Нет, они не сошлись больше, но простила. Претерпела Лена все невзгоды. В один период крыши над головой не было, при монастыре с сыном жила. Батюшки деньгами помогали. Но со временем Лена выкарабкалась из ямы, начала подниматься и созрело решение: надо не только просить помощи у Бога, Богородицы, но и благодарить. И не так – свечку поставил, перекрестился и дальше пошёл с чувством выполненного долга. Сын растёт, пусть с крышей над головой туго, но кредиторы отстали… Всё по молитвам к Богородице. Просила, умоляла, и Она помогала, вразумляла… Пора благодарить. Реально. Хотя бы полы в храме помыть, шторы выстирать, ещё что-то… Не абстрактно, деньги дал и забыл… Что-то надо делать.

Лена, как говорилось выше, не из мечтателей, предающихся сладким грёзам на диване: если бы да кабы во рту выросли грибы, был бы не рот, а целый огород. Принимая решение, тут же бросается его выполнять.

К тому времени Лена стала ездить по святым местам. В тот раз надумала совершить паломничество к чудотворной иконе Божией Матери «Чимеевская». Взяла с собой сына, ему три года было, и племянника…

Приехала на вокзал минут за сорок до поезда, расположились в зале ожидания. И произошло маленькое чудо. В соседнем кресле расположился, значительных размеров дядька – крупная голова, выпирающий живот, обширная лысина. Габаритный экземпляр. Но не этим привлёк Лену. Мужчина, развернул газету и углубился в неё, шумно дыша.

Лена от нечего делать скосила глаза в газету и выхватила строки о строительстве часовни в честь иконы Божией Матери «Владимирская». В каком месте строится, не успела прочитать, мужчина начал переворачивать страницу, Лена зачастила:

– Не перелистывайте! Не перелистывайте!

Мужчина отпрянул от соседки, как от сумасшедшей. Мало того, беспардонно влезла в его газету, ещё и командует.

– Женщина, я вам что – стенд для газет или библиотека с ногами? – возмутился. – Купите да читайте сколько не лень!

Лена не смутилась от такой реакции, в голове было одно – возводится часовня в честь «Владимирской». Побежала в киоск, купила газету, из которой узнала про Тамбовку, монахиню Евгению, строительство часовни во славу Пресвятой Богородицы.

Лену охватил восторг, который испытывает человек, сделавший открытие. Вот ответ на её вопрос: как благодарить Богородицу. Самое что ни на есть реальное дело – часовню строить! И какую – в почитание «Владимирской». К восторгу тут же примешалась паника: она уедет в Чимеево, без неё всё сделают, гвоздя не успеет заколотить. Часовня не храм, могут в одночасье поставить. Газета пишет: сруб есть…

Лена готова была отложить Чимеево до лучших времён. Была бы одна, так и сделала, посчитала: нехорошо будет, мальчишкам наобещала. Сын, ладно, маленький, а племянник…

В Чимеево перед чудотворной иконой об одном просила: «Матерь Божия, помоги поучаствовать в строительстве часовни в Твою честь!» О здоровье сына просила и о часовне.

Вернулась домой, кого из православных знакомых не спросит, никто не знает Тамбовку и матушку Евгению. Принялась читать акафист Пресвятой Богородицы, и как вразумление: ведь в Никольском Казачьем соборе можно разузнать у священников.

В ближайшее воскресенье пошла на литургию, а в храме монахиня Евгения.

В газете было фото, Лена запомнила, и вот она матушка. Никогда раньше в Никольском не встречала её, а бывала здесь часто. Лена есть Лена, обрадовалась при виде матушки, подлетела:

– Ой, матушка Евгения, меня к вам Богородица прислала часовню строить.

Нетрудно представить реакцию монахини. Посмотрела на заполошную женщину и отошла. Молча. Дескать, человек возбуждён, пусть остынет для начала, придёт в себя.

«Стою, – описывала Лена ситуацию, – думаю: что дальше-то делать? Строительство часовни – это как наказ мне Богородицы, его надо выполнять. Про себя думаю: похоже, палку перегнула со своими эмоциями. Надо спокойнее себя вести, налетела бурей… Смотрю, матушка достаёт просфорницу. Из белой с серебристой нитью ткани, из такой шьют облачение священников. Смешно вспоминать, тогда не знала термин – просфорница. Меня опять подхватило, принесло к матушке:

– Ой, матушка, у вас такой красивый кисетик! Где вы его взяли?

– Монахини сшили, – ответила матушка.

– А подарите мне! Я давно мечтала о таком!»

Лена не только не разрядила ситуацию – усугубила. Матушка обеспокоенно посмотрела на неё, развернулась и пошла к клиросу.

«У меня мысль, – рассказывала Лена дальше, – насела на матушку, подумает, человек не в себе. И решила исповедаться, а там видно будет. Встала в очередь на исповедь. И не заметила, как матушка подошла ко мне, трогает за руку:

– Возьми, – протягивает просфорницу, – дарю. Ведь меня к тебе Богородица послала. Утром поднялась и почему-то пошла в этот храм, а не в Скорбященский, куда обычно хожу. Теперь понимаю, Богородица привела».

После службы матушка начала рассказывать Лене, что никакой часовни ещё нет.

– Ой, – обрадовалась Лена, – как хорошо! Буду с самого начала строить!

– Лена, чего хорошего! Благодетелей нет, денег нет, кирпича на фундамент нет. Батюшка Сергий помог со срубом, нашлись добрые люди, поспособствовали доставить брёвна, кроме этого ничего пока нет. Только что немного денег, совсем мало…

Лена, охваченная восторгом открывающейся перспективы, стала уверять монахиню:

– Матушка, построим, всё сделаем! Все будет хорошо! Для Богородицы ведь делаем! Она к вам на помощь спустилась с неба, значит и сейчас поможет!

– Дай-то Бог, Лена.

В то утро Катя Деревянченко решила сбегать в Новопокровку, проведать родителей. Больше года не удавалось вырваться из Омска домой. Работали в швейной мастерской по законам военного времени – почти без выходных. Но и в Тамбовке был тот же график – от зари до зари. Совхоз специализировался на крупном рогатом скоте, горожан – женщин и девушек – определили на ферму. «Всё для фронта – всё для победы!» – писали газеты, так было и на самом деле. Работа на ферме для Кати, выросшей в деревне, была привычной: доила коров, кормила бычков, не составляло труда при надобности запрячь лошадь в телегу и съездить за кормами. Небольшая ростом, даже маленькая, но крепко сбитая, ловко обращалась она с вилами и лопатой. Бригадир ценил безотказного и умелого работника, когда Катя подошла с просьбой отпустить на один день домой в Новопокровку, дал ей выходной.

– Я отработаю! – горячо заверила Катя.

– Куда ж ты денешься. Беги-беги повидай отца с матерью! Прямо сейчас пойдёшь?

– Нет, утром, как рассветает.

Они работали в Тамбовке вторую неделю, и всё это время Катя искала момент, как бы сходить домой. Путь неблизкий. Если идти через Преображеновку по накатанной дороге – шестнадцать километров. По просёлку, минуя Преображеновку, – двенадцать. Второй вариант осложнялся тем, что весной и в сырое лето на просёлке встречались болотистые, труднопроходимые участки, нынешний август дождливым не назовёшь, не должно быть воды. Можно срезать путь, махнуть через гриву. Пусть идти по лесу, без тропы, зато точно посуху, и дорога километра на полтора-два короче.

Она проснулась перед рассветом. Умыла лицо под чугунным рукомойником, в нетерпении стуча соском, – скорей-скорей бежать. Хотелось быстрее выйти на дорогу, вдруг бригадир передумает. На душе было светло – сегодня увидит маму, папу, выспится на своей кровати. В Тамбовке жили в бараке, спали на полу. Оно бы и ладно, и на полу можно выспаться, кабы не блохи – житья не давали. Барак сырой, низкий, строился без ума, пол близко к земле. Условия лучше не надо для земляных блох. Они жадно набросились на горожан. Кто-то посоветовал полынью гнать их. Женщины щедро нарвали травы, набросали в углах, под стенами, на пол в надежде – уйдут или хотя бы попрячутся. Нет, на тамбовских блох полынь тамбовская не действовала, только злее становились. А днём – мухи. Рядом со скотом их водилось предостаточно. Под осень надоедливые, кусучие. Когда садились за стол, они лезли в рот, садились на творог, который давали им каждый день. Кормили плохо. Триста граммов хлеба на день, обязательный творог, который быстро надоел. Супчик какой-никакой.