Сплоченность и координация действий букашек стали вызывать в Уильяме смутное чувство обиды и зависти. "Нет, ну ты посмотри, а!" - со злостью шептал мистер Браун и все явственней ощущал желание рассорить муравьев. Он прекратил давать им сахар. Точнее -- сыпал всего несколько крупиц в день. Букашки делили эти крохи между племенами, скармливали своим неуклюжим маткам. Постепенно, крайне экономно выедали накопленные запасы. Рабочие особи слабели, больше не ворочали спички и листья. Некоторые издохли и были съедены остальными. Однако война за пищу, вопреки ожиданиям мистера Брауна, так и не началась.

   Тогда он испробовал другое средство: возобновил поставки сахара, а кроме того, влил в банку столовую ложку оливкового масла -- которое, по мнению Уильяма, должно было представлять для букашек редкостное лакомство. Вот теперь ожидания человека оправдались с лихвой: стайка муравьев окружила жирное пятно и отпихивала, отшвыривала от него иноплеменцев, пока несколько букашек таскали в ближайшее укрытие промасленные крупицы сахара. "Вот так-то! - отметил Уильям, потирая руки. - А то, понимаешь..."

   За мартом пришел апрель -- переменчиво сухой и дождливый. Мир бурлил сенсациями, которые вливались в линзы Уильяма Брауна с передовиц газет. На Торонто грохнулся метеор -- к счастью, без жертв. В Карибском бассейне открыли нефтяное месторождение -- и тамошние карликовые диктатуры сцепились меж собой, под пристальными взглядами авианосцев Дяди Сэма и эсминцев Ее Величества. По никому не нужным странам Африки прокатился никем не замеченный голод... Скука. Уильям с трудом заставлял себя дочитывать статьи. Мокрой губкой заботливо протирал стекло банки, влага оставляла разводы -- точь в точь как на окне после дождя. Мистер Браун салфеточкой доводил стекло до идеального блеска, укреплял на носу очки и пускался в наблюдение.

   Как общаются между собой букашки? Все акустические версии мистер Браун отверг чисто интуитивно. Просто не верилось, что настолько мелкие существа способны производить слышимые звуки. Язык жестов? В лупу становилась заметна пара усиков на голове каждого муравья, пребывающая в постоянном движении. Усики колыхались, подрагивали, сгибались и распрямлялись без видимой цели. Конечно, Уильям не питал никакой надежды расшифровать эту микроскопическую символику. Но сама идея о том, что букашки способны увидеть и понять жест, пришлась человеку по душе.

   Он отодвинул лампу от банки и направил ее на свободный участок стола. Скрестил пальцы рук и принялся манипулировать ими в луче света. На стекло банки падали причудливые тени: морда лающей собаки, человечек с коляской, летучая мышь. Спустя минут пять Уильям навел рефлектор на муравьиное жилище, чтобы проверить эффект, и довольно хихикнул в усы: множество букашек выбрались из убежищ и расположились на песке головами в его, Уильяма, сторону. Он вновь внес ладони в луч света и с удвоенным усердием взялся метать тени на стекло. Его ожидало разочарование: когда он вновь пригляделся к содержимому банки, то не увидел на открытом песке ни единого муравья -- все ушли в убежища, утратили интерес к театру теней.

   "Хм..." - протянул Уильям и прошелся по дому. Сгреб в охапку мелкие и занятные вещицы, какие нашел: блестящее заварочное ситечко, моток ниток с вонзенными в него накрест иглами, свинку из дутого стекла, модель вертолета "Апач", будильник в форме глаза, двухдолларовую банкноту. Расположил все это сценическим полукругом около банки, максимально живописно, с большими интервалами между предметами; осветил лучами ламп.

   Спустя час нетерпеливого ожидания Уильям заглянул в емкость. Букашки выбрались из убежищ и взялись за свои повседневные дела: запасали сахар, рыли норки, перетаскивали спички. Но никто из них не проявлял ни малейшего интереса к экспозиции за стеклом. Больше того, если присмотреться, становилось ясно: букашки избегали смотреть в сторону человеческого хлама! Если какой-нибудь муравей замирал хоть на секунду, то всегда - головой к центру банки и задницей к освещенной выставке.

   "Ну, нет!" - заявил мистер Браун. Он извлек из рамы свое собственное фото - огромное, по меркам насекомых, десять на четырнадцать дюймов. Гордый мистер Браун в сапогах и охотничьем камуфляже возвышался на фоне двухэтажного дома - вот этого самого, в котором жил. Он прислонил фото к стеклу и обрушил на него струю электрического света. Вышел экран - ослепительный, довлеющий над хрупким муравьиным мегаполисом. С чувством свершенного дела Уильям Браун отправился спать.

   Газеты следующего дня пестрели новыми сенсациями. Кажется, было нечто о параллельных мирах или об атмосферных аномалиях... Мистер Браун бросил беглый взгляд и заметил лишь то, что исчезли картинки авианосцев. События внутри стеклянной тыквы - вот что было поважнее. Одно из убежищ переместилось! За ночь букашки разобрали его и собрали заново - в противоположном от фотографии конце банки!

   "Да вы издеваетесь!" Уильям Браун сунул руку внутрь емкости с порывистым желанием разнести на куски все муравьиные строения... Вдруг остановил себя, отдернул ладонь. Что-то неясное, им самим непонятое, но остановило. Тогда он разыскал карандаш и воткнул в песок. Минута, другая, третья прошла. Когда первый, самый отчаянный или бестолковый из муравьев, взобрался на жало карандаша, мистер Браун подхватил его и вынес из банки.

   Насекомое замерло на грифельном острие в нескольких дюймах от носа Уильяма и уж теперь оно определенно смотрело на человека. У букашки просто не было выбора: Уильям развернул ее усатой головкой к себе. Усики свисали неподвижны. Муравей боялся пошевелиться. Боялся, вероятно, даже вздохнуть -- если в остальное время он дышал.

   "Ну, как тебе большой внешний мир?" - спросил мистер Браун и опустил муравья на стол. Тот заметался на полированной поверхности. Банка находилась всего в футе от него, но несчастный муравей понятия не имел, как его тесный мирок выглядит снаружи. Он побежал по спирали, все расширяя круги и поминутно замирая в разных положеньях -- на юг головой, на запад, на восток. По кругу, по кругу, без малейшего намека на направление. Чувства его были очевидны: насекомое мечтало вернуться в банку.

   Уильям сжалился над ним и поднес кончик карандаша. В ту же секунду букашка вспрыгнула на жало. "Умный!.." - похвалил Уильям и вдруг, внезапно, им овладело странное чувство: неправильности, уродливости, грешности его действий. Не по отношению к данному конкретному муравью -- а вообще. Все, что проделывал мистер Браун с обитателями банки, представилось ему мерзким, приторным злодеянием.

   Он бросил карандаш вместе с букашкой на песок, накинул куртку, подхватил стеклянную емкость и вышел в теплый поздне-апрельский лес.

   - Ну, потом я отыскал то самое место, где нашел их, раздвинул кусты и положил, значит, банку на бок -- так, чтоб букашки могли выползти. Тепло уже было, так что в лесу они прекрасно обустроились. Больше я их и не видел.