Оганес Мартиросян
День войны
Книга стихов
Буханка хлеба льется из окна
и на асфальте пребывает лужей.
Кому нужна великая страна?
Куда приятней есть с подругой ужин.
Ласкать ее дыханием своим,
пускай с добавкой горьковского пива.
Сигара распускает руки – дым.
Я выдыхаю облако лениво.
Внутри него сознание свое
разбрасываю, как носки и тапки.
Хемингуэй купил себе ружье,
пересчитал оставшиеся бабки.
Немного поболел за Ливерпуль
во имя или ради Лудогорца.
Пустил в свою могилу пару пуль.
Достаточно безумно ныне солнце.
Оно покрыто пеплом и золой,
плюясь и исходя смертельным ядом.
Летают книги в небе над землей
и ищут корм птенцам своим – тетрадям.
* * *
– Ты не пиши об этом, иностранец,
поскольку не изменишь этот мир, -
промолвил сединой богатый старец
и осушил бокал за бизимдир,
безжалостный, кровавый и железный.
– Он сбудется в предутреннюю рань,
когда глотка воды не будет пресной. -
В дыму марихуаны Ленкорань
напоминает о такой забаве,
которая из золота и мглы.
Сегодня позабыть никто не вправе
про Сумгаит, Баку и Ходжалы,
иначе жизнь вокреснет и погаснет
и всё вокруг окажется в гробах.
В одной забытой и далекой басне
кипит вулкан Нагорный Карабах
и покрывает всю планету лавой -
нутром и содержанием армян.
Рукою левой не исправить правой.
Идет до человечества баран,
чтобы погреться жаром от жаровен,
где говорят сырые провода:
"Азербайджан не будет завоёван
никем, ничем, нигде и никогда".
* * *
Реальность растеклась
по улице, как лужа.
Плывет в реке карась,
действительности нужен
на четверть и на треть.
Большие выходные
желают умереть.
Философы стальные
летают в вышине,
пронзая птиц и птицу
по имени Мане.
Иванушке сестрица
дает испить вина
с вершины Аю-Дага.
Пинает Кантона
грузина или дага
за то, что тот порвал
его трусы и бутсы.
Какой грядет провал!
У Бродского ебутся
два голубя в краю,
где жил когда-то Данте.
Я медленно пою
и слушаю анданте
вполуха у себя
в квартире из решеток.
В историю гребя,
старуха в девять соток
сажает некий факт
из жизни Скотланд-Ярда.
Стихи – это инфаркт
поэта – миокарда.
* * *
Одно и то же, день за днем куколд
купается в побитой сбоку ванне.
Печальное, немыслимое кольт
рассказывает льву в его саванне.
Там образы летают полутьмы,
касаясь павианов и жирафов.
Печально создавать умом умы.
Мой каждый день предельно одинаков.
Он создан из креветок и рачков.
А что поделать, доллары пылают
в глубинах фиолетовых зрачков.
Хорош в постели солнечный нокаут.
Ему не надо истину искать.
Она сама везде его находит,
кидает расторопно на кровать,
насилует на ней и на природе.
А что такого? Надо же ему
иметь детей от вымученной правды.
Везут фургоны выпивку в тюрьму.
В ней зекам раздают бутылки крафта.
И тени Петь, Сергеев, Слав и Вить
глотают пиво, слушая, как где-то
кричит Куприн: "Нас не остановить -
да здравствует эпоха нейронета!"
* * *
"Душа оживает на все времена,
когда попадает в ад,
но ты лишь меняешь свои имена". -
"Тебе я примерно рад,
едя одиночество, горе, весну". -
"Ты лучше купи себе
какую-нибудь за валюту страну". -
"Я так одинок в борьбе,
что ветер – мой самый изысканный друг,
поскольку я с ним на ты". -
"Ты – Гамлет, Печорин и Маленький Мук,
рисующий там холсты,
где нет человека по кличке Ван Гог". -
"Пускай, я творец сего". -
"Меня изнасиловать ты бы не смог,
раз весишь ты ничего,
каких-нибудь сто пятьдесят киловатт,
своей пустотой светя". -
"Я просто всевышнего злой плагиат,
игрок, Коктебель, дитя,
десятки холмов и три тысячи ям,
которые ждут огня". -
"А что это там приближается к нам?" -
"Война против всех меня".
* * *
Наводишь на цель в виде кролика маузер,
доставшийся от Микояна тебе.
Идешь в интернет, открываешь в нем браузер,
вбиваешь пробел, пребываешь в борьбе
с загадочным вирусом, юзером, хакером
и душами мертвых, живущих в сети.
Рисуешь в блокноте оранжевым маркером.
Тебе с человечеством не по пути,
поскольку тебе выходить не положено.
Дорога твоя – на Юпитер и Марс.
Поэтому ты одинока, ухожена
и любишь в театре смотреть трагифарс,
в котором играют твои незнакомые,
огромные люди из мяса и жил.
В задаче любой ты дана как искомое.
При взмахе твоих парацельсовских крыл
пугаются дети и прячутся женщины.
Сейчас ты танцуешь одна на балу,
на коже руки замечаешь две трещины.
Тебя провожает сегодня Балу,
ведет до дверей тупика Красногорского,
чтоб ты отмечала свое Рождество.
Опасно писать, потому что Домбровского
убили ожившие книги его.
* * *
Пластик повсюду сует себя,
требуя жизни своей запредельной везде.
В сторону солнца в лодке гребя,
думаю о Мелконяне, Мхитаре и Нжде.
Пробую суть тех армян познать,
что победили дракона из первых времен,
но проиграли ему опять:
головы новые вырастил попросту он.
Самые крупные города
завоевал ради низменного торжества.
Шизофрения – это когда
над водою показывается голова.
* * *
Прощание придет в сей мир весьма нежданно.
Оно зажжет повсюду цифру пять.
Ты выйдешь замуж за седого капитана,
постелишь ему небо и кровать.
На них положишь ветку вербы и две груши,
а также представления свои
о водах, о земле, о солнце и о суше.
Давай с тобой глотнем в кафе аи.
Попробуем сместить с постов свои акценты,
