела перед собой задранную дикую козу, сомнения исчезли: конечно, это мог быть только тот самый волк. Ее волк. По-своему, по-звериному благодаривший старушку за милосердие.
МАРЬИНА ТЕРАПИЯ
Дед Семен пропал внезапно. Еще вчера бродил, вечно хмельной, по деревне, в надежде стрельнуть взаймы у кого-нибудь из односельчан денежную мелочь. Или, на худой конец, стопку-другую самогона.
