Зачем признавать итог «игры»? Но ничто не вечно. Порядок постепенно навели, однако дети, они никуда не делись. А они тоже хотят жить. Преданные всеми, они находили свой путь. Бригада Хаоса, Герои… названий много, объединений тоже очень много.

Они старались держаться вместе, помогая друг другу мстить, а тут такой подарок — в их мир пришло что-то чуждое. Деньги и разумные потекли рекой в их ряды, совершенно не подозревая о том, что сам виновник торжества лишь радостно потирает руки и приценивается к их душам… Ведь столько материала! Столько гнили!

Столько грехов! Атрум был вне себя от счастья, наблюдая с высоты птичьего полёта за этими разумными. Благодаря им он сможет надолго отсрочить энергетический голод его собственного мира. За это он воздал хвалу этим разумным: они собрались все вместе, специально подставляясь для его жатвы. Пора было ставить сферу отрицания, и он её поставил, сделав снова лишь на чуть меньше, чем созданный противниками барьер. Лидеры неожиданно поняли, что мир по ту сторону барьера остановился и время идёт только внутри барьера…

В пространстве начало витать просто огромное количество энергии, что уходило на поддержание барьера. Атрум на своих пламенных крыльях завис в воздухе. Увы, даже со всей своей силой он мог поддерживать этот барьер не очень долго, поэтому он оставил жатву на стаю, а сам, удерживая врагов внутри барьера и не давая им уходить, стал собирать главную ценность, что может предложить это место — души. Несколько ловушек для душ стали неспешно летать вокруг него, начиная собирать первых жертв.

Послышались первые выстрелы, совершаемые винтовкой Ёко, что стреляла прямо с крыши их дома, ведь вся территория школы была отцеплена от остального мира. Выстрелы освещали мрак вечера, и после каждого выстрела падал очередной падший.

С небольшими вспышками рядом с Атрумом появились его вороны, что тут же покрылись своими световыми доспехами и стали защищать вожака, который удерживал барьер. Они летали вокруг него, оставляя после себя световые полосы, что причудливо извивались и растворялись спустя пару секунд, их оружие рисовало в пространстве разводы, создавая причудливый танец света в полумраке.

То тут, то там пролетали золотые молнии, которые были наполнены как энергией падших, так и демонов. Акэно не разменивалась по пустякам и атаковала всей своей мощью, и по противникам били молнии, что прожигали их до костей, испаряя плоть и кровь. К сожалению, по летающим целям было не так просто попасть, но кого это интересует?

И вместо врагов молнии Акэно стали попадать по воронам Рэйналь и Калаварнер, что метались в воздухе, защищая лидера. Вот только вместо прожаренных девушек в результате молнии стали покрывать их доспехи, и теперь они тоже искрились электрическими разрядами, как и сама Акэно.

И это дало своеобразный результат: теперь все, кто оказывался близко, получали свой «заряд бодрости». Внизу же расцветали деревья из молний, что накрывали собой сразу по десятку противников, начисто их выжигая, и даже их многочисленные щиты и амулеты слабо помогали против стихии.

Охота продолжалась. В другом конце этой обширной территории развлекались Адинэ и Зеновия. Каждый их удар отнимал жизнь, каждое движение несло смерть. Они не пользовались магией, они просто танцевали, идеально дополняя друг друга и образуя свою «Симфонию смерти»… этот танец завораживал и восхищал своей красотой. Если присмотреться, то можно было увидеть дорожки крови, что следовала за их оружием — огромными двуручными мечами, порхавшими в их руках, будто зубочистки, зависая на несколько секунд в воздухе.

На лицах девушек играли лёгкие полуулыбки. Не сражения их интересовали, и не сильные враги. Лишь их танец — то, где можно показать всю себя и пройтись по лезвию бритвы. Им просто нравилось танцевать с оружием, нравилось чувствовать его вес, нравилась та гамма ощущений, когда каждое движение может привести к смерти. Сладкая опасность, что так манила и привлекала девушек, раскрылась в полной мере.

Ведь они доверяли друг другу, они знали каждое движение партнёра и подстраивались под него. А сражения и враги — это тлен, не заслуживающий их внимания. Всё окружение для них было всего лишь помехой, которая не стоит даже внимания. Для них во всём мире существовали лишь они сами, их танец и их оружие, песня, создаваемая его свистом, песня, что заставляла их двигаться дальше и петь её, Симфонию разрушения.

Эта сюрреалистичная картина повергла в шок и трепет тех немногих, кто мог различить лица девушек. То, что происходило на этой территории, не поддавалось никакому осмыслению. Полуулыбки, которые в обычное время были бы прекрасными и завораживающими своей красотой у этих девушек — всё это приковывало взгляд разумных.

Только симфония смерти не останавливала свой ход, и очередной засмотревшийся враг разрывался на кусочки сдвоенным ударом девушек — и даже так он не сразу понимал, что уже умер. Однако капельки крови, летающие вокруг них, попадая на лица людей, выводили их из плена иллюзии и сталкивали с суровой действительностью.

Мечи проносились в опасной близости от их тел, рисуя на их броне узоры из крови, которая впитывалась в живую одежду. Наклон головы Адинэ — и меч Зеновии проносится в опасной близости от её шеи, чтобы разрезать очередного врага. Едва уловимое смещение Зеновии в сторону — и меч Адинэ проносится со свистом прямо перед её носом, слегка окрашивая её волосы в красный и разрубая врага от паха до головы.

На заднем плане мелькали световые вспышки, золотые молнии и огненные шары, что, взрываясь, добавляют новые звуки в Симфонию смерти, звучавшую здесь. Свист мечей, раскаты грома, взрывы, предсмертные крики и стоны — всё это сливалось в одну песню, что поют девушки.

Остальные звуки как будто заглушались, и в этой песне вокалистом выступала Гаст, своими криками добавляя новых красок в песню, что звучала вокруг. И, не выдержав этого ужасающего, но прекрасного зрелища, ряды противников дрогнули — слишком это всё для них было… чуждо.

В отдалении и по краям барьера стали пытаться его пробить многочисленные дезертиры, которые старались убежать от этой вакханалии чистого разрушения. Они не были готовы умереть такой смертью. Но это им не помогло, и они неожиданно стали лишаться голов. От одного к другому следовала струйка крови, что оставалась на косе, не стеснявшейся бить их в спину, ведь они были всего лишь дезертиры и предатели. Да, понятно, что своя жизнь дороже, но тогда зачем они сюда полезли?

Однако Присцила не спрашивала их, ей их мысли и мотивы были совершенно безразличны. Они атаковали их, и за это они падут перед ними. Кто пришёл убивать и разрушать, сам нарвётся на их гнев. Она не чувствовала абсолютно ничего по отношению к врагам, она просто убивала их. Один удар, исчезнуть, появиться за спиной другого, снова удар, снова исчезнуть… Она не воин — она убийца. И сама девушка это прекрасно понимает, только её никто не заставляет убивать. Она просто делала то, что должна, не больше и не меньше.

Но даже звуки, издаваемые её косой во время удара, вплетались в эту причудливую песню. Удары косы рассекали воздух и тела противников, не встречая сопротивления, и те со слабым чавкающим звуком распадались на неровные лоскуты. Даже Присцила стала частью танца, что танцевала вся стая, и война была их музыкой. Звуки битвы, предсмертные стоны, влажный звук расходящейся плоти — всё это вплеталось в песню охоты.

Многие, видевшие этот танец, лишились рассудка, предпочитая безумие открывшейся им реальности, и смерть стала для них избавлением. Ведь видеть столько одновременных смертей вокруг в столь малый промежуток времени и видеть алую дорожку, что следует от одного человека к другому, очень и очень страшно. Никто просто не понимал, что забирает их жизни, а непонятное пугает.

В другом же конце этой территории проходила битва красного дракона и белого. Они перебрасывались ударами и не могли нанести друг другу много урона.