Литмир - Электронная Библиотека

Привет

Меня зовут Алиса. И мне уже «несколько за пятьдесят». Я все время чувствую какую-то нестыковку в этих двух фактах. В моем представлении человек, носящий имя Алиса – это существо всенепременно молодое и яркое; а если тебе «несколько за пятьдесят», то к этому имени должно что-то еще прилагаться, чтобы оно не вызывало недоумения, например – фамилия Фрейндлих, фамилия блистательной актрисы. И тогда уже все равно и когда ты родилась, и как выглядишь. На ближайшую обозримую вечность яркость и молодость подается в комплекте с именем. Увы – мне это уже не грозит.

В один прекрасный момент периода «несколько за пятьдесят» начинаешь понимать, что ничего уже не стоит начинать, а то, что уже начато – можно ведь и не успеть закончить, чтобы порадоваться сделанному. Как-то уже не ощущается будущее, не строятся планы – а если уж и приходится их строить, то с оговоркой: если успею…

Если посмотреть на себя со стороны, то у меня все распрекрасно – есть хороший дом, хорошо оплачиваемая работа, умница дочь, две маленькие внучки; еще, слава Богу, жива мама; замечательные друзья, сад с розами, кошки, которые настаивали, что они должны жить именно у меня, и чудный бежевый лабрадор Мартин – подарок друзей, единственное зверье в доме, попавшее ко мне в некоторой степени официально… Что еще надо, чтобы встретить старость!

Но – дом не достроен, перманентный ремонт забирает все деньги моей зарплаты и все остатки нервов, дочь живет далековато и с внучками приезжает редко, на мне одной забота о саде, животных, машине…. Дочь живет своей жизнью и не очень-то интересуется моими заботами… Хотя иногда делает вид. Работа вроде как раз по мне… но эту работу я получила всего три года назад, а надо бы лет на пятнадцать раньше, когда еще жив был муж и я еще чего-то хотела от работы, кроме денег… Одиночество, постоянное перенапряжение, куча решений, которые я должна принимать, ежедневно и ежечасно, – а решать уже ничего не хочется! Переусталость, постоянная слабость, головная боль, тоска… «И ску…, и гру…, и некому ру…».

Уныние, мерзкая плаксивая жалость к себе накатываются обычно по дороге с работы. В остальное время мой мозг занят. Я еду домой, и это не лучшее настроение за рулем! Надо как-то выбираться. Опять. И ведь я все прекрасно понимаю и даже учу других. Учу, что счастье – это штука, которая живет внутри! Всегда! Выдается всем в огромных объемах, принимает разные варианты ощущений – радости, участия, любви к родным, к дому, к запахам, к лету, к снегу, к маме…

Густые кипы зелени деревьев в парке на фоне упавшего темно-голубого неба, птицы, теплый тугой ветер весны – можно было захлебнуться… Ощущение полной гармонии мира! Огромные крылья за спиной. Полеты во сне. Весь этот дивный дар дается нам при рождении…

А потом тебя обижают, и ты обижаешься. Потом что-то недодали, недопоняли, не погладили или погладили против. А, главное – додали, допоняли, погладили кого-то другого – пусть даже правильно и вовремя! А мы заметили, зацепило, – погрустнели, занесчастились, внутри завелась гадость, – и шагреневая кожа счастья начала скукоживаться, морщиться, уменьшаться каждый раз, когда ощущаешь себя несчастным, обделенным, обиженным; иногда даже просто безрадостно уставшим.

Что-то пошло не так – слышен хруст сжимающегося счастья. Обидели – еще хруст… А вроде как по делу обиделся… А скоро уже и не слышно. И даже радость новой весны, прозрачности моря, густоты неба – все, скорее, ощущения по памяти! Из прошлого… Они не сбивают с ног, так – констатация факта… Просто приятный релакс. Ненадолго.

И большинство из нас подходит к возрасту «за» с таким маленьким клочком этого счастья, что его уже и не найти в куче накопленного расстройства, усталости, груза ответственности всякого рода, жалости к себе, а то и вообще откровенной гадости!

Но оно ведь есть, оно никуда не исчезает совсем! Просто закопано, запылено, усохло! Его надо вытащить, постирать, встряхнуть, заполнить ветром и солнцем…

И самое печальное. Очень мы все умные – особенно я… А вот способа, как все вернуть, не знаю.

Темнота, снег усиливается, легкий мороз, потоки реагентовой жижи на дороге. Мимо проносятся джигиты на небюджетных автомобилях, обдавая машину тучами темных брызг. Дворники деловито елозят по стеклу в попытке расчистить постоянно окатываемое грязью стекло. «И ску…, и гру…, и некому ру…».

Наконец, подъезжаю к дому, ставлю мою Сандеру, обзываемую «Санькой», в гараж, вхожу в дом, и… – тридцать килограммов отчаянного, захлебывающегося, визжащего лабрадорского счастья окатывают меня с головы до ног! Лобастая голова бодается и ласкает, глаза ищут глаза, лижутся руки и все, что можно достать открытого (напрыгивать строжайше запрещено), хвост вообще скоро оторвется, если там, конечно, мозоль не наросла… Надо проверить! Обнимаю Мартина, пытаюсь успокоить… Я с тобой! С тобой! Позади его вихляющегося зада, кругами, задрав трубой хвосты, ходят коты, вернее один кот и две кошки… Кот, именуемый Стэнли Кубрик, начинает самозабвенно драть половик, кошки – Маша и Чуня – урчат как холодильники, фланируют, изгибаются и кокетничают как чувствительные гимназистки позапрошлого века… Мартин лезет обниматься, сердце у него так стучит, что я каждый раз напоминаю себе спросить у ветеринара, сколько радости оно может выдержать.

– Только собаки умеют быть счастливыми, – грустно вплывает томная мысль.

– Мэ-э-а-а-у! – басом вопит Кубрик.

– И коты!

Коты

У меня три «как бы моих» кота. И еще два – «как бы не моих». Статус отличается только тем, что «мои» могут гулять по всему дому. «Не моим» перемещение ограничено. Они как бы на пансионе, с медицинской страховкой и уборкой. Впрочем, остальные тоже – только апартаменты попросторней.

Кроме кошечки Чуни, которую я подобрала в луже слепым котенком по собственной инициативе, остальные пришли сами и оч-чень настаивали, что они мои и должны здесь жить. Я честно отбивалась, а они начинали болеть, страдать, беря меня измором. Взяли…

Из «не моих» – совершенно дикая кошечка Ляля и кот Кузя. Ляля живет в гараже, безумно обожает кота Кубрика, который отсылается в гараж каждую ночь – спать. Не подумайте чего неприличного – все кошастые стерилизованы: он отправляется спать в гараж, чтобы могла спать я! В противном случае ранним утром он начнет громко орать, требуя завтрака и внимания. Вместе с Лялей они смотрятся необычайно импозантно. Стэнли Кубрик – черно-белый, толстый, очень меховой, нахальный; и кошка Ляля – изящная, нежная, очень пугливая, гладкая и также черно-белая. Она вокруг него черно-белой лебедушкой плавает, изгибается, урчит, интересничает, – а он, в лучшем случае, профланирует мимо к миске, а то и оплеуху ей вкатит лапой; она, бедная, отойдет в сторонку и глядит на него преданными глазами. Иногда, правда, дожидается и ласки с его стороны – лизания головы между ушами… Дивная пара!

Гараж находится в доме, зимой достаточно тепло, но я все-таки кладу маленькое электрическое одеялко в качестве подстилки для Ляли. Как правило, Кубрик его не занимает: он толстый, меховой, ему и так жарко.

«Не мой» Кузя – имеет доступ в котельную и прилегающую комнатушку – пришел от соседей, где тоже был «не свой», а так – на постое. А потом соседи завели собаку, которая ненавидит котов. Ему пришлось уйти. Ошивался в соседних дворах, я его тоже подкармливала. В округе только частные дома, подвалов в открытом доступе – прибежища городских кошек – нет; и однажды, поздним вечером, в мороз, в свете уличного фонаря я увидела, как под елкой он зарывается на ночь в снег от холода… А что бы вы сделали?

Чуня – самая миниатюрная и самая старшая. Я ее подобрала почти сразу после смерти мужа. Уже прошло 14 лет…

Красавица и умница Маша – в предках были персы, она удивительно красивой раскраски: рыжее, белое и дымчато-серое. Морда ровно посередине прямой линией разделена на рыжую и дымчатую часть. Пришла беременная, исхудавшая до того, что слово «гладить» не соответствовало действию – рука переваливала по буграм хребта. Таких не бросают… Пристроили котят, стерилизовали… Так и живет.

1
{"b":"685219","o":1}