--Получается, что сбежал, испугался,- угрюмо размышлял Николай на досуге.- Даже попытки встретиться, увидеть не предпринял.

   Эти мысли терзали его все больше и больше. И чем дальше уходило судно от Провидения, тем горше становилось на душе. В конце концов пришло понимание, что они не оставят его, пока не примет какое-нибудь решение.

   С окончательным выбором помог определиться старпом. Видя его мучения, Михаил Иванович с сочувствием сказал:

  --Это для дурака в жизни все ясно. Умному не одну головоломку в жизни приходится решать. Иногда лучше ошибиться, чем ничего не предпринимать. То, что не сделаешь, - никогда не поправишь!

   И все же решение оставить прежнюю работу Николаю далось нелегко. Он понимал, что круто меняет свою жизнь. Возможно, не найдет себя в новых обстоятельствах. Но и жить с таким раздраем в голове больше не мог.

   Последним штрихом, подтолкнувшим Николая к бесповоротному шагу оставить судно и экипаж, стало признание капитана, что Тинун не только хорошо танцевала в тот день, но и отменно "зажигала" с ним в постели. Да так, что он готов ради встречи с ней под любым предлогом еще раз заглянуть в Провидения.

  --На часик-другой, но не более. Она из тех женщин, что годятся только для развлечений, но никак не для семейной жизни,- говорил капитан.

   Адресовал он эти слова, в первую очередь, Николаю, желая оградить молодого человека от опрометчивого решения. И когда штурман, несмотря на все уговоры, все-таки объявил о своем намерении оставить судно, капитан пустился в грубую философию:

   - Любовь, конечно, - штука сильная. Отбивает мозги в любом возрасте. Но я так считаю: умный человек может быть влюблен как безумец, но не как дурак.

  Увещевания старших товарищей, однако, не возымели своего действия. Николай остался непреклонным в своем решении. Не стал ни с кем делиться, что истинной причиной ухода является вовсе не Тинун, а Соня.

   О сыне Николай Белов вспоминал редко. Реальность этого факта никак не хотела приживаться в его сознании. И новая встреча, которая произошла сразу же после его нового появления в Провидения, ничего не изменила в этом плане. Только, когда он обнимал Владика, что-то теплело у него в груди и заставляло его пристальнее всматриваться в черты лица юного паренька. К своему удивлению, он стал замечать в нем некоторые черты схожести с собой, в том числе и в манере разговора.

   По приезду в Провидения пытался узнать и о Тинун, но ее в это время в райцентре не было. Она довольно прочно завоевала себе место в ансамбле народов Севера и часто выезжала на гастроли в другие регионы.

   Вернувшись в поселок, Тинун в первую очередь навестила тетушку Сони. Хорошо, что она и открыла ей дверь. Николай в это время был в военкомате, становился на воинский учет. Татьяна Леонидовна ни словом не обмолвилась о том, что он в поселке. Женщины посидели на кухне, попили чай с домашними пирогами, посудачили о том о сем и разошлись.

   Тинун узнала о приезде Николая, когда вездеход администрации района уже увозил его в село. Помог сводный брат Владимир Туккай, который работал в гараже администрации. Тинун узнала кто пассажир вездехода, когда тот уже сворачивал в распадок между сопок. Дернулась, было, бежать вслед, но, поняв бесперспективность такого поступка, остановилась.

   Несмотря на радушное и почтительное отношения сельчан, Николай трудно привыкал к новой для себя обстановке. Особенно тоскливо себя чувствовал, когда Соня уходила на работу. Пропустила она всего лишь несколько дней. Но затем в мастерскую поступил новый большой заказ, и ей пришлось с полной отдачей включиться в производственные заботы.

   Белов одевался поплотнее, благо в последний рейс в районы Арктики приобрел у импортных фирмачей добротные комплекты меховой одежды, и уходил к берегу моря. Кромка воды была уже прочно скована льдом, а чуть дальше море дышало неукротимой свободой. Волны накатывались на ледовое поле и крошили его. И эти отзвуки борьбы стихий докатывались до самого берега. Лед с глухим вздохом вздымался и тут же, как бы выдыхая лишний воздух, снова укладывался на прежнее место. Николай понимал, что пройдет еще некоторое время и ледяная стихия победит в этом извечном споре, закует значительную часть моря в ледяной панцирь до лета.

   Белов из разговоров знал, что охотники села с нетерпением ждут этого часа, чтобы отправиться на зимнюю добычу морского зверя. Неспокойная морская стихия делала покров льда неровным, в некоторых местах льдины трескались и расходились, образовывая полыньи. В них и появлялись тюлени. Искусство охотника в том и заключалось, чтобы среди обширных ледяных полей, сплошь и рядом вздыбленных нагромождениями льдин, найти полынью и выследить лахтака или акибу, выбравшихся на поверхность поваляться на льдине, и не спугнуть их раньше времени.

   Не сидели охотники сложа руки и в этот переходный период. Готовились к охоте на пушных животных - песцов, лисиц, росомах, зайцев, горностаев. Приглашали с собой и Николая. Но Соня ему объяснила, что это не более чем простая любезность. Никто из охотников не любит, чтобы хоть кто-то из чужаков вторгался в его охотничьи угодья.

   Такие же участки были в свое время и у ее семьи. Отец ее Владимир Кузьминов в основном занимался морским охотничьим промыслом в составе бригады. Но это летом. Зимой же, как и многие другие, с азартом охотился на пушных зверьков. Не оставил этого занятия даже продвинувшись по службе. У него были свои охотничьи угодья в районе Кувэна и Халюскино, а в излучине небольшой реки Мейнирен поставил свой небольшой балок. В нем была железная печка, чтобы обсушиться, спрятаться от непогоды, примус, кружки, запасы чая, настил из досок под лежанку. Конечно, здесь могли найти приют и спрятаться от пурги и другие охотники, но негласно балок все же считался их семейным. Соня любила наводить в нем порядок, следила за чистотой. Помогала отцу раскладывать приманку и ставить капканы.