- Соображаешь, Бонни?

  О чем соображаешь?

  - О свободе слова.

  - Почему?

  - Почему собираю свободу?

  - Почему слово свободное или не свободное.

  Слово - сотрясение воздуха.

  Нет воздуха, нет слов.

  - В безвоздушном пространстве слова летают без воздуха.

  Они переносятся лучами.

  - Лучи переносят слова из воздуха в воздух.

  - Тогда кто переносит бактерии, если лучи переносят слова?

  - Бактерии болезнетворные сами переносятся.

  - Куда?

  - Из тела в тело.

  - Зачем?

  - Чтобы неповадно было.

  - Кому?

  - Всем!

  - Всем бактериям?

  - Ага! - Мы иссякли в философской беседе.

  Наставник Жакомо по политической философии учил нас, что мысли должны течь легко, свободно, как речка без преград.

  Не нужно напрягаться, когда думаешь.

  Все, что сказано - истины и верно.

  Все слова имеют право на свободу.

  Мы поверили мистеру Жакомо, но затем усомнились.

  За мысли, которые свободно вылетали вместе со словами из Наставника, сэра Жакомо лишили свободы.

  Теперь его свободные слова томятся в клетке.

  - Бонни, мы ночь на складе не спали, - я зевнула.

  - И нисколько не хочется спать сейчас, - Бонни отчаянно зевнула и прикрыла ладошкой ротик.

  - И не будем спать, потому что не хотим, - я убрала ладошку подружки и накрыла ее губы своими губами.

  Проснулись мы неизвестно через сколько времени.

  Откуда время в гиперпространстве, которое не существует?

   - Восхитительно, - я потянулась.

  - Более, чем восхитительно, - Бонни забросила ножку на мой животик.

  Мы восхищались восхищением великим долго, пока не изнемогли от восхищения.

  - Позавтракаем! - Бонни подошла к мешку с рисом.

  - Или поужинаем, - я из бидона зачерпнула в котел кружку оливкового масла.

  - Тогда лучше пообедаем, - Бонни добавила в котел сахар. - Обед - он больше, чем ужин и чем завтрак.

  Мы кушали степенно и много.

  - Бонни, если мы сейчас не прогуляемся на свежем воздухе, то рискуем есть и есть, пока не умрем от обжорства, - я тяжело дышала.

  - Компьютер, посадка в Космопорту Натура, - Бонни отдувалась, словно в нее накачали планету воздуха.

  Вид за окном сменился с цветной радуги гиперпространства на серую дымку утра на Натуре.

  - Джейн, у меня сердце скачет, как бешенное, - Бонни взяла мою руку и приложила к своей левой груди.

  - Бонни, сердце под грудью, а не в ней, - я перевела дыхание. - Я и так вижу, что ты волнуешься, потому что у тебя груди увеличились.

  - Натура, я так волнуюсь, - на глазах моей подружки выступили слезы. - С этого космодрома мы часто летали на экскурсии, когда были маленькими, а потом - в гимназии.

  - Неужели, нас не обманули, и память о нас стерта у всех наших родных и знакомых? - я проглотила комок ностальгии.

  Или - комок рисовой каши с сахаром и оливковым маслом...

  - К нам гости? - Бонни промокнула слезы платочком. - Как себя вести?

  - Как вели, так и поведем, - я ответила беспечно.

  К фрегату подкатил автомобиль космодромной таможенной службы.

  Из него вышли толстый и тонкий таможенники.

  - Мы на Натуре, - я счастливо засмеялась, словно до этого момента не верила, что мы прилетели домой.

  Таможенники, как и положено на Натуре, были голые, лишь в ботинках и носках.

  - Есть кто в корабле? - толстый таможенник постучал кулаком в дверь Авроры.

  - Странный вопрос, - я открыла дверь. - Здравствуйте... господа. - Я не знала, как теперь обращаться к таможенникам.

  Мы же с Бонни теперь военные особые пехотинки.

  Обязаны ли мы говорить таможенникам - сэр, дон, господин, или можно без приставок.

  - О, мадемуазели военные, вы тоже родом с Натуры? - Толстый таможенник оценил наш голый вид. - Отличные сапожки, фрау.